Читать книгу Великий комбинатор возвращается! - Илья Риф - Страница 8

– Не плачь девченка, пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди… – жалобно тянули стриженые «салаги», путая ноги и сбиваясь в строю в кучу.

Старшина Джелиев Владимир Маврович, молодецки гарцуя по плацу в сияющих на солнце хромовых сапогах, звонко командовал:

– Левой, раз, два, три, раз, три, шире шаг! Стой! – старшина недовольно выматерился.

   Воинская часть, в которую привезли на срочную службу Остапа Бендера-Задунайского, располагалась в пустыне одной из Среднеазиатских республик, уже трещавшего по всем швам Советского Союза.

Территория, густо заселенная воинскими частями, городскими учреждениями и жилыми домами, была опутана тремя рядами колючей проволоки с тревожной сигнализацией, сторожевыми вышками и контрольно-пропускными пунктами. Так что, люди годами жили в огромной тюрьме (назовем ее условно Плацдармом). Плацдарм разделялся на две территории: на одной, большей его части, располагались воинские казармы, штабы и вспомогательные службы, а на другой половине, отделенный от первой большим, искусственно насаженным парком, располагался так называемый "город" с гостиницами, магазинами, школами, Домом Офицеров и жилыми кварталами для офицерских семей. Надо сказать, что в свое время, стройбатовцами по обустройству Плацдарма была проделана громадная и непосильная работа. Всю территорию Плацдарма отсыпали привозным черноземом, посадили огромное количество деревьев, обустроили бассейны с фонтанами, оборудовали системы полива, построили множество различный зданий и сооружений.

В летнее время жара достигала пятидесяти градусов по Цельсию; от недостатка влаги и изобилия солнечного тепла листья на деревьях вяли, в домах и казармах стояла страшная духота, а на улице было еще жарче; вынужденные жить и работать в этом аду люди, ждали только одного – ночи; в полночь жара спадала и начиналась жизнь…

Люди собирались на берегу полувысохшей глинистой азиатской реки на Источниках, – это были естественного происхождения сероводородные источники, струи которых извечно били из-под земли в этом месте. Источники оборудовали в виде фонтанов с бассейнами, в которых и охлаждали свои раскаленные за день тела жители Плацдарма. Здесь распивали спиртные напитки, играли в карты, устраивали танцы, знакомились и заводили любовные интрижки. В общем, Источники были своеобразным ночным бродвеем заключенных в ограде Плацдарма людей. Река-же, как уже сказывалось, летом представляла собой почти полностью пересохшее русло, которое можно было перейти вброд по колено, и несла свои глинистые воды куда-то на юг. Но люди с большим удовольствием купались в желтой глинистой жиже, омываясь затем в лечебных чистых и прохладных сероводородных струях. Кроме того, в реке водилась большая диковинная рыба-змейголов (что-то среднее между удавом и лягушкой), но несмотря на свой необычный вид, рыба эта была очень вкусной и пользовалась у аборигенов Плацдарма большим спросом.

По большому счету, люди, прибывающие на территорию Плацдарма, попадали в особый, отделенный от Большой Земли, мир, и начинали жить по законам замкнутого, ограниченного от всего остального мира пространства. Они пользовались свободой, но только в рамках охраняемой вооруженными людьми территории; они могли свободно идти в любую сторону, но в любом случае приходили к колючей проволоке, и давящее тяжелое чувство замкнутого пространства рано или поздно начинало доминировать в их сознании, и люди, сами того не замечая, постепенно менялись и тихо сходили с ума. Впрочем, это сумасшествие не было заметным, так как все вокруг тоже были жертвами Плацдарма. Со временем на Плацдарме сложился особый, отличный от всех остальных цивилизаций, стиль жизни. Большая часть офицеров и прапорщиков несла боевые дежурства на ракетных площадках, которые соединялись с Плацдармом лучами железнодорожных веток, по которым бегали мотовозы-тепловозы с пассажирскими вагонами, которые и доставляли расчеты на дежурства. Дежурства длились по две недели; по возвращению на Плацдарм офицеры, одуревшие от сидения в подземных бункерах, пускались, что называется, во все тяжкие. Самыми популярными местами развлечений среди офицеров считались офицерское кафе "Кокарда", Дом Офицеров , прозванный Пентагоном, и, конечно-же, Источники.

Кстати, "Кокарда" славилась случившейся здесь трагической историей, которая всколыхнула все местное общество и не только.

Служил в караульном полку начальником штаба майор Коркин Константин Романович, тридцати лет отроду, и была у него полногрудая статная красавица-жена Полина. Вот эта самая Полина и была заведующей офицерским кафе "Кокарда", где прожигали свою жизнь и пропивали денежное содержание офицеры Плацдарма. Кафе, по тем временам, было оборудовано по высшему разряду: здесь были и кадушки с пальмами, и шелковые занавески, и магнитофон с усилителем, и бар с рыжей барменшей Люсей; по вечерам в "Кокарде" играл эстрадный оркестр, состоявший из солдат роты обслуживания КЭЧ ( квартирно-эксплуатационной части), с солисткой Анжелой, женой прапорщика Онучина, который заведовал подсобным хозяйством караульного полка Плацдарма. Хозяйство у Ивана Онучина было большое и хлопотное: несколько свинарников, три птичника, ферма крупного рогатого скота, теплицы, пекарня, баня и даже своя пасека. Все это хозяйство обслуживалось солдатами срочной службы, которые овладевали здесь специальностями далеко не воинскими, но никто из них на службу не жаловался. Все-же приятнее доить коров или кормить свиней, чем под палящим солнцем летом, или на ледяном ветру зимой нести караульную службу, бегать по раскаленному плацу с ручным пулеметом или сидеть неделями в пусковой шахте, лысея и теряя потенцию от радиации.

   Итак, офицерским кафе заведовала красавица-блондинка Полина, жена начальника штаба караульного полка майора Константина Коркина. Надо отметить, что свое хозяйство Полина держала в отменном порядке, имела множество полезных знакомств, знала поднаготную всех и вся, и нерешаемых вопросов для нее не существовало. Кафе состояло из огромного общего зала, где одновременно могли разместиться человек триста, уютного банкетного кабинета на двадцать-двадцать пять персон, и генеральского номера с кожаными креслами и диванами, предназначенного для приема высокопоставленных чинов. В кафе всегда был аншлаг.

Генерал-майор Марченко Иван Васильевич, который единолично командовал Плацдармом, слыл человеком гостеприимным, славился отменным хлебосольством и особым умением принимать высокое начальство. Надо сказать, что его успешное продвижение по служебной лестнице во многом, если не во всем, зависело от умения угождать начальству и быть просто необходимым человеком. Когда Ваня Марченко окончил среднее военное училище тыла и был направлен для прохождения службы в глухой таежный спившийся гарнизон Забайкальского военного округа на должность начпрода отдельного автомобильного батальона, он не растерялся и не стал пить горькую, как большинство молодых офицеров, попавших из столичных училищ в безъисходные дыры. Ваня с искренним рвением принялся за обустройство своего небольшого хозяйства, основательно разваленного его предшественником-капитаном, который с острым приступом белой горячки попал в окружной госпиталь, где и содержался до поступления приказа о комиссации с военной службы. На берегу реки была построена парная банька с кабинетами для интимных встреч и каминным залом с мангалом. Прямо из парилки открывалась дверь, из которой можно было нырнуть в речку или плюхнуться в снег. Настоящие парильщики, знающие толк в русских банях, понимают, что ощущение контраста между парной и снегом, или ледяной водой, неповторимо, и очень полезно для здоровья. И зачастило в дальний батальон дивизионное начальство; командование парилось в баньке, пило дармовую водку, обжиралось медвежьими шашлыками и хвалило хозяйственного начпрода. В ближайшем поселке Ваня Марченко наладил знакомства с прекрасным полом и по потребности в баньке появлялись длинноногие и длинноволосые создания, которые ни в чем не отказывали высокопоставленным кавалерам. На любителя приглашались и представительницы коренного местного населения – маленькие черноволосые девицы с раскосыми глазами и выдающимися скулами. Про них говорили, что у них "хозяйство" поперек и некоторые инспектора хотели проверить это самолично; "хозяйство" оказывалось как у всех остальных, но инспектора все равно были очень довольны.

– Хороший ты парень, Ванюшка! – пыхтел на верхней полке парилки командир дивизии генерал-майор Фоменко.– Надо тебе звание досрочно присвоить, а Ванюшка изо всех сил поддавал кедровым распаренным веником по огромной генеральской заднице.

Года через три Ваня Марченко был уже капитаном и как-то, во время загульного веселья в гостеприимной баньке, генерал Фоменко, тиская, примостившуюся на генеральских коленях черноглазую бурятку Галю, сказал: «Ванька, а хороший ты все-таки парнишка! А не хочешь-ли ты в академию?

Так Марченко попал в Военную Академию Тыла и Транспорта. Учился он старательно, не пъянствовал по ресторанам и не таскался за юбками, а на третьем курсе женился по большой взаимной любви на выпускнице педагогического института, черноглазой сельской девушке Катерине. Надо отдать должное Марченко, что во время банных застолий, которые устраивались для начальства, он никогда не напивался, контроля над собой не терял и услугами девиц легкого поведения не пользовался.

После окончания Академии, получив по выпуску подполковника, Марченко был направлен начальником тыла дивизии в один из отдаленных военных округов. Здесь, уже имея более широкие возможности, подполковник Марченко в живописном месте на берегу лесного озера построил небольшой оздоровительный комплекс с гостиницей, рестораном, крытым бассейном и настоящей финской сауной, с массажными кабинетами и спортивным залом. Здесь он и принимал высокое окружное и министерское начальство, выполняя все их прихоти и пожелания. Обслуживающий персонал оздоровительного комплекса сплошь состоял из молоденьких женщин и имел строгий приказ: быть с гостями поласковее. За подполковником закрепилась слава хорошего и гостеприимного парня, испекции в дивизию ехали с большим удовольствием, легко ставили отличные оценки на весенних и осенних проверках, так что командир дивизии не мог нарадоваться на начальника тыла, и года через два Марченко досрочно получил звание полковника. А вскоре, генерал армии Выговский, занимающий высокий пост в Министерстве, после бурной пьяной ночи с официанткой Ларисой, довольно похлопывая себя по огромному животу, прорычал: «Хороший ты парень, Ванька! А хочешь стать генералом?»

Через месяц полковник Марченко получил приказ сдать должность и отправиться к новому месту службы.

   По прибытию на Плацдарм Марченко взялся за работу очень серьезно: он лично проинспектировал подчиненные ему службы и подразделения, поменял несколько заместителей, ввел строгую отчетность командиров частей за выполнение приказов, заставил руководителей хозяйственных подразделений создавать хоть какой-нибудь уют для обитателей этой большой своеобразной тюрьмы. Сам-же Марченко взялся, и очень серьезно, за обустройство условий необходимых для приема высоких гостей; офицерское кафе "Кокарда" было его детищем. Также, в искусственно насаженном парке, за отдельной оградой, была сооружена Генеральская дача – особая гордость полковника.

Генерал Выговский, посетивший Плацдарм, был очень доволен приемом, который организовал его "протеже" и ко дню Советской Армии тридцативосьмилетний Иван Марченко получил звание генерал-майора.

   Банкет был в разгаре; пили за день Армии, за генеральское звание хозяина Плацдарма, стоя – за "милых дам"; но главной причиной торжества, которое устроил новоиспеченный генерал, был приезд высокого гостя. Во главе стола сидел генерал-лейтенант Корих Аркадий Францевич, инспектор из Министерства, а главное – Зять! Генерал Корих был зятем высокопоставленного партийного функционера; таких зятей в Советской Армии было великое множество. Для них специально придумывались самые невероятные должности, им присваивались высокие звания, они были неприкосновенны и начальства над ними, практически, не было. Таким зятем и был генерал-лейтенант Корих. Эти, ожиревшие от безделья и пъянства субъекты, ездили в свое удовольствие по городам и весям, ничего не делали, восседали на торжественных приемах в свою честь, были привыкшие к угодничеству и поклонению. Но было одно "НО": не приведи господи не угодить такому высокому инспектирующему лицу! Если ему что-то не понравилось, то пиши "пропало". Нагадить такой недовольный "зять" мог изрядно; все боялись этих паразитов и везде оказывали им прямо-таки царское почтение. Будучи еще курсантом столичного военного училища, Аркаша удачно познакомился с дочкой партийного босса, соблазнил сопливую девченку и ее, уже беременную от этого испорченного молодого балбеса, вынуждены были выдать за него замуж. С тех пор жизнь его и карьера пошла в гору… Корих быстро стал генералом, имел огромную квартиру в Москве, дачу на Южном берегу Крыма и, занимая должность Инспектора Министерства, пользовался неограниченной свободой и делал то, что хотел. Генералу Кориху было сорок лет, он был очень высок, широкоплеч, от традиционного офицерского пъянства его толстая морда была пунцовой, а огромное брюхо придаволо ему особую партийно-генеральскую солидность. Генерал-лейтенант в сопровождении многочисленных адьютантов ездил по гарнизонам и частям, любил шумные застолья, охоту и рыбалку и, в сущности, был неплохим веселым парнем. Но самой большой его страстью были женщины!

– Иди сюда, Ванюша, – Корих, пошатываясь, привлек к себе Марченко и обнял за плечи. – Предлагаю тост, товарищи офицеры, за нашего хозяина, за нового генерала! – генерал-лейтенант поднял бокал. – За тебя, Иван Васильевич! – выпил до дна и расцеловал смутившегося генерал-майора в обе щеки.

Марченко вытянулся по стойке смирно и громко, как «Ура» на параде, прокричал:

– Спасибо, товарищ генерал-лейтенант, уважаемый Аркадий Францевич! Служу Советскому Союзу! Разрешите поднять бокал?

– Пей! – махнул рукой Корих.

Марченко поднял бокал и выпил до дна; присутствовавшие офицеры встали и, завистливо поглядывая на молодого счастливчика-генерала, тоже опустошили рюмки.

– Слышь, Ванюша! – начал было Корих, и вдруг замолчал.

– Слушаю, товарищ генерал-лейтенент! – вытянулся Марченко.

– Кто это? – Корих тяжело задышал. – Кто это? – повторил он снова и кивнул в сторону двери.

– Это Полина Коркина, заведующая офицерским кафе. Она лично контролирует поваров и официантов, чтобы все было на высшем уровне, товарищ генерал-лейтенант, – отрапортовал Марченко.

Корих сжал локоть генерал-майора и прошипел ему на ухо:

– Ванюша, ты меня знаешь, – я в долгу не останусь…

– Понял. Аркадий Францевич, завтра на Даче она будет Вас обслуживать за ужином, – Марченко принял стойку смирно.

– Да уж постарайся, голубчик! – Корих потрепал генерал-майора по щеке.

   Утром следующего дня, начальник штаба караульного полка майор Коркин убыл в срочную командировку в Москву, и был тому очень рад, ибо жить за колючей проволокой, да еще и охранять ее, было невообразимо тошно! С тех пор так и повелось: как только с проверкой приезжала комиссия во главе с генералом Корихом, майор Коркин уезжал а командировку, а по результатом проверок хозяйство генерал-майора Марченко получало самые высокие оценки. Так продолжалось довольно долго, но шила, как известно, в мешке не утишь, и, как водится, о приключениях величественной Полины и высокого Генерала знали все, кроме счастливого мужа, который всегда о своих рогах узнает последим. Даже солдаты караульного полка были в курсе этого деликатного дела, и ведали все подробности тайных встреч на Генеральской даче. Один только майор Коркин, солдаты которого охраняли его жену и похотливого генерала во время их оргий на даче, был в счастливом неведении, с большим удовольствием ездил в командировки, откуда привозил своей Полинушке дефицитные подарки.

   Офицеры живо обсуждали и осуждали неверную Полину, но сказать майору не решались; так и помалкивали в его присутствии.

Как-то в офицерском общежитии сообразили преферанс; как водится, много пили и трепались о предстоящих отпусках и бабах.

– Слышь, Костик! – врач полка лейтенант Валерий Зайцев налил Коркину полный стакан коньяку. – В понедельник поедешь в Москву, – купи мне презервативов импортных, в смазке, с усами, – врач пошатнулся. – Да заодно и себе прикупи.

– Да никуда я пока не еду! – отмахнулся Коркин, – Сдавай, Валер, карты…

Зайцев пъяно ухмыльнулся:

– В понедельник приезжает генерал Корих, значит, ты уезжаешь, – не унимался врач. – А резинок себе купи, – неизвестно, кого этот Корих, и где имеет, подхватишь после него букетик разноцветный.

– Коркин непонимающе посмотрел на врача.

– Что ты несешь, Заяц?!

– Не прикидывайся дурачком, Костик! – врач выпил коньяк. – Генерал Корих к нам – ты в Москву, а Полина твоя – на генеральскую дачу.

Зайцев не успел договорить – кулак Коркина попал врачу прямо в переносицу.

– Ты что делаешь, рогоносец! – лейтенант схватил бутылку с коньяком и ударил майора по голове; бутылка разлетелась в дребезги.

Офицеры бросились друг на друга и, сцепившись, покатились по полу; присутствовавшие в комнате, командир роты капитан Туловчиков, по прозвищу Тулуп, и заместитель командира полка по хозяйственной части старший лейтенант Борис Кравцов бросились их разнимать. Им удалось растащить Зайцева и Коркина по разным углам и немного успокоить. Преферанс был сорван; Коркин, с запекшейся на голове кровью, матерясь и порываясь ударить врача кулаком, забыв фуражку, убежал. Валера Зайцев, уже сильно пьяный, ругал всех и вся на чем свет стоит, и хлестал без закуски коньяк.

– Ну, зачем ты, Айболит, сказал Костику? – Боря Кравцов разводил руками. – Оно тебе надо было?

– Противно, Боря! Понимаешь, противно! – кричал пьяный врач. – Так и твою жену затрахают! Ты что, тоже терпеть будешь?

Капитан Туловчиков поддержал Зайцева:

– Так каждая тварь генеральская наших жен будет пользовать, а мы молчать будем! Валерка прав! – Тулуп, схватив врача за уши, крепко поцеловал в лоб.

Кравцов непонимающе смотрел на офицеров; ему, собственно, было все равно, что там могут сделать с его женой. Тридцатишестилетний старший лейтенант Боря Кравцов выбился в офицеры из сверхсрочников, и ничем в жизни не интересовался, кроме охоты и пьянства. Женился Боря на своей Валентине для порядку, ибо не женатый тридцатилетний офицер, как он считал, вызывает подозрение у начальства. Делами жены Крвцов не интересовался, воспринимал ее как удобный и необходимый элемент жизни. Валентина была "сильской дивчиной" из белорусского Полесья; вышла замуж за Кравцова через неделю после их знакомства, а через неделю после свадьбы Боря увез ее на Плацдарм. Жизнь на Плацдарме, после деревни и тяжкой работы на свинарнике в "родном колхозе", Валентине казалась раем. Кравцов пристроил жену на не обременительную и доходную работу: кладовщицей продовольственного склада. Жена стирала, убирала в квартире, варила любимый Кравцовым украинский борщ и, главное, в мужнины дела не вмешивалась, и не мешала его основному занятию – охоте. У старшего лейтенанта Кравцова был великолепный арсенал охотничьего оружия: здесь были и немецкие штучные одно, двух и трехствольные ружья, скорострельные многозарядные карабины, сибирские многоствольные оленебои, мелкокалиберные вертикальные двустволки "Белка" с оптическим прицелом и много другого оружия. Но самой большой гордостью старшего лейтенанта был двенадцатиствольный огнемет, изготовленный по его личным чертежам на Тульском оружейном заводе. Предназначалось это чудо охотничьей мысли для стрельбы с движущегося автомобиля-вездехода и крепилось на специальном, вращающемся на триста шестьдесят градусов, кронштейне, закрепленном в крыше автомобиля-вездехода. В неизмеримых, опоясанных колючей проволокой степях, окружающих Плацдарм, водились несметные стада сайгаков. Охота на этих среднеазиатских коз, – сайгак был чем-то средним между оленем и дикой козой, – и было самым излюбленным занятием старшего лейтенанта Кравцова, для чего он и приспособил свой служебный Уазик, снабдив его необычным вооружением. Кроме того, на юге Плацдарма располагался каскад больших степных озер с болотистыми, поросшими густым тросником, берегами, где жили стада диких кабанов. На свои охотничьи вылазки Кравцов всегда приглашал сослуживцев и собутыльников. Его постоянными спутниками были полковой врач лейтенант Зайцев, командир роты Туловчиков, которые ничего в охотничьих делах не понимали и на охоте ничем другим, кроме пьянства не занимались. Приглашались от случая к случаю и другие офицеры, которые также принимали активное участие в вооруженных буйствах Бори Кравцова. Надо отдать должное Кравцову, – охотником он был отменным и никогда без богатой добычи с охоты не возвращался. При старшем лейтенанте всегда находилось два-три солдата-узбека, которые чистили рыбу, варили уху, разделывали дичь, жарили шашлыки, готовили шурпу и плов.

Как-то всей компанией выехали на озера на кабана. Вечером много пили, а утром Кравцов завалил большого кабана и, как водится, «по первой крови» пьянство продолжилось. Принимал охотников местный егерь Женя – так он представлялся, переиначивая свое настоящее труднопроизносимое туземное имя. Он всегда гостеприимно встречал Кравцова, которого очень уважал – старший лейтенант никогда не приезжал пустым: всегда привозил и сахар, и соль, и макароны, и, главное, – водку! На этот раз Женя выставил охотникам большой казан тройной ухи, приготовил мясо по-казахски и бараньи шашлыки. Кроме этого, Женя приготовил сюрприз: на тонких деревянных палочках запек на костре нежное белое мясо, которое так и таяло во рту. Пили пятидесятиградусную водку "Особую", запивая кипящей ухой. Кто пробовал такое, – никогда не забудет; ощущение неповторимое! Врач полка Зайцев, как всегда, много пил, много ел, травил анекдоты и, он особенно это любил, заливал о своих многочисленных любовных победах. Все знали, что Айболит по большей части врет, но врал врач смешно и интересно, так что вся компания с большим удовольствием слушала его байки. Что касается лейтенанта медицинской службы Валерия Зайцева, то надо отметить, что он был не кадровым офицером, а двухгодичником, – это был особый вид офицеров, которых прямо со студенческой скамьи призвали на действительную военную службу, но, по сути своїй, эти лейтенанты оставались такими-же бесшабашными студентами, как и на гражданке.

Зайцев был врачем в третьем поколении; до призыва в армию он окончил ординатуру и был знающим хирургом, но на военной службе слыл ловеласом, пьяницей и картежником. Была у полкового врача одна странная особенность: он был брезглив; никогда не здоровался за руку, всегда носил в стерильном футляре столовые принадлежности, в интимных отношениях с дамами всегда пользовался презервативами; сто раз на день мыл руки и постоянно протирал все вокруг дезинфицирующими растворами. Это у него было наследным от матери – профессора медицины.

   Егерь Женя подливал в стаканы водку и подкладывал в солдатские миски жирный плов с бараниной, – плов был отменным. Под очередной тост, "За первую кров!", Женя поднес гостям необыкновенный шашлык из нежного белого мяса; выпили и закусили – шашлык был вкуснейшим. Зайцев обгладывал третий шампур и особенно хвалил чудную закуску.

– Кто угадает, из какого мяса сделан шашлык, – егерь поднял вверх белый шампур, – тот получит боченок моего кумыса.

Женя делал отменный кумыс и приз действительно был заманчивым. Долго гадали и думали, но так никто верного ответа не дал. Стали просить хозяина открыть тайну.

–Ладно! – Женя пододвинул в круг накрытую тряпкой миску и что-то из нее вытащил. – Вот!

Изумленные охотники увидели, что егерь держит в руке шкурку большой болотной лягушки.

– Вот! – Французский диетический деликатес, – похвалился гостям Женя.

   Охотники весело зашумели:

– Давай, наливай под деликатес, под лягушку, по стакану!

– Выпили по стакану пятидесятиградусной и навалились на лягушатинку. Никто в пьяной трепотне не обратил внимания на доктора, который неожиданно замолчал и начал зеленеть. Вдруг в груди у него что-то заклокотало, изо рта пошла пена, он свалился на бок и стал кататься по земле. Его рвало, он задыхался и глаза его страшно вылезли из орбит. Подбежавшие охотники навалились на врача, прижали его к земле и попытались успокоить. Но все было напрасно: врача выворачивало на изнанку и била сильная дрожь.

– Держите его! – Женя налил полный стакан водки и влил в глотку доктора.

Зайцев немного подергался, затем широко зевнул, свернулся на земле калачиком и заснул мертвецким сном. Вот такая история приключилась с брезгливым врачом Зайцевым на охоте, после которой он стал еще брезгливее, и с Кравцовым на охоту ездить перестал, что не мешало ему пьянствовать со старшим лейтенантом в других местах.

   На следующий день после драки с Зайцевым, майора Коркина вызвали в штаб бригады и отправили в срочную командировку в Москву. В строевой части майор оформил командировочные и проездные документы, зашел к жене на работу попрощаться, и на служебной машине выехал к московскому скорому на узловую станцию, находившуюся в пятидесяти километрах от Плацдарма. Прибыли на станцию как-раз к поезду, который делал остановку всего на две минуты; Коркин попрощался с водителем и погрузился в свой вагон. Далее действия майора были более чем странными: минут через сорок поезд остановился на следующей станции; начальник штаба, захватив чемодан, высадился на пустынную платформу. Было около восьми часов вечера; офицер не спеша отправился в станционный буфет; поезд дал гудок и исчез в темноте. В буфете бывший пассажир заказал бутылку минеральной воды и углубился в чтение журнала "Огонек". Часа через два Коркин вышел на перрон и направился к стоянке Такси; через несколько минут от станции отъехал автомобиль с черными шашечками на борту, который через три часа подъехалл к контрольно-пропускному пункту Плацдарма. Майор рассчитался с таксистом и, предъявив дежурному прапорщику пропуск, вошел на секретную территорию. По улицам спящего города, не спеша, начальник штаба прошел к своему дому и, поднявшись на второй этаж, вошел в квартиру; жены дома не было, шестилетняя дочь спала в своей комнате. Коркин осторожно поцеловал дочку в лобик, поправил на ней одеяльце, закрыл квартиру и вышел из дома; на улице майор осмотрелся и, тяжело вздохнув, направился к генеральской даче.

Согласно караульного устава, начальник штаба в любое время имеет право проверять посты. У проходной генеральской дачи стоял на посту молодой солдатик; завидев перед собой начальника штаба, часовой остолбенел от испуга. Майор козырнул солдату и прошел на территорию дачи; возле входа в здание он остановился, вынул из кармана ключи, открыл входную дверь и вошел во внутрь. Миновав длинный коридор и прихожую, Коркин подошел к открытой двери гостиной. Из гостиной слышались тихая музыка и ритмичные стоны. Майор подошел поближе к открытой двери – в комнате стоял полумрак; всмотревшись, он увидел Полину – она была обнаженной и лежала под голым генералом Корихм. Любовники так были заняты своим делом, что ничего не замечали и продолжали стонать в экстазе.

Начальник штаба караульного полка гвардии майор Коркин снял пистолет с предохранителя, тщательно прицелился в голову генерал-лейтенанта Кориха и выстрелил. Голова генерала неестественно мотнулась в сторону и каша из мозгов, костей и крови ляпнула на стенку. Кровь хлынула изо рта Кориха, он всей своей огромной тушей рухнул на Полину. Все это продолжалось доли секунды, женщина от неожиданности онемела; ее обезумевшие глаза неподвижно и непонимающе смотрели на Коркина. Потом она издала звериный крик и на четвереньках начала выползать из-под кровавой туши своего недавнего кавалера. Вырвавшись из страшных объятий, Полина, вся в крови, рванулась в угол и впилась всем телом в стенку; лицо ее было безумным.

   Коркин подошел к столу, снял телефонную трубку и спокойным голосом сказал:

– Алло, комендатура? Говорит майор Коркин.

В трубке майор услышал знакомый голос – это был дежурный по гарнизону, приятель и сосед Коркина по лестничной площадке, капитан Соколовский.

– Что-то плохо слышно! – кричал в трубку дежурный по гарнизону. – Кто звонит?

– Говорит майор Коркин. Товарищ капитан, срочно приезжайте на Генеральскую дачу, – ответил майор. – Я только что застрелил генерал-лейтенанта Кориха.

– Ты что, Костик, пьяный? – Соколовский засмеялся в трубку. – Иди домой и проспись!

– Срочно приезжайте на генеральскую дачу, – повторил Коркин. – Только-что я, майор Коркин, из своего табельного пистолета застрелил генерал-лейтенанта Кориха. Не забудьте сообщить дежурному по прокуратуре и в госпиталь. – майор положил трубку.

   Минут через десять в генеральскую гостиницу вбежали капитан Соколовский в сопровождении вооруженных автоматами солдат из комендантской роты, подполковник и капитан из военной прокуратуры и дежурный по госпиталю лейтенант медицинской службы Валерий Зайцев. Картина, которую прибывшие увидели в приемной генеральского люкса, была, мягко говоря, не приглядной. На огромной кровати в луже крови, завалившись на бок, лежал голый генерал-лейтенант Корих со снесенным наполовину черепом, из которого вытекали перемешанные с кровью мозги, а в углу, вжавшись в стенку, с вылезшими из орбит глазами сидела Полина Коркина.

Из-за стола, навстречу прибывшим, поднялся майор Коркин и спокойно доложил:

– Товарищи офицеры, я, майор Коркин, пятнадцать минут назад застрелил генерал- лейтенанта Кориха, – и, держа пистолет за дуло, протянул его прокурорскому подполковнику.

Зайцев, опустившись на корточки, пощупал у Кориха пульс и константировал:

– Мертв…

Прокурорские привычно принялись за осмотр места преступления, составление протоколов и опрос свидетелей. Наконец, официальная часть первичного дознания была закончена, на майора Коркина надели наручники и повели к выходу.

– Валера! – повернулся к врачу Коркин. – Спасибо тебе за информацию! – он кивнул в сторону генеральского тела. – Позаботься о Полине…

– Не беспокойся, Костик! – Зайцев подошел к Полине. – Все сделаю…

Врач раскрыл саквояж, приготовил шприц и сделал Полине успокоительный укол. Дама сразу размякла, и Зайцев повел ее в спальню одеваться, а затем на карете скорой помощи отвез домой.

На гарнизонной гауптвахте Коркина обыскали, сняли поясной ремень, и поместили в отдельной офицерской камере, возле которой поставили часового с приказом неотлучно наблюдать в глазок за майором, чтобы он, случаем, чего-нибудь над собой не сделал.

Оставшись один, Коркин облегченно растянулся на топчане и забылся. Когда в камеру к своему сослуживцу и начальнику штаба зашел капитан Соколовский, Коркин спокойно сказал: «Ты, Володя, не беспокойся, вешаться или резать вены я не буду, – свое дело я уже сделал», повернулся к стенке и моментально заснул.

Поднятый среди ночи с постели генерал-майор Марченко долго не мог сообразить, что случилось, а когда понял, то пришел в ужас. Марченко вызвал служебную машину и отправился на генеральскую дачу, но никого там не застал – прокурорские свои дела закончили и тело Кориха отвезли в госпитальный морг. Генерал-майор отправился в госпиталь, откуда, выслушав доклад дежурного врача Зайцева, поехал в прокуратуру.

Там, после беседы с дежурным пополковником, Марченко задумался: – Что делать дальше? За такое происшествие, разумеется, по головке не погладят. И если сейчас доложить начальству в Министерство, то большого скандала и огласки не избежать. А тогда ему, генералу Марченко, точно, головы не сносить. Надо звонить тестю убитого генерала, и в первую очередь ему сообщить о случившемся несчастье.

Марченко был лично знаком с высокопоставленным партийным чиновником, – когда-то принимал его с большими почестями, будучи начальником тыла группы войск за границей.

Генерал -майор приехал в штаб, по правительственному телефону дозвонился дежурному клерку в приемную высокого тестя и попросил соеденить его с "самим". Клерк долго сопротивлялся, но поняв, что случилось что-то неординарное, наконец сдался и соеденил Марченко с квартирой шефа. Выслушав трагическое сообщение, высокий тесть не сильно расстроился.

– Аркашка всегда был дураком и ничего, кроме как водку жрать и баб трахать, делать не умел, – пророкотал в трубку сановный бас. – Ты, генерал, свидетельство о смерти правильное сделай, и никому больше не докладывай, с генеральной прокуратурой я все порешаю, – и отключился.

В свидетельстве о смерти генерал-лейтенанта Кориха, в графе "Причина смерти" было указано: «Погиб при исполнении служебных обязанностей»; и это было сущей правдой, – покойный генерал никогда никаких других обязанностей, кроме тех, что привели его к смерти, на службе не исполнял.

Майора Коркина судили на закрытом заседании суда военного трибунала и приговорили к двум годам лишения свободы за неосторожное обращение с оружием с тяжелыми последствиями. Фамилия и должность пострадавшего в уголовном деле не фигурировали. Марков в лагере не сидел, а был определен на свободное поселение в один и нефтяных новых городов Западной Сибири, где работал на "теплом месте" начальником котельной нефтегазодобывающего управления. Через год он получил двухкомнатную квартиру от управления и забрал жену с дочкой.

О случившемся во время службы на Плацдарме, супруги Коркины никогда не вспоминали. И, возможно, забыли бы совсем, если-бы не Полина, которая после той трагической ночи на Генеральской даче стала так сильно заикаться, что больше не смогла работать по специальности и стала домохозяйкой.