Читать книгу ЗА БЕСКОНЕЧНОСТЬ ВРЕМЕНИ. Рассказы - Илья Валерьевич Рашев - Страница 4

Всё хорошо, я был дома.

Из кухни доносился приятный запах еды. Это было воскресенье и мама, как обычно, стряпала в этот день пироги.

Из телевизора на кухне доносилась музыка.

Мама любила слушать по Муз-тв передачу «Золотая лихорадка». Там звучали песни групп «Мираж», «Ласковый май» и других – песни времен ее молодости.

В окно моей комнаты светило яркое летнее солнце, штора едва колыхалась от лёгкого дуновения ветра в открытую форточку.

Мне пятнадцать лет. Каникулы.

Я неспешно потянулся.

В комнату с полотенцем на плече вошла мама.

– Проснулся уже?

– Да, а сколько времени, мам? – потягиваясь, спросил я.

– Одиннадцать утра.

Мама раздвинула шторы шире, и солнце ещё ярче осветило комнату.

Я прищурил глаза.

– Ну, раз проснулся, то вставай. Одевайся, умывайся, чисти зубы и завтракать. Скоро на дачу поедем, – и с этими словами она вышла из комнаты.

Я не очень любил дачу и моё настроение резко упало, когда мама сказала про неё.

Опять эти комары, весь день без связи и интернета. Такое прекрасное утро было испорчено на корню.

– Мааам, ну зачееем? – гнусаво протянул я.

– Вставай! – уже немного сердито крикнула из кухни мама.

Но мне было лень, и я продолжал лежать в кровати.

Вскоре я снова уснул, разморенный солнцем.

– Андрюха, хватит дрыхнуть, – через какое-то время раздался уже папин голос. Он тряс меня за плечо.

– Андрюха, вставай, – папа тряс меня всё сильнее и сильнее.

Мне еле удавалось открыть глаза.

– Да встаю я, встаю. Надоела мне уже ваша дача! – не отойдя ещё от сна, ворчал я.

Отец смотрел на меня и улыбался.

– Какая дача? Вставай, говорю, – и продолжал меня трясти за плечо.

– Да встаюююю яяяяя! – все так же раздражённо продолжал гнусить я.

Я смотрел на отца, а он, улыбаясь, на меня. Потом его лицо стало менять облик, но он не переставал меня трясти.

Очертания комнаты стали размываться, музыка отдаляться и приятный запах от пирогов тоже стал ощущаться плохо.

Было уже не так комфортно, как пару минут назад. Я не понимал, что происходит.

Я кое- как все-таки открыл глаза.

– Какая дача, Андрюх? – улыбаясь, спросил меня мужичок, – по картошке соскучился?

Это был Михаил. Он спустился в мою могилу, чтобы меня разбудить.

– Давай выбирайся наверх. Я тебя там буду ждать.

Погода на кладбище, несмотря на осень, сегодня была солнечная. Чистое синее небо и легкий ветерок создавали ощущение летнего морского бриза где-нибудь на берегах Турции. Пестрые осенние листья, вперемешку с искусственными цветами, походили на морские кораллы.

Вот только деревянные покосившиеся кресты и памятники вернули меня обратно в реальность – на кладбище.

Мы, как и предыдущие два дня, сидели на той же лавке рядом с моей могилой.

– Крепкий сон у тебя, – прикуривая сигарету, начал разговор Михаил, – тяжело разбудить. Даже завидую.

Он сделал пару коротких затяжек и выпустил дым вверх.

– Думаю, день такой хороший, проспишь всё. Вдруг после обеда опять погода скурвится, а ты и не погреешься напоследок. Вот и разбудил.

Я ещё не полностью проснулся и зевал, прикрывая рукой рот.

– Сейчас бы кофе, да? – ухмыляясь, сказал Михаил, – как раньше, – и он снова затянулся.

– Вчера, думал, дождешься меня, посидим, расскажешь мне, как с гостями посидел. Я прихожу, а тебя нет, – развел мужичок в сторону руки, – не поздно вроде и пришёл.

Я опять зевнул.

– Да ничего особенного, – я махнул рукой, – они недолго и были. Посидели и ушли.

Я не особо хотел рассказывать Мише про вчерашнюю встречу с отцом и его новой спутницей. Мне была неприятна эта тема, и я хотел ее как можно скорее забыть.

– А женщина эта, кто такая? Я так понял, что не мать, – Михаил пытался вытянуть из меня правду, – мне показалось, что как-то ты ее не признал.

Он видел, что я что-то не договариваю.

– Да это тетя Зина, – сказал я первое, что пришло в голову, – давно не видел ее, вот и не узнал.

Ты, может, выпить хочешь? – тут я вспомнил про бутылку водки, которую вчера оставил отец, и с ее помощью попытался сменить тему разговора.

Вытащив из-под креста облепленную за ночь листьями бутылку, я протянул ее мужичку.

– Оооо, с этого и нужно было день начинать, а то сидишь, тянешь, – довольно хмыкнул Михаил.

Его настроение сразу улучшилось, а глаза заблестели.

Он вынул из кармана фуфайки стопку, обтер ее о рукав и, дунув в нее, принялся наливать водку.

– Ладно, не хочешь – не рассказывай, – наливая из бутылки содержимое, сказал Михаил.

– Свою давай, чего сидишь?

– Не, – я пока не буду, – отмахиваясь рукой, ответил я.

Мужичок, посмотрев на меня, поставил бутылку на землю – сказал: «ну, как знаешь» – и махом влил стопку в себя.

– Ооох, хороша, – занюхивая рукавом, промычал он.

Я протянул ему конфету в ярко-красной обертке.

Михаил спешно ее развернул и откусил половину.

– Спасибо.

Он вновь закурил и принялся смотреть куда-то вдаль, как будто разбирая по полочкам и компонентам состав выпитой жидкости у себя в голове. Ну, знаете этот «умный взгляд», со слегка прищуренными глазами, в думках о смысле бытия, у людей, которые выпьют пару стопок. Вот у него был такой же.

– Денек, может два, постоит ещё тепло-то, а потом всё, зима, – позже заговорил Михаил, – последние отголоски лета остались, – взглянув на небо с грустью добавил он.

На кладбище в этот день пришло много народу. Многие плакали. Их умершие родственники, друзья, сидели рядом и слушали их рассказы. Жалобы, истории, воспоминания.

Люди приходили и уходили.

Души умерших провожали их до ограждения кладбища, протягивали им вслед руки, и уходили опять к себе, ждать. Вновь и вновь прокручивая их слова у себя в голове. Как и я.

Я всё обдумывал слова отца, думал о маме.

Они мне снились сегодня. Вместе.

Всё бы отдал, чтобы сейчас уехать с ними на дачу.

А Михаил всё пил, что-то говорил.

Я его особо и не слушал.

Я просто думал и смотрел. Вдаль, на людей, на «жителей» кладбища.

Как они хаотично переплетались друг с другом. Люди проходили сквозь них и не замечали.

Они скучали. Все. И живые, и мертвые.

Я скучал тоже. Михаил скучал по-своему.

Он от того и пьет, наверное, чтобы заглушить всё это, так что пусть его сын чаще приносит ему выпивку. Это ему помогает. А я не буду противиться этому и осуждать его.

Да, Михаил свыкся уже со многим. За пять лет здесь многое услышишь и узнаешь. Держать это все в себе невозможно. Можно и с ума сойти.

Вот он и спасается алкоголем. Находит себе какие-то занятия, а не просто сидит и ждёт. Ходит, общается, знакомится с «жителями» нашего кладбища.

Ожидание убивает.

Как он и сказал, что это тоже жизнь, только в другой ее форме. Есть живые, и есть мы. И все здесь – на одной земле.

Я начинал это понимать и осознавать с какой-то горечью. То, что сейчас – это не изменится. Когда мы живы, мы знаем, что однажды умрем. Там есть какое-то стремление. Стремление успеть жить. А тут нет ничего. И это теперь навсегда.

Видеть, как стареют те, кто однажды сюда тебя привезли и предали земле. Какие испытывают трудности там, в мире живых.

Мы для них вроде исповедников. Они знают, что мы их слышим и видим.

Мы единственные, кому они могут рассказать обо всем, как себе.

И выговорившись, они уходят отсюда с легкой душой.

Вот только нам не легче от этого.

Начинаешь переживать за них.

А они боятся, боятся непознанного. Боятся умереть.

А что потом? Куда попадут, в ад или в рай? И что там вообще за жизнью?

Так бы и сказал им, что бояться нечего, живите пока живется и никого, и ничего не бойтесь, но не можешь. Никак и ничем помочь им тоже не можешь. Просто слушаешь. И переживаешь. Не за себя, за них. За маму и папу, что там у них такое случилось? Почему вдруг решили разойтись?

Михаил – за сына, за внучку. Как они будут дальше?

Но он как-то справляется с этим. Я думаю, что тоже научусь однажды, как и он, с этим справляться.

– Андрюх, – Михаил ткнул меня в плечо, – ты чего завис? Эй.

Я дернулся.

– Что? – повернув голову в его сторону, опешив, спросил я.

– Задумался, говорю, о чем?

– Да так, – тихо ответил я.

Михаил поставил пустую бутылку под лавку.

– Я пойду, говорю, прилягу, что-то разморило меня, – он был пьян.

– Хорошо, – ответил я, – а я ещё посижу немного.

– Давай.

Михаил медленно поднялся с лавки и, шатаясь, держась за деревья, направился к себе домой. Потом он скрылся в своей старенькой могиле.

Хорошая погода продержалась до самого вечера.

Кладбище постепенно опустело.

Вороны подчистили остатки еды у могил и тоже притихли.

На небо высыпали звёзды. Похолодало.

Был прожит еще один день здесь.

Мне надо перестать их считать.

Просто перестать.

И я остался сидеть абсолютно один… Наедине с тишиной и звездами.