Читать книгу Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет - Илья Стогоff - Страница 10

Глава третья
Площадь искусств
2

Оглавление

Когда они поженились, ему было двадцать четыре, а ей двадцать один. Когда разошлись, ему было двадцать семь, а ей двадцать четыре. Ему оставалось жить лет шесть, а ей – больше чем полстолетия.

И сам поэт Николай Гумилев, и его сын, историк Лев Николаевич любили подчеркивать свое дворянство. Между тем по происхождению Гумилевы были всего лишь из провинциальных священников.

Отец поэта, Степан Яковлевич, учился в семинарии. Некоторое время пробовал учительствовать. Женился на собственной ученице. Потом сдал экзамены на медицинском факультете и получил должность младшего судового врача в Кронштадте. Еще некоторое время спустя его жена умерла. Степан Яковлевич (уже далеко не молодой человек) посватался к сестре знакомого капитана. Разница в возрасте составляла почти тридцать лет, однако предложение было принято.

Вскоре отец семейства вышел в отставку. Семья переехала в Царское Село – уютный пригород Петербурга. Первый ребенок умер почти сразу. Это была девочка, ее даже успели назвать Зина. Зато следующие детки пошли вполне себе здоровенькие: два мальчика, младшего из которых назвали Коля.

О тогдашнем Царском Селе один из мемуаристов писал:

Накануне революции это была царская ставка, но присутствия Двора почти не ощущалось. Городок производил впечатление пыльного, провинциального. Зимой он весь утопал в снегу, а летом снег сходил и становились заметны резные деревянные палисаднички, одноэтажные домишки. По улице в баню маршируют пешим строем гусары, с вениками под мышкой. На пустынной площади стоит белый собор, а в пустынном Гостином дворе работает единственная в городе книжная лавка Митрофанова, торгующая в сущности один день в году – в августе, накануне открытия учебных заведений.

Тихий городок, тихая семья, размеренные будни. Мальчик Коля рос болезненным. Чтобы он не плакал от шума, мать ватой закладывала ему уши. Стоять научился только в полтора года и потом всю жизнь терпеть не мог долгих прогулок: говорил, что у него «мягкие ноги».

И, разумеется, эту свою субтильность мальчик компенсировал вечно задранным носом. В царскосельской гимназии держался надменно. Носил какую-то особо пижонскую фуражку и лакированные остроносые ботинки. В старших классах даже пытался подкрашивать губы и бриолинил челку. За это одноклассники его не любили. Считали выпендрежником и маменькиным сынком. Доходило и до зуботычин. Как и все залюбленные в семье дети, Николай был очень неприятным в общении.

Один из его однокашников позже вспоминал:

У Николая первого в классе появилась такая редкая по тем временам штука, как велосипед. Родители вообще баловали его и покупали все, о чем бы он ни заикнулся. На этом велосипеде Коля выехал из дому, и, разумеется, кто-то из старших ребят тут же попросил прокатиться. Выглядело это так: парень несся на блестящем и громыхающем велосипеде по Бульварной улице, а следом бежал задыхающийся Гумилев и повторял: «Ну Кондратьев! Ну покатался – и хватит! Говорю вам это, как дворянин дворянину!»

Отец Николая много болел. Иногда неделями не выходил из кабинета. Громко разговаривать, во весь голос смеяться и вообще шуметь в доме считалось недозволительным. Соседи недолюбливали нелюдимую семейку: что за удовольствие поддерживать отношения с людьми, в доме которых есть больной, никуда не выходящий старик? Единственными гостями в доме бывали угрюмые сослуживцы отца. Когда они наносили Гумилевым визиты, то допоздна молча сидели за карточным столом, а потом так же тихо разъезжались.

Отношений с отцом у Гумилева, считай, никогда и не было. Сразу же после того, как тот умер, Николай въехал в освободившиеся комнаты и безжалостно выкинул все, что напоминало о прежнем владельце. Зато мать одинокий и эгоистичный мальчик боготворил.

В последнем классе гимназии он занял у любимой мамочки денег и за свой счет выпустил сборник наивных, сочащихся self-восхищением стихов, который назывался «Путь конквистадора». Отец был категорически против литературных увлечений Николая. От него выход сборника старались скрыть. Это, впрочем, было несложно: сенсацией первая книга Коли Гумилева не стала. Тираж ее составлял триста экземпляров. Рецензия появилась всего одна, да и та скорее ругательная. Впрочем, начало было положено.

Дальнейшие подвиги Коли оплачивала тоже мама. Она платила за его учебу в Сорбонне. Присылала в Париж деньги, на которые он (как позже уверял) покупал себе наркотики. Позже отдала ему почти все, что скопила, на поездку в Африку, а в конце жизни воспитывала его сына, Гумильвенка, будущего историка Льва Николаевича. За ней поэт и путешественник мог чувствовать себя как за каменной стеной.

Карьеру в литературе Николай представлял себе так же, как семейную жизнь. В семье окружающие восторгались каждым его шагом. Покладистый брат и любящая мама искренне считали Колюшку гением и героем. Ему казалось, что точно так же к нему станут относиться и все окружающие. Он даже не представлял, насколько ошибается.

Мир литературы оказался жесток. Особенно мир литературы в столь безжалостном городе, как Петербург. Он целиком состоял из редких язв и сволочей. После выхода «Конквистадора» Гумилев решил нанести несколько визитов в литературные салоны столицы. И первый же визит закончился тем, что 19-летнего поэта едва не спустили с лестницы.

Начать Гумилев решил с супругов Мережковских. Сходить к ним на поклон для литераторов в те годы было так же обязательно, как для юных поп-исполнителей сегодня поцеловать руку Алле Пугачевой.

Впечатления о визите жена Мережковского, язвительная Зинаида Гиппиус, так описывала в письме Валерию Брюсову:

Ох, Валерий Яковлевич! Какая ведьма связала вас с ним? Да видели ли вы его? Мы прямо пали! Боря еще имел силы издеваться над ним, а я-то просто была как параличом поражена. Двадцать лет, вид бледно-гнойный, сентенции – стары, как шляпка вдовицы, едущей в Драгомиловское. Нюхает эфир (спохватился!) и утверждает, будто он один может изменить мир. «До меня, – говорит, – были попытки, но неудачные: Будда, Христос…

Такая реакция показалась Гумилеву странной, дома все с восторгом прислушивались к подобным его утверждениям. Почему же не прокатило тут? Почему эти люди не спешат им восторгаться, ведь мама и брат всегда восторгались, а?

Николай уезжает учиться за границу, потом возвращается, публикует еще несколько сборников, женится, помогает опубликовать сборник жене, заводит кучу знакомств среди литературной молодежи, два раза ездит в Африку. И накануне Первой мировой все-таки добивается своего. Становится-таки почти что признанным поэтом. «Почти» – потому, что литераторы прежнего поколения все равно относились к нему с иронией. Но Николая это больше не волновало. Вместо того чтобы добиваться признания среди стариков, он окружил себя молодыми, и те сами, безо всяких понуканий, признали его лучшим.

Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет

Подняться наверх