Читать книгу Петля. Том 2 - Инга Александровна Могилевская - Страница 4
Част 1
IV
ОглавлениеМы стали убийцами – вот в чем все дело. Вот – главная перемена, произошедшая со всеми нами. И пусть для Алессандро и Рамина – убийства, как оказалось, уже давно стали делом привычным. И пусть для меня, Анхеля и Тересы ты бойня была не первой человеческой кровью на наших руках и совести, но именно произошедшее в «Континентале» знаменовал наше окончательное и необратимое превращение в убийц: коварных, расчетливых и беспощадных.
Это произошло неделю назад…А кажется, будто вчера…
Я сидела на заборе на углу 5-ой авениды. Взбитая копна волос, платье, обнажающее правое плечо, и грозящее вот-вот сползи еще ниже, широкий пояс, ярко разукрашенные губы – моя маскировка. В таком виде и на этом месте у меня было две проблемы: местные девицы, которые завидев новое лицо, хотели поближе познакомиться и поскорее избавится от конкурентки, отбивающей клиентов, и сами клиенты, которые, завидев новое лицо, тоже жаждали поскорее познакомиться и увидеть не только лицо. Я как раз пыталась вежливо отказать одному из них, когда, наконец, подъехал Сани. Черный гостиничный Форд, сверкающий свежей полировкой, дорогой бежевый костюм тройка, трость, очки в толстой оправе, накладная седая борода под цвет выбивающимся из-под шляпы серебристым локонам парика и приклеенным густым бровям – его маскировка. Он засунул себе под одежду подушку, превратившую его тощее тело в фигуру добротного аристократишки. Трансформации подверглись даже ладони, розовеющие из белоснежных манжеток сорочки – их он специально держал часами в отваре каких-то трав, из-за чего те опухали, раздувались, становясь похожими на те руки, которые в жизни не поднимали ничего тяжелее папки с документами. Немного смущало и выбивалось из этого образа его узкое худое лицо…Впрочем, почти все оно было скрыто за очками, шляпой, пышной бородой и усами. Я бы, наверное, сама никогда его не узнала, если бы это перевоплощение не происходило прямо на моих глазах за два дня до этого, когда Рамин решил подослать своего брата в «Континенталь» под видом английского бизнесмена. Или это была идея Алессандро? Черт их теперь поймет…Вот мой образ и подобный способ встречи, точно придумал Рамин, даже не скрывая полученное от этого удовольствие.
Не обращая внимания на торговавшегося со мной клерка, Сани подошел, встал рядом, облокотившись на забор, и выставив на всеобщее обозрение свое накладное пузо.
– Сколько стоишь, красавица? – спросил он, фальшиво хриплым голосом старика.
– Дорого, – холодно ответила я, украдкой содрогаясь и не глядя.
– Эй, Сеньор, я первый к ней подошел, – стал возмущаться назойливый клерк.
Удостоив его лишь беглым презрительным взглядом, поверх толстой оправы очков, Алессандро снова обратился ко мне:
– Сколько бы ни дал тебе этот человек, я готов заплатить вдвое больше.
Я засмеялась.
– И вы оба меня недооцениваете, Сеньоры!
Тогда Сани взял мою руку в свою, красноватую мягкую и водянистую, поднес к губам, поцеловал:
– Даю тебе пятьдесят, красавица, – прошептал он, чуть оторвавшись.
– Маловато будет.
– Пятьдесят только за это, а за это еще сто, – с этими словами, он прильнул к моей шее, покалывая голое плечо искусственной бородой, – Только представь, сколько ты получишь за все…
Не прерывая его бесстыдных ласк, я повернулась лицом к клерку, улыбнулась:
– Простите, сеньор, сегодня, явно, не Ваш день. Приходите в другой раз, когда сможете быть столь же щедрыми.
Пробормотав какое-то грубое ругательство в мой адрес, обделенный клерк поплелся дальше, и я почувствовала, как при этом пухлая рука Алессандро гневно сдавила мою ладонь.
– Пошли отсюда, – тихо сказал он, потянув меня к машине. Я не стала сопротивляться.
Мы расположились на просторном заднем сиденье, так, словно это был крошечный стульчик, на котором нам нужно было уместиться вдвоем.
– В Континенталь и поскорее, – скомандовал Сани водителю, молодому мулату, облаченному в фирменную серебристо-красную форму отеля. Тот понимающе кивнул, смерил меня оценивающим взглядом, завел двигатель, тронулся.
Губы Алессандро снова обжигали мне плечо, шею, щеку, шептали мне на ухо…
«Как тебя зовут, красавица?» – шептали они.
«Миранда» – отвечала я.
«Миранда… Ты веришь в любовь с первого взгляда?» – шептали они, а я, продолжая играть свою роль, заливалась развязным полупьяным хохотом, словно он говорил мне какие-то слащавые пошлости.
«А Вы?» – спрашивала я сквозь смех, – «Вы сами как считаете?»
«Да», – уверенно и с вызовом отвечал он, и я снова прыскала от смеха.
Я неплохо вжилась в этот образ, хотя в какой-то момент, испугалась, напряглась, поймав на себе похотливый взгляд водителя. И хотя в зеркале я могла видеть только его глаза, мне показалось будто даже из них потекли слюни. Заметив мое смущение и причину этого, Алессандро чуть подался вперед.
– Мозоли на глазах появятся, приятель, – проговорил он этим хриплым, похожим на треск лопнувшего льда, голосом, – Лучше за дорогой следи, если не хочешь потерять работу.
– П-простите, Мистер Майер, – запинаясь, пробормотал шофер, уставился в лобовое стекло, и больше ни разу не бросил на меня даже беглого взгляда, вплоть до самого отеля. Не осмелился обернуться, даже когда, услужливый дворецкий открыл Алессандро дверцу, помогая выбраться.
Опустив голову и стараясь не обращать ни на кого внимание, я последовала за ним внутрь.
– Добрый вечер, Мистер Майер, – приветствовал его человек за стойкой, когда он подошел забирать ключи, – Как прошел день?
– Спасибо, Диего, все замечательно. Будь добр, сделай так, чтобы меня сегодня никто не беспокоил, – Сани многозначительно кивнул на меня и подмигнул.
Диего замялся:
– Простите, Мистер Майер, обычно по правилам отеля сюда запрещается приводить… эээ… посторонних девушек. Если хотите, мы можем прислать к Вам своих красавиц.
– Диего, – он говорил настойчиво и твердо, – мне не нужна любая девушка. Я хочу именно эту. Если, заплатив за люкс, я еще и не имею права привести к себе кого хочу, то я лучше поищу другой отель.
– Нет, нет, Мистер Майер. Конечно, Вы имеете полное право… Уверен, управляющий не будет возражать, – сразу же запротестовал администратор.
– Уверен? Я понимаю, что ставлю тебя в неловкое положение. Я готов заплатить за второго человека, чтобы не возникло никаких вопросов.
– Это будет… лишним…– лепетал он, пока Сани отсчитывал купюры, но, тем не менее, охотно принял их, сунув себе в карман.
– Только, чтобы никто не беспокоил, – напомнил Сани, забирая ключ от номера.
– Разумеется, Мистер Майер, разумеется. Желаю приятно провести время!
Мы поднялись на лифте наверх. Номера люкс находились немного в стороне от остальных и, на сколько я могла судить по царящей тишине, заселенным был только этот. Сани отпер дверь, жестом приглашая меня внутрь, и я неуверенно переступила порог, сделала несколько робких шагов, да так и застыла на месте. Атмосфера роскоши и шика, от которой я давным-давно успела отвыкнуть, действовала на меня хуже паралитического яда, давя, угнетая, лишая мыслей и слов. Потребовалось не меньше минуты, чтобы оправиться от шока, от всего этого блеска, лоска, чистоты, от бесстыдного богатства и гротескно вычурного комфорта.
– Проходи, не бойся. Мы здесь одни, – ободряюще позвал Сани, и, видя мою нерешительность, взял за руку, провел вглубь помещения. Включил свет, подошел к огромному, во всю стену окну, занавесил его тяжелыми плотными шторами, потом, развернувшись, внимательно посмотрел на меня.
– Мне не нравится, как ты выглядишь, – нахмурившись искусственными бровями, проговорил он своим обычным голосом.
– По-твоему, я не похожа на ту, кого изображаю?
– Как раз на нее ты и похожа. И мне это не нравится. То, как ты одета, как на тебя смотрят другие… Я чуть с ума не сошел.
Я усмехнулась:
– Могу все снять, если не нравится, – дразня и будто продолжая исполнять свою роль, стала спускать еле держащееся на мне платье с другого плеча.
Он протестующе вскинул руку:
– Нет, не надо! – будто оправдываясь: – Иначе я совсем не смогу думать о работе.
– Я пошутила… Успокойся. Это всего лишь маскировка. Ничуть не хуже твоей, – я взглянула на его влажное от пота лицо, – Кстати, ты-то, как раз можешь снять все это, пока не схватил тепловой удар.
– Да, жарковато…
Прежде чем последовать моему совету, он еще раз прошел к входной двери, убедился, что она закрыта на замок, на всякий случай, еще подпер ручку спинкой стула, и только потом, начал скидывать с себя пиджак, жилетку. Повесил их на плечики в шкаф. Видя, что ему тяжело шевелить своими отекшими пальцами, я помогла ему расстегнуть сорочку, снять надетый под нее толстый свитер, отвязала, прикрепленную к телу подушку, затянула ремень на брюках, чтобы те не свалились с его резко отощавшего тела…
– Как ты вообще выдерживаешь ходить в таком наряде, когда на улице градусов 35, не меньше? – сочувственно покачала я головой.
– А куда деваться? Это все на самом деле, ерунда. Больше всего донимают руки.
Руки – все, что ниже запястья, теперь действительно казалось чем-то инородным и напоминало клешни гигантского краба, пришитые к его телу неким извращенным хирургом. Только на ощупь кисти были мягкими, водянистыми и невероятно горячими, когда я осторожно погладила одну из них, прикоснулась к ней губами…
– Болят?
– Нет…просто назойливое ощущение, словно пальцы жарятся на сковородке.
– Ну вот, а ты еще лицо хотел этой гадостью намазать, – упрекнула я.
– Ничего страшного. Отек спадет через несколько дней. Надеюсь, мне этого хватит.
– Ладно… Поговорим о деле, – напомнила я, отпуская его ладони, – Что тебе удалось выяснить?
Он устало опустился в кресло, достал из кармана брюк кожаный портсигар, закурил.
– Делегация прибывает послезавтра. Пять человек. Поселятся в соседних номерах. Это со стороны янки. От наших будут еще трое представителей, в том числе и министр, но они, скорее всего, подъедут непосредственно к переговорам, которые назначены на два часа в конференц-зале. К этому времени мы должны быть готовы. Я раздобыл для Анхеля форму носильщика – так на него никто не обратит внимание. Пусть подойдет к 6 утра и поможет кому-нибудь из приезжих отнести чемоданы в номер. Потом спрячется у меня, и не будет высовываться вплоть до начала операции. Труднее будет провести Рамина – его так просто не замаскируешь. Думаю, лучше всего ему подойти со служебного входа, часов в 11. Там не так уж много народу в это время. Я отвлеку служащих, чтобы он мог проскользнуть. Снаряды и оружие у меня в сейфе, так что пусть ничего с собой больше не берут, кроме масок и костюмов, в том числе и для меня. Скорее всего, даже после завершения операции мне придется задержаться здесь минимум на сутки, чтобы убрать возможные улики и не вызвать подозрения.
– Ясно. Как насчет меня и Тересы?
– Останетесь в машине в квартале отсюда, за парком. Будете дожидаться их.
– Ну, с Тересой все ясно – ей лучше сюда не возвращаться. А я-то почему?
– Чтобы я за тебя не волновался, – произнес это ровным спокойным тоном, но устремленный на меня сквозь очки взгляд был полон мольбы.
– Это не повод для Рамина. Вряд ли он разрешит мне отсиживаться в машине. Да и я не хочу.
Он размял сигару в пепельнице, тяжело вздохнул, чуть помедлив, жестом подозвал меня ближе, усадил к себе на колени, – Иден, ответь мне честно, – тихо и доверительно заговорил он, вглядываясь в мои глаза, – Он на тебя давит? Или как-то еще обижает?
– Кто? Рамин? – удивилась я.
Кивнул.
– Нет. А должен?
– Надеюсь, что нет. Просто боялся, что… – пожал плечами.
– Из-за моего отца?
– Он не знает про твоего отца. И не рассказывай. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
– Какая разница? Я порвала со своим прошлым.
– Я это знаю. А вот он никогда не поверит.
– Плевать на него. Мне важно только, чтобы ты мне верил, – прошептала я, потянувшись к его лицу. Сняла эти жуткие очки, парик, отлепила накладную бороду, брови. Он закрыл глаза, покорно позволяя мне разоблачать себя. Ласково погладила его прохладные влажные щеки, губы, гладкий подбородок. Подумала, что даже без всего этого я едва узнаю его… Маска под маской. Наверное, из-за того, что он все-таки сбрил свою настоящую бороду, подстригся и перекрасился в русый. Легче думать, что только из-за этого – искать причину на поверхности, не погружаясь вглубь…
– Ты мне так и не ответил, как мне послезавтра попасть внутрь? – напомнила я.
Открыл глаза, осторожно поднял меня на ноги, сам встал, заходил по комнате. Похоже, он даже не думал над этим вариантом…
– Если Рамин будет настаивать на твоем участии, тогда встретимся завтра ночью этим же способом.
– Значит, опять буду изображать девку для похотливого зажравшегося старикашки? – усмехнулась я.
Он удрученно покачал головой:
– Это всего лишь наше прикрытие.
– Понимаю.
Все – прикрытие. Я обвела взглядом комнату в поисках того, чем он жил эти два дня, и не нашла ничего, кроме сплошного прикрытия. На журнальном столике – несколько книг, которые он никогда бы раньше не стал читать, сигары, которые он никогда бы раньше не стал курить, позолоченный мундштук, которым бы он никогда раньше не воспользовался. На вешалке в приоткрытом шкафу – одежда, которую он никогда бы раньше не стал носить, на тумбочке – флакон одеколона, которым бы он раньше никогда не побрызгался, на трюмо у зеркала – бутылка скотча, который он вообще на дух не переносил – ни одной детали, ни одной мелочи, которая бы действительно принадлежала ему, указывала бы на него. И от этого становилось не по себе, словно я была в гостях у совершенно чужого человека, в совершенно чуждом мне мире. И сама комната, со всеми этими роскошными габардинами, безупречно чистыми зеркалами, столами и стульями красного дерева с винтажными резными ножками, с мягкими персидскими коврами… И эта огромная кровать, с ее бархатными подушечками и шелковым постельным бельем, кокетливо манящим уголком молочной прохлады из-под густо шоколадной мякоти покрывала… Господи, куда же я попала?
– Неплохо устроился, – иронично заметила я, скрывая вновь захлестывающее меня ощущение тревоги и дискомфорта.
– Да, пытаюсь соответствовать образу «зажравшегося старикашки». Ты не поверишь, но здесь даже есть нормальный душ, – натянуто пошутил он, – Если хочешь, можешь воспользоваться.
– Спасибо, воздержусь. Уж лучше по привычке обольюсь из ведерка…– я подошла к огромной кровати, и, будучи не в силах дольше удержаться на подрагивающих ногах, плюхнулась прямо в ее мягкую прохладную негу, уставилась на ослепительную игру хрустальных бликов на потолке, – Сани, сколько же все это стоит?
– Много.
– И откуда у нас столько много?
– Мне на это все дал Рамин, а откуда у него, я не знаю.
– Да, прям, не знаешь, – пробормотала я, – даже я знаю: американский спонсор.
– Иден, – он подошел, сел рядом на кровать, посмотрел на меня серьезно и внимательно, пытаясь объяснить то, что я итак понимала, – Спарт и все, кто стоят за ним, выделяют нам деньги не на эту операцию. Их цель президент. Поэтому лучше не говорить ему, куда реально ушла часть средств, ясно?
Я пожала плечами:
– Это вы с Рамином общаетесь с ним, не я. Он от меня по-прежнему нос воротит.
– Везет. Поверь мне, Спарт отнюдь не тот человек, с которым хочется общаться или вести дела.
– Тогда зачем вы это делаете?
– Выхода нет.
Он тоже откинулся на подушки, тоже уставился в потолок.
– Думаешь, мне все это нравится? Жить здесь, разговаривать с людьми, которые мне неприятны, играть роль, которая мне отвратительна…Просто, приходится терпеть – наклонил голову на бок, посмотрел на меня, – Я так соскучился по тебе за эти два дня.
– Я тоже. И до сих пор скучаю, – призналась я, не отрывая взгляда от нежного зеленовато-лазурного отблеска люстры, так похожего на легкое перышко. Кажется, будто оно таяло, а потом по дуновению еле ощутимого ветерка вновь вспыхнуло, но уже алым…
– Иди ко мне, – прошептал он, не понимая, что я имела в виду…
Я послушно прижалась к его телу, погрузилась в теплые объятия, постаралась, ни о чем не думая, упиться этим страстным поцелуем, отдаться его пылким ласкам… Ища его и обретая. Платье сползло с моих плеч, проскользнув по бедрам, упало на пол, следом за ним густым потоком расплавленного шоколада потекло покрывало, и скрывавшаяся под ним тягучая белизна скомканной простыни стала заглатывать наши переплетенные тела, словно ворончатый венчик дурмана. Все глубже и глубже… И вдруг стало страшно, душно, невыносимо, больно… Больно где-то под кожей, под сердцем… где-то там, в бездне помутненного сознания, в миг пронзенного молнией жуткой мысли.
– В чем дело? – обеспокоенно спросил Алессандро, почувствовав, как напряглись мои мышцы, и непроизвольная дрожь пробежала по телу, оседая на коже мурашками.
– Не знаю… Прости… Я не могу… Лучше не будем…
Отстранилась от него, легла на бок, поджав колени к груди, словно зародыш в утробе, тщетно ища спасения от вторгшегося в мой мозг кошмара.
– Все в порядке, – тихо проговорил он, пытаясь успокоить, но, кажется, сам был встревожен моей внезапной реакцией, – Не будем. Раз не хочешь, не будем… Скажи только, чем я тебя так напугал?
– Не ты… Все дело в этой комнате… Это ведь та самая комната…
– Та самая?
– Где они издевались над Тересой.
Он замер. Он нахмурился. Он не поверил.
– Иден, милая… – осторожно погладил меня по волосам, – Ну с чего ты это взяла? Зачем мучаешь себя этими пустыми домыслами? В отеле сотни номеров. Совсем не обязательно, что именно здесь…
– Мне…мне кажется, я чувствую, что это было именно здесь.
– Глупости.
Я сползла с кровати, взяла свою одежду.
– Прости, я не смогу…
Сани тяжело и разочарованно вздохнул, бросил взгляд на стоявшие на трюмо старинные часы.
– Ну, раз не хочешь больше здесь оставаться, езжай домой… Но, если ты все-таки решишь участвовать в операции, то завтрашнюю ночь тебе придется провести в этой комнате. Так что постарайся успокоиться и не поддаваться этим глупым и необоснованным предположениям, хорошо?
– Постараюсь.
***
– Ты сегодня отвратительно играл, – заметила я, когда мы зашли в эту же комнату на следующую ночь, – Мог бы хотя бы притвориться, что рад меня видеть.
– Я рад тебя видеть, – ответил он, снимая шляпу и пиджак – единственные атрибуты маскарадного костюма, которыми он мог на сей раз пренебречь. Но, похоже, он решил пренебречь еще и тщательно продуманной речью своего персонажа, что, на мой взгляд, было грубой ошибкой.
– Тогда что? Понимаю, сейчас неуместно говорить, что ты сам не свой, но ты даже не смог нормально исполнить роль «не себя».
– Ничего страшного. Перед кем там было кривляться? Перед шофером? Он все равно был сонный и не обращал на нас внимания.
– Надеюсь, что ты прав. Оставим твою роль в стороне – ответь мне, что с тобой происходит?
– Ничего.
– Не ври мне.
Он опустил голову, как и в прошлый раз, подошел к окну, занавесил шторы.
– Ты была права на счет этой комнаты, – пробормотал он.
– Ты мне не поверил вчера. И что же тебя все-таки убедило.
– Нашел доказательства.
– Здесь? Я думала, номер вылизали от и до после того случая. Да и сколько времени прошло – что тут могло остаться?
– Кое-что… – он взглянул на меня грустно и задумчиво, словно решая, стоит ли мне показывать, и понял, что я все равно не отстану.
– Когда я впервые увидел Тересу, когда пытался успокоить, я заметил, что все ногти на ее руках были поломаны или содраны, и под ними были занозы – щепки красного полированного дерева… – подвел меня к изголовью кровати, отодвинул ее от стены, и указал на замысловатые резные столбцы спинки.
– О Господи…
С обратной стороны на двух столбцах виднелись глубокие царапины…по четыре на каждом. Я приложила ладонь к одной из отметин, представляя, как были привязаны ее руки…Почувствовала примерно ту же невнятную внетелесную боль, что и накануне…
– Господи… – снова вырвалось у меня.
Сани тяжело вздохнул.
– Не надо… Лучше не думай об этом.
– Показал, а теперь просишь не думать.
– Настаиваю. Это случилось здесь. И все. Тут не о чем думать. И не зачем, – он опять пытался убедить не столько меня, сколько себя, зараженного вирусом понимания, – Главное, что она осталась жива, правильно? Как она, кстати?
Я пожала плечами.
– Сначала ни в какую не хотела соглашаться с тем, что останется в машине. Прямо-таки рвалась сюда. Кричала, что пойдет с нами, и никто ее не остановит… Да как кричала! Чуть не вывела из себя Анхеля. А потом вмешался Рамин, поговорил с ней. Долго разговаривали, наверное, около часа. Но он ее сумел вразумить. Уговорил не ходить с нами.
– Что он ей сказал?
– Не знаю. Они наедине разговаривали.
– Не нравится мне все это… – он обхватил ладонями виски, как делал всегда, когда пытался в чем-то разобраться, впился пальцами в волосы, но опомнившись, что на нем парик, тут же одернул руки, нервно замаячил по комнате, – Почему она так хотела сюда вернуться? После всего случившегося, она должна избегать этого место, а не рваться сюда? Разве нет?
– Да, наверное… Если только она не хочет отомстить.
– Кому? Стейсоны ведь мертвы…
– Может, есть еще кто-то, кого она винит в случившемся?
Он остановился, обдумывая мое предположение, но так и не сказал, согласен он с ним или нет.
– Я понимаю, что с ней происходит, но больше не могу ничего с этим поделать. Падре Фелино (его голос дрогнул, когда он упомянул имя покойного) считал, что Тереса сможет исцелиться лишь в том случае, если простит. Если забудет – она не исцелится, но сможет жить дальше. А если не простит и не забудет… – он развел руками, – Он считал, что вера в Бога должна помочь ей… как он выразился: «помочь воспротивится посеянному в нее злу».
– Ты разделял его мнение?
– Нет. Но не могу отрицать, что при падре Фелино я видел, как в Тересе просыпаются какие-то эмоции, некий душевный отклик – хоть что-то человеческое. А сейчас этого практически нет.
– Раньше она была набожной. Хоть ты этого не одобряешь, но это ей помогало… Как думаешь, что изменилось?
Сани долго не отвечал, потом подошел к кровати, тоже провел ладонью по следам ее ногтей.
– Думаю, ей стал не нужен Бог, способный простить любого, – еле слышно проговорил он.
Перевел взгляд на меня:
– Ладно. Хватит об этом. Скажи, изменений в нашем плане нет?
– Нет. Все, как ты и сказал.
– Хорошо, – взглянув на часы, – значит, Анхель придет примерно через 5 часов. Где они сейчас?
– Наверное, еще дома. Я приехала на мотоцикле, а они собирались выехать на машине ближе к утру.
– Ясно… Ты выглядишь уставшей.
– Ну да, – усмехнулась я, – Рамин нас весь день муштровал. Сначала заставлял выучить досконально план здания, потом тренировал в стрельбе, так, чтобы мы могли попасть в мишень с закрытыми глазами.
– О, узнаю брата! В этом плане он дотошный, – натужно посмеялся Сани, – Но пока его нет, приляг, отдохни. Завтра тяжелый день.
Я бросила взгляд на кровать. Поморщилась.
– Только не на ней.
– Можешь в кресле.
– Нет, лучше так, – подошла к стене, легла возле нее, на ковер – на шелковый персидский ковер… Если закрыть глаза, можно было представить, что лежишь на прохладном изумрудном мхе под лазурью открытого неба…под лазурью его теплых глаз, смотрящих на меня с нежностью и заботой. Он сел рядом со мной на пол, чуть приобняв, и я доверчиво положила голову на привязанную к его телу подушку.
– Мягко, – улыбаясь, прошептала я.
– Вот и хорошо. Постарайся заснуть.
Встрепенулась я от тихого, но настойчивого стука, звучащего с небольшими интервалами, словно выбивая ноты. Ничего не помнила, ничего не могла понять: ни то, где я нахожусь, ни то, почему я лежу на каком-то пухлом старике, ни то, кто я вообще такая… Так иногда бывает, когда что-то резко вырывает тебя из тревожного и глубокого сна, который ты, впрочем, тоже ни помнишь, и на несколько секунд ты оказываешься в разрыве меж двух забытых миров.
– Не бойся, это Анхель, – сказал старик, тяжело поднимаясь и осторожно выпуская меня из своих объятий.
Сознание стремительно возвращалось к реальности, всплывало на поверхность этого мира, словно насильно утопленное в воде полое тело.
Анхель? Да… Условный стук. Анхель, должен прийти в шесть утра. Уже шесть утра? Взглянула на просачивающиеся из-под тяжелых штор красноватые лучи… Да, уже шесть утра.
В коридоре щелкнул дверной замок, захлопнулась дверь, и я услышала веселый бодрый голос паренька:
– Черт, амиго, ну ты меня напугал! Я подумал, что попал в номер к какому-то старикану!
– Ты же меня уже видел в этом костюме дня три назад.
– Ну да, видел. Просто никак не могу привыкнуть к этому твоему прикиду.
– Давай, не топчись у порога, проходи, – позвал его Сани.
Раздалось несколько поспешных уверенных шагов, потом заминка, неловкое потаптывание…
– Ох, ну ни фига ж себе! – это Анхель увидел комнату, в которую попал. В проходе коридора показалась его плечистая фигурка в бордово-серебристой форме и надвинутой на лоб фуражке – не отличить от десятка других таких же служащих, снующих по этажам Континенталя. Выдает его лишь ошеломленное выражение лица.
– Вот это жилище! В жизни такого не видел! Прямо дворец! – взгляд ошалело заносился по комнате, будто не в силах воспринять представшую перед ним роскошь, и остановился, лишь наткнувшись на меня.
– О! Привет, Иден! А чего это ты на полу улеглась, когда тут такое роскошное ложе?
– Не знаю… Тут как-то удобней, – неуверенно мямлю я, а он не верит:
– Да ну! – быстро подходит к кровати, плюхается на мягкие перины, а потом, словно испугавшись собственной дерзости, смотрит на Сани извиняющимися глазами: – Можно полежать?
Тот пожимает плечами:
– Меня-то зачем спрашиваешь? Я здесь такой же хозяин, как и ты. Номер наш. Делай, что хочешь.
– Наш, говоришь… – задумчиво протягивает Анхель, – Здорово! Хоть несколько часов в своей жизни поживу, как чертов король!
– Ну, валяй! – посмеивается Алессандро, – Только смотри, не забывайся и не зазнавайся, король! А то я, знаешь ли, не сторонник монархии.
– Ничего, я ведь добрый король, – он откидывается на подушки, вытягивает ноги, несколько секунд лежит, довольно улыбаясь, изучает мерцающие хрусталики люстры. А потом улыбка медленно сползает с его лица.
Нахмурился. Заерзал. Тяжело вздохнул. Как-то странно взглянул на меня, и вдруг резко соскочил.
– Ты права. На полу и то удобнее, – озлобленно прошептал он, и, капризно сморщившись, попытался отшутиться, – Для королей могли бы и нормальную кровать поставить! А то на этой лежишь, как на смертном одре.
Шутка не удалась: слишком мрачный и серьезный тон, напряженный голос… Он тоже почувствовал? Или узнал? Хотя, нет – как он мог узнать? А, может, ему стоит…?
Я вопросительно посмотрела на Алессандро, и так же, не проронив ни звука, он ответил мне едва заметным жестом – «Нет, не стоит. Молчи».
Тем временем Анхель, продолжая осмотр своих «королевских владений», наткнулся на изящную бутылку, красовавшуюся на зеркальном трюмо в окружении кристально прозрачных стаканов из тонкого богемского стекла. Решительно подошел, и, не сильно вдаваясь в чтение этикетки, стал откручивать черно-золотой колпачок.
– Эй, приятель, вот этим лучше не увлекаться, – окрикнул его Алессандро.
– Да ладно тебе! Что такого? – наполняет один из стаканов терракотовой жидкостью на половину, подносит к носу, – Вроде, не отрава. Пахнет алкоголем.
– Вот именно. А тебе лучше иметь трезвую голову. Все-таки у нас тут серьезное дело намечается.
– Я не собираюсь напиваться. Просто попробую. К тому же у нас еще уйма времени – сто раз успею протрезветь.
– Один бокал – не больше, – нехотя уступает Сани.
– Один. Честное слово, – подносит к губам, осторожно отхлебывает, поморщившись: – А ничего так… Жжет. Но на вкус вполне сносно, пить можно.
Я усмехаюсь:
– Анхель, эта бутылочка стоит пять сотен баксов.
Он закашливается. Изумленно уставился сначала на меня, потом на Сани.
– Она ведь шутит, да? Скажи, что шутит.
Алессандро пожимает плечами:
– Нет, не шутит. Где-то около того и стоит, если не дороже. Я точно не знаю – это подарок гостиницы.
– Офигеть можно…– бормочет Анхель и делает еще один крошечный глоток. Потом медленно и серьезно: – Хочешь сказать, что вот эта бутылочка – это полгода моей работы на шахте без выходных и перерывов?! Хочешь сказать, что вот за это смачивание языка, я должен был бы вкалывать в две смены, несколько недель?!
– Боюсь, да…
– И они готовы вот так просто отдать даром то, что для меня приравнивается к полугоду работы – работы в поту и грязи, работы на пределе – до последних сил? А они отдают это, только чтобы угодить очередному богатенькому клиенту?!
Сани разводит руками, удрученно покачивая головой.
– Все так и есть.
Анхель замолкает. Кажется, он слишком потрясен, чтобы говорить, и вместо слов и возмущений делает еще несколько глубоких глотков. Потом замирает, уставившись куда-то в пространство.
– А знаешь, что добивает больше всего? – наконец, проговаривает он, медленно, немного заплетающимся языком, – Не моя нищета. Нет. С ней я уже смирился… привык. Но вот это все… – он окидывает убранство комнаты небрежным взмахом руки. Глаза поблескивают пьяной горечью – пробужденным желанием излить душу, высказаться…– Вот это все добивает! Эти шелка да бархаты, эти стулья, столы, картины, шкафы… Каждая, бля, хрусталинка на люстре добивает, потому что стоит больше моей чертовой жизни! Добивает разница между теми, кто живет в таких условиях, и нами! Что они сделали, чтобы получить это?! Разграбили нашу страну? Отобрали наши земли? Создали компании, превращающие соки этих земель и кровь наших людей в их хреновы баксы? Или просто уродились детишками грабителей и убийц?! А что же мы сделали такого, чтобы жить хуже бродячих псов? За что нам это?! Чем мы заслужили нищету?! Я спрашиваю, чем?!
Залпом допивает оставшиеся виски.
– Если бы мы заслуживали это, то не пришли бы сюда с пушками и бомбами, – подытоживает Алессандро ледяным голосом. Опускается в кресло, закуривает сигару. А я сижу на полу, стыдливо потупив взгляд, и отчаянно пытаюсь понять, что же заставило меня – лично меня – дочь грабителя и убийцы – примерить образ нищеты и прийти сюда с пушками и бомбами…?
– Правильно. Все правильно, – шепотом произносит Анхель, – А знаешь, с кем они обошлись несправедливее всего? С моей сестрой. Тере этого точно не заслуживала. Я уже убивал за нее этих гадов, и готов убить снова.
Он возвращается к трюмо, чтобы снова наполнить стакан. На сей раз Сани его не одергивает: только наблюдает грустным сочувственным взглядом. Молчит.
– Анхель, плесни мне тоже, – прошу я.
– Да, сейчас…
Наполнил и еще один. Подошел. Присел рядом. Протянул. Не могу не заметить, как нервно плещется поверхность жидкости по стенкам стакана, когда он передает его мне, как нездорово дрожат его сильные мускулистые руки. Не ускользает это и от внимания Алессандро.
– Приятель, что у тебя с руками? – мягко спрашивает он.
Анхель ставит свой стакан на пол и с недоумением демонстрирует ему обе ладони:
– Вроде ничего… Руки как руки. Ты на свои посмотри.
– У меня они, по крайней мере, не трясутся.
– Зато, похожи на жирных каракатиц.
– Это для образа – для нашего дела. А вот твое волнение нам совсем не нужно. Рука, берущая оружие, должна быть уверенной и твердой.
– Я уверен в том, что собираюсь делать.
– Это хорошо. Но, тогда из-за чего ты так нервничаешь? – Сани подходит к нему, осторожно заключает одну из его вытянутых ладоней меж своих, пытаясь унять дрожь. Со стороны это выглядит немного жутковато, особенно после этого нелепого но меткого сравнения с каракатицам, словно теперь эти жирные белые каракатицы пытаются заглотить темного трясущегося паучка. Все кажется излишне…хищным? Но доверительный голос Алессандро мигом развеивает эти образы животного мира: – Не стоит переживать, – тихо произносит он, – Все хорошо, Анхель. Все спланировано до мелочей, никаких заминок не будет.
– Я знаю! Я не переживаю. Это не волнение – это… Просто хочу, чтобы все поскорее закончилось. Хочу убраться отсюда как можно быстрее, – пытаясь скрыть неловкость, он притворно усмехается, – Видно, жить по-королевски – не для меня. Ужасное место, оно меня бесит!
– Прекрасно тебя понимаю, приятель. Знал бы ты, как мне здесь все осточертело за три-то дня. Только, надо потерпеть и успокоиться. Остались считанные часы, но это время ожидания не следует отдавать эмоциям, иначе потом ты просто не сможешь обуздать их, – проводит пальцами по смуглому запястью, отпускает, – Давай, сделай глубокий вдох, закрой глаза… А теперь сожми пальцы в кулак, раздави все то, что мучает тебя и не дает покоя.
Анхель послушно следует его указаниям, и в это время, Сани тянется к его стакану, опустошает его залпом, брезгливо поморщившись, ставит обратно.
– Так, теперь открой глаза, – продолжает он, как ни в чем не бывало, – Успокоился?
– Кажется, да…
– Сейчас проверим. Покажи мне свою твердую сильную руку – руку, в которой ты собираешься держать револьвер, – с этими словами он вытягивается на полу, приминая свое сползшее накладное пузо, сгибает руку в локте и жестом призывает Анхеля к поединку армрестлинга.
– Ты серьезно? – смеется паренек.
– А что тебя смущает? Считаешь, меня недостойным соперником?
– Нет…Просто ты одет, как дряхлый старикан, вот и…
– Но это просто одежда. Так, что?
– Ну, ладно… – Анхель следует его примеру: ложится на пол, ставит локоть, обхватывает опухшую ладонь Алессандро.
– Подожди, ответь сначала, кто, по-твоему, победит?
– Не знаю…
– А ты, Иден, как считаешь?
Я задумчиво наблюдаю за ними, медленно потягивая виски – помогает отнестись к происходящему с иронией.
– Ты предлагаешь мне сделать ставку?
– Почему бы и нет?
– Сани, я знаю, кто победит, и именно поэтому не хочу выбирать. Лучше буду судьей.
– Что же это такое? Все хотят быть судьями! – усмехается он, – Ладно, суди. Только честно.
– Хорошо. Одна попытка. Никаких реваншей. Готовы? На счет три. Раз, два…Три.
«Это всего лишь игра» – говорю я себе, – «Всего лишь дурацкая игра»…Лица обоих исказились от напряжения, на сцепленных руках проступили вены. Даже на той, что похожа на дутую каракатицу. Анхель напирает. Сани пытается сопротивляться. Не поддается. Ему незачем поддаваться и притворяться – этой рукой он все равно не уложит Анхеля. Ему больно. Больно из-за того, что он сделал со своими ладонями. А еще из-за ранения, полученного несколько месяцев назад. Но он терпит, он борется изо всех сил, хотя знает, что проиграет. Он борется изо всех сил, только чтобы соперник не понял подвох. Он знает, что, даже проиграв, все равно будет в выигрыше, потому что цель этого состязания, заставить Анхеля поверить. Нужно, чтобы он верил в себя, в свои силы, когда возьмет пистолет и пойдет убивать… Это правильно? Справедливо?
Проходит около минуты, прежде чем розоватая отекшая рука, похожая на каракатицу, впечатывается в густой ворс ковра, придавленная черным паучком руки Анхеля.
Паренек победоносно улыбается:
– Ну что? Теперь доволен, а?
А Сани доволен. Еще как доволен. Тоже улыбается, потирая сведенную судорогой кисть.
– Да ты просто монстр! Вот уж не ждал от тебя такой силы! – обращаясь ко мне, – Ну что скажете, Ваша честь? Чистая победа, правда?
Какая уж тут может быть «правда»?! Наверное, мне лучше вообще промолчать…
– Ничья, – тихо говорю я.
– Это еще почему, Иден?! Я его уложил! Ты же видела, как я его уложил!– возмущается и недоумевает паренек, и Сани поддакивает ему: – Да, Иден, почему? По-моему, кто-то слишком предвзято судит.
– Отнюдь. Просто делаю скидку на то, что ты боролся пробитой рукой.
Анхель замолкает, серьезно посмотрев на Алессандро:
– У тебя ранение? Что ж ты сразу не предупредил? И зачем вообще все это затеял, раз тебе больно?
– Да нет уже ничего! Она вспомнила ранение, которое уже давным-давно затянулось и зажило. Оно никакой роли не сыграло. Ты был, бесспорно, сильнее, Анхель.
Улыбка ликующего победителя на лице парня сменяется другой, мягкой, снисходительной. Покачивает головой:
– Сани, оставь. Ничья, значит, ничья. Сойдемся на этом. Так справедливее, – встает на ноги, – И не переживай, мои руки больше не трясутся.
Бросает взгляд на свой опустошенный стакан, недовольно морщится:
– Я что, уже и второй успел допить? То-то, смотрю, голова идет кругом…
– А я предупреждал тебя не увлекаться этой дрянью, – укоризненно отчитывает Алессандро.
– Не такая уж и дрянь.
– Угу, особенно, когда знаешь, сколько стоит, – вставляю я.
– Это точно!
– Ладно, Анхель, давай, приводи голову в порядок, – Сани поднимается, похлопывает его по плечу, – Ты, наверное, просто еще уставший и голодный?
– Ну, есть немного…
– Сходи, умойся. А я пока закажу завтрак.
– Сюда?
– Ну да.
– А это…Безопасно?
– Ты будешь в ванне, Иден спрячется в шкафу. Никаких проблем. Тебе что заказать?
Сначала Анхель смотрит на него непонимающим взглядом, потом разводя руками, прыскает со смеху.
– Что заказать?! Еду! Просто еду.
– Ладно…Не уверен, что такое есть у них в меню, но что-нибудь придумаю. Иди, ванна с туалетом там по коридору направо.
Парень уходит и через несколько секунд из-за двери уборной снова раздается его ошеломленное «Ну ни фига себе!»
Алессандро подходит поближе, чтобы не кричать через всю комнату.
– Все в порядке? – спрашивает он.
– Да…Слушай, мне к этим блестящим мраморным причиндалам даже подходить страшно и стыдно! – слышится приглушенный голос Анхеля.
– Ерунда. Чувствуй себя как дома.
– Сани, у меня дома таких извращений отродясь не было.
– Не бойся, они тебя не проглотят. Главное не ошпарься горячей водой.
– А что, тут горячая…? А…черт! Все понял.
Сани посмеивается, возвращаясь ко мне.
– Я сам с этими кранами долго воевал, – поясняет он, потом, как-то иронично взглянув на меня, добавляет: – А ты, наверное, сидишь и думаешь: «Ну что за дикари».
– Я так не думаю, – возражаю я, – Я думаю, что дикари – это те, кто живут в дебрях этой пошлой роскоши, не заботясь ни о чем, кроме удовлетворения своих растущих потребностей.
Ирония в его взгляде не исчезает, даже наоборот.
– Ну что ж… – протягивает он, поднимая трубку телефона,– Полагаю, на завтрак ты тоже будешь просто еду.
Просто еда оказалась отнюдь не простой… Впрочем, я не стала ничего пробовать: обе порции умял за обе щеки Анхель, отдав мне взамен свою чашку крепкого густого кофе с едва ли не парфюмерным ароматом. Сани вообще ни к чему не притронулся: сидел, потягивая свою сигару из позолоченного мундштука, о чем-то думал. Немного погодя, взглянул на часы.
– Ладно, посидите здесь. Я пойду отвлекать охрану, чтобы Рамин смог пройти, – сообщил он, поднимаясь с кресла, и поправляя детали своей маскировки.
– Будь осторожнее.
– Не волнуйся. Все схвачено.
___
Да. У него все схвачено и продуманно. В 11.10, как и планировалось, стук в дверь: те же условные интервалы:2 через 3, уверенные, настойчивые. Нет сомнений – это Рамин. Быстро проскальзывает внутрь, когда я открываю ему, и тут же прильнув ухом к двери, прислушивается. Все тихо. Слежки нет. Прошел незамеченным. Кладет на пол мешок с нашей униформой: бумажные мешки на головы, перчатки, балахоны («дизайн» наряда, позаимствованный у янки), проходит в спальню, осматривается, выражая свое мнение к окружающей обстановке, сдержанным презрительным хмыканьем.
– Надеюсь, вы тут не успели сильно разнежиться в шелках и золоте, – бросает он, не глядя на нас. Подходит к спрятанному за картиной сейфу, набирает код.
– Смеешься? – отзывается Анхель, – Мне все эти шелка и золото уже вот где (проводит по горлу). Нам бы поскорее все провернуть и убраться отсюда
– Не вопрос, – достает мешок с оружием, усевшись на стул, начинает проверять, пересчитывать патроны, заряжать.
– Где Алессандро? – спрашиваю я.
– Пудрит мозги охранникам. Скоро придет.
– А Тереса? Она в безопасности? – беспокоится Анхель.
– Да. Мы надежно укрыли машину тут неподалеку, – встает, подходит к окну, чуть отодвинув штору, выглядывает, – Идите сюда, покажу, где машина, на случай, если вам придется уходить без меня. Вон там, видите, начинается парк – машина слева, за забором. Сразу не заметите, она спрятана за деревьями.
– А почему нам придется уходить без тебя?
– Всякое может случиться.
Опять стук в дверь. На сей раз это Сани. Выглядит встревоженным.
– Я смотрю, ты тут неплохо устроился, chaq’, – замечает Рамин, когда он проходит в комнату.
– Завидуешь?
– Завидовать этому? Боже упаси!
– Ладно. Времени нет. Охранник рассказал мне, что министр и его свита уже прибыли. Собрание начнется раньше, чем планировалось.
– Насколько раньше?
– Через полчаса.
– Черт!
– И это еще не все. Министр прибыл со своей личной охраной. 15 человек будут стоять у входа.
– Пятнадцать?! Нам же не выбраться! – непроизвольно вскрикиваю я, хоть и стараюсь не поддаваться панике. А вот Рамин даже не пытается – у него ее просто нет. Кажется, столь радикальные перемены наоборот заставляют его сконцентрироваться.
– Выберемся. Давайте живо переодевайтесь!
Пока мы перевоплощаемся из своих колоритных персонажей в безликих чучел, он извлекает планы этажей, и, раскинув бумаги на журнальном столике, начинает быстро бегать взглядом по замысловатому нагромождению линий.
– Как выберемся? – спрашивает Алессандро, первым справившись с экипировкой. Встает за спиной у брата, тоже всматриваясь в планы, – Когда охрана услышит выстрелы и взрыв, они побегут наверх. Думаешь, мы сможем вчетвером уложить 15 человек? Хотя по факту их будет больше. 15 – это только личная охрана, а еще гостиничная. Да и полиция подоспеет почти сразу – участок на соседней улице.
– Прибережем взрывчатку для охраны, а тех, заседающих, просто изрешетим.
– Нет. Смотри, – тычет пальцем на схему, – Здесь уже рискованно бросать – несущая стена. Может обрушиться вся эта часть, и прямо на нас.
– А тут, на выходе?
– Тут можно, но до туда мы просто не успеем добраться.
– А если вылезти через окна первого этажа?
– Все зарешечены, я проверял.
Тишина. Оба задумались. Потрошат пытливыми взглядами чертежи в поисках выхода, которого, как мне начинает казаться, просто напросто нет. С минуту я борюсь с вертящимся на языке предложением отменить операцию, пока не поздно. Только заранее знаю ответ Рамина. Он скорее умрет, чем отступится. Умрет сам и нас погубит. Но разве это для него аргумент? Это не аргумент, а всего лишь моя трусость. Лучше промолчать.
– Так…А это что у тебя тут помечено? – спрашивает Сани, указывая на жирно обведенное карандашным кругом помещение на первом этаже.
– Не имеет значения.
– Если не ошибаюсь, это кабинет управляющего. Зачем ты…?
– Я сказал, не имеет значения. У нас другая проблема…– И снова смотрит, думает, ищет…
– Не знаешь, вход на служебную лестницу обычно открыт?
– Надо, так откроем. Я стащил на всякий случай ключи.
– Предусмотрительно. Этим путем и воспользуемся. Спустимся по нему, и после уходить будем тоже по нему.
– То есть, побежим наверх?
– Угу. Опять укроемся в этом номере и будем выжидать случай выбраться.
– Когда они поймут, что мы спрятались в отеле, то начнут обыскивать номера.
Рамин косит на брата свои колючие глаза.
– Тебе-то чего боятся? Ты тут, кажется, в доску свой.
– Это не помешает им обыскать комнаты.
– Значит, сделаешь так, чтоб помешало.
Алессандро поджимает губы, недовольно морщится.
– Что? Если есть другой план – выкладывай, – шепотом чеканит Рамин.
– Нет. Мне просто не нравится эта формулировка «будем выжидать случай выбраться». А если они начнут срочную эвакуацию? Ладно я… Иден, тоже успела здесь примелькаться – все видели, что она оставалась у меня на ночь. Вместе выйдем. И Анхель, вероятно, сможет проскочить незамеченным, под видом служащего.
– Тогда что тебе беспокоит?
– Ты.
Покачивает головой, усмехается:
– Мило, что ты вдруг за меня начал переживать, chaq’ .
– Черт возьми, Рамин…!
– Ладно. Что-нибудь придумаю, – поспешно перебивает индеец, смотрит на часы, потом оглядывается на нас с Анхелем, – Готовы?
– Да.
Накидывает на себя балахон, нахлобучивает на голову пакет, раздает каждому оружие, патроны, себе в карман засовывает взрывчатку.
– Тогда пошли.
___
Дальше…Что было дальше? Всё путается, словно я пытаюсь вспомнить суматошный невнятный сон, от которого очнулась в холодном поту… И есть какое-то странное чувство, словно я во всем этом не участвовала. Лишь наблюдала со стороны. Это не я, а некое незнакомое дикое существо бежало за такими же незнакомыми нелепыми и бесформенными существами, одержимыми единственной целью – убить. И не мои руки, а черные, облаченные в искусственную кожу, лапы этого существа сжимали револьвер и вдавливали курок при виде любого попавшегося на его пути чужака. А я смотрела на все сквозь узкие щели для глаз, вырезанные в надетом на голову мешке… Даже не смотрела, а украдкой подглядывала, словно в замочную скважину, прячась и боясь этого существа, завладевшего моим телом. Безумным хаосом мелькали перед моим взором двери, лестницы, коридоры… испуганные лица тех, в кого я стреляла. Странно… За мгновение до смерти их лица уже бледны, как у трупов, и стеклянные зрачки отражают смерть. Это, словно стрелять в мертвецов…
– Стрелять в мертвецов легче, правда?
– Они становятся мертвыми не тогда, когда пуля останавливает сердце, а когда твой разум осуждает их на смерть. Если ты мысленно готова подписать им смертный приговор, будь уверена, твоя рука не дрогнет при его исполнении. Понимаешь меня? – говорит Сани.
– Наверное…
Наверное, та чужая рука не дрогнула…Ни разу не дрогнула. Но содрогалась я, когда мысленно выносила им приговор. И до сих пор содрогаюсь, каждый раз, как перед глазами вдруг, ни с того ни с сего, предстает чье-то мертвое лицо, впечатывающееся в мою память словно ботинок в стынущую грязь.
– Какого это было для тебя, Сани – в первый раз лишить жизни человека? Тяжело?
– Это был отвратительный человек. Он заслуживал смерти.
– Но это не ответ на мой вопрос.
– А другой я и не дам. Почему ты вообще об этом спрашиваешь? Ведь там, в гостинице, они не были первыми, кого ты убила.
– Знаю… Но какая разница? Первый – это человек, а дальше – уже не люди, а цифры.
Цифры… Со счету сбиваешься практически сразу. Помню, врываемся в конференц-зал… Еще восемь пар изумленных и испуганных глаз… Голос Рамина: «Встань у входа. Прикрой нас!» – И, выставив дуло револьвера в дверную щель, рука все нажимает и нажимает на курок, скашивая приближающихся людей в форме. Они падают как сбитые костяшки домино с темными точками ранений. А рука все продолжает и продолжает давить на курок.
– Ты пули – пули-то почему не считала?! – потом будет отчитывать меня Рамин, – Пустой барабан может в следующий раз стоить тебе жизни!
Я ничего и никого не считаю. Я ни о чем не думаю. Я стреляю. Я не слышу свои выстрелы – они вливаются в единый оглушительный пандемониум с хлопками, звучащими у меня за спиной, с криками ужаса, и скулежными мольбами о пощаде… Пока постепенно этот густой поток звуков не истощается, не редеет, не угасает – последний выстрел позади, гулкий удар повалившегося на пол грузного тела, и только тогда я осознаю, что мой револьвер выдает холостые. А между тем несколько охранников уже почти добежали досюда…Сквозь приоткрытую щель вижу их стремительно приближающиеся, искаженные яростью лица, вижу вскинутые на плечи автоматы, вижу, прицеливаются – и не чувствую ни страха, ни паники – абсолютно ничего. Только рука еще чаще и еще настырнее продолжает щелкать пустым оружием.
Кто-то хватает меня за плечо, резко и грубо отшвыривает от двери, как раз вовремя, чтобы спасти от врывающегося в комнату потока пуль. Накрыв меня своим телом, шепчет у левого уха: «Заряжай»…Это Сани? Или Рамин? Не могу отличить. Но послушно рука достает из кармана патроны, заполняет каморы откинутого барабана. А другой – Сани? или Рамин? Или Анхель? – тем временем подползает вдоль стены к двери, стреляет охранникам сначала в ноги, а потом и выше, обрывая их стоны и завывания.
– Все, уходим! – громко командует голос у меня над ухом, и тут же совсем тихо, чтобы слышала только я: – Вы с Анхелем держитесь за ним, не отставайте. Спрячетесь в номере. За мной не ходить. Особенно его не пускай. Понятно?
Я не понимаю, но киваю…
И опять коридор, поворот налево, дверь… Алессандро (теперь я точно уверена, что это он), достает ключи, воюет с замком, пока мы трое, окружив его кольцом, отстреливаемся от вновь подбежавших охранников. На сей раз их только двое. Справляемся быстро. Вот, наконец, и дверь раскрывается. Сани пропускает внутрь меня и Анхеля, и…
– Чего стоишь?! Идем!
– Без меня. Уводи их.
– Рамин, кончай дурить!
– Уводи их, черт тебя побери, пока я отвлекаю охрану! Я знаю, что делаю! – силой вталкивает брата в дверной проем, захлопывая за ним дверь.
– Все, пошли… пошли… – настойчиво тяну за рукав Алессандро. Несколько секунд он еще колеблется, а потом – снова по ступенькам – за спиной, за дверью ревут автоматные очереди – наверх – выстрелы стихают – по коридору – направо – полная тишина – и в уже знакомый номер. Первым вбегает Анхель, за ним я. Сани оглядывает пустой коридор, прислушивается… Входит в номер, тут же поворачивая замок, снова прислушивается.
– Кажется, пока здесь спокойно, – сообщает он каким-то слабым, придушенным голосом.
Анхель проходит в зал, устало падает в кресло. Сорвав с головы мешок, делает глубокий жадный вдох, словно все это время страдал от нехватки воздуха.
– Ну и ну… Мы все-таки это сделали… – протягивает он.
– Да, но пока рано радоваться, – я следую его примеру – тоже открываю лицо, снимаю перчатки…Рассматриваю свои руки, провожу по лбу, по щекам – чувствую свое тело и не могу поверить, что вновь вернулась в него, обрела его…Очнулась? Интересно, неужели каждый раз для меня это будет похоже на сон или одержимость? Или подобное испытываешь лишь поначалу, а потом просто становишься этим диким существом – машиной смерти? Принимаешь его как неотъемлемую часть самой себя?
Алессандро продолжает стоять у двери, навалившись на стену, словно выпотрошенное вороньем пугало. Даже мешок не снимает. За всей этой маскировкой трудно понять, что с ним происходит, но, думаю, ничего хорошего.
– Иден, – тихо подзывает он, – Оставайтесь здесь. Запритесь и никого не впускайте.
– А ты куда собрался? – наваливаюсь спиной на дверь, не давая ему выйти.
– За братом.
– Он просил, не пускать тебя.
– Да плевать! Отойди.
– Сани, успокойся! Послушай, Рамин сказал, он знает, что делает. У него есть план, как выбраться.
– Он всегда так говорит! План у него есть! Ну конечно!
– А у тебя? У тебя есть план?! Как ты собираешься его спасать?!
Из-под надетого на голову мешка вместо ответа раздается лишь тяжелый вздох.
– Ты ведь понимаешь, что сейчас идти за ним – не вариант. Если у него действительно есть план, а я верю, что он у него есть, то ты своим появлением только помешаешь. А если нет – уже все равно поздно.
Убедила я его или нет? Этого я так и не поняла, потому что в этот момент где-то внизу раздается громовой взрыв. Под ногами сотрясается пол, дребезжат посыпавшиеся осколки стекла. Невольно пригибаюсь, потому что, кажется, сейчас здесь вот-вот все рухнет, обвалится, провалится…
– Это у центрального выхода, – определяет Алессандро, и тут же подрывается к разлетевшемуся вдребезги окну, на ходу срывая с себя мешок, осторожно выглядывает, отодвинув край шторы.
– Черт возьми! – тихо изумляется он, – И это его план – взять заложника и отрезать взрывом преследователей?! Идиот!
–Что это за тип, которого он прихватил? – спрашивает Анхель, тоже подглядывая в щель.
– Кажется, управляющий отеля…Не понимаю, зачем? Если собрался брать заложника, мог бы с тем же успехом прихватить министра или одного из гринго – все-таки сошка покрупнее. А этот-то ему на кой сдался?
– Ладно. Главное, что ему удалось выбраться, ведь так? – Анхель уступает мне место, давая возможность оценить происходящее на улице. Отсюда, сверху все выглядит, по меньшей мере, пугающе странно и неестественно: сквозь клубы поднятой пыли и дыма черное полу-чучело – полу-чудище стремительно движется в сторону парка, волоча за собой какую-то трепыхающуюся от страха добычу. Дуло револьвера приставлено к седому всклоченному виску жертвы, рука, частично скрытая крылом балахона, крепко обхватывает тощую гусиную шейку… А добыча – тоже лишь приблизительно напоминающая человека ввиду своего уродства, то неловко перебирает по земле костлявыми, комариными ножками, пытаясь ослабить удушье, то вдруг начинает отчаянно упираться, запинается и, в конце концов, виснет в неослабевающем захвате чудища, словно подвешенная за голову тушка цыпленка. Преследователей нет, а случайные прохожие (их к счастью тоже немного) в ужасе шарахаются от этих будто сошедших с полотен Босха персонажей. Пять минут – и они уже скрываются в густых зарослях парка.
Алессандро отходит от окна.
– Да, он выбрался. Теперь наша очередь.
– Вопрос лишь в том, как?
– В любом случае, не в этом виде. Нужно переодеться обратно.
– Тише, – перебивает нас Анхель, – Кажется, я что-то слышал.
Мы замолкаем, настораживаемся…И действительно – приглушенный стук в один из соседних номеров, несколько голосов – слова не разобрать.
– Они обыскивают комнаты, – шепчет Сани, – У нас в запасе минут 5 не больше.
И уже подлетает к зеркалу: парик, усы, борода…
– Соберите бумаги, оружие и одежду – засуньте в сейф!
…брови, очки…Скинул с себя балахон и брюки…Подушка к животу, поверх – гостиничный халат. Оглянулся оценить, что еще осталось неубрано.
– Анхель, спрячься в шкафу. Иден… снимай это все… Погоди, не надевай платье… – подходит к кровати, приминает подушки, комкает простынь, – Иди сюда. Тебе это не понравится, но поверь – так нужно, – опускает глаза, ему неприятно просить об этом, – Белье тоже сними и ложись.
Мне это не нравится. Но это моя роль, что поделаешь.
Стук в дверь. Из-за нее настойчиво:
– Мистер Майер, откройте, пожалуйста!
И снова нетерпеливый стук.
– Одну минутку, – кряхтит Сани своим поддельным голосом.
Запихивает остатки одежды в сейф, захлопывает его, навесив обратно картину, бросает взгляд на шкаф, на меня, заползшую с носом под одеяло, на разбросанное у кровати белье и ополовиненную бутылку виски, кивает, поправляет перед зеркалом парик…
– Мистер Майер! Прошу Вас! Это очень серьезно!
– Да иду, иду!
Открывает входную дверь.
– Как раз собирался тебя позвать. Что у вас тут за бардак творится! Из-за какого-то взрыва у меня в номере побились все стекла, и чуть инфаркт не случился! Это возмутительно!
– Простите, Мистер Майер. Боюсь, произошли ужасные события. Вы не слышали выстрелы?
– Выстрелы? Так у вас тут еще и стреляют!
– Группа злоумышленников проникла в здание и…
– Господи Боже! Их поймали?
– Боюсь, что пока нет. Одному удалось скрыться, а остальные трое…Думаем, они спрятались в одном из номеров. Поэтому, мы с сержантом Альмено вынуждены Вас побеспокоить. Пожалуйста, разрешите проверить Ваш номер.
– Вы что, думаете, что они спрятались в моем номере! Или считаете, я их здесь прячу?
– Нет…Что Вы! Просто…вдруг они умудрились проскользнуть к Вам в номер и спрятаться, пока Вы спали? Разрешите, мы только посмотрим. Для Вашей же безопасности.
– Не разрешаю! Я заплатил за этот номер огромные деньги в надежде, что меня никто не будет беспокоить! И вот на тебе!
– Прошу Вас, Мистер Майер. Это чрезвычайная ситуация.
И другой голос: низкий, грубый:
– Мистер Майер, у меня приказ, проверить все номера. Так что, пожалуйста, дайте пройти…
И не смотря на очередной возглас протеста, слышатся поспешные тяжелые шаги. Мне страшно…Совсем по-детски прячусь с головой под одеяло, хотя понимаю – укрытое тело лишь привлечет внимание полицейского. Но это и уловка: моя задача не только привлечь его внимание, но и отвлечь от дальнейшего обыска…
– А это еще кто? – басит сержант, и в тот же момент огромная ручища, ухватившись за край одеяла, резко сдергивает его – раскрывает и разоблачает меня. Едва успеваю прикрыть ладонями свою наготу, смотрю на него испуганно, но дерзко. Кажется, уловка сработала: узкие щелочки глаз на его грубом квадратном лице на мгновение расширяются от удивления и неожиданности, а потом начинаю бесстыдно рассматривать меня с какой-то особенной липкой дотошностью. Поджимаю колени к груди, натягиваю на себя простынь.
– Вы зарегистрированы в этом номере один. Кто она? – снова спрашивает полицейский, не отлепляя от меня взгляда.
– Разве не видите? Злоумышленница, – с негодование фыркает Алессандро.
– Не шутите, Мистер Майер.
– Тогда не задавайте идиотские вопросы.
– Сержант Альмено, позвольте Вам все объяснить, – Диего деловито подходит к сержанту, – Эта девушка – наш внештатный сотрудник. Выполняет определенного рода услуги. Причин для беспокойства нет. Давайте не будем больше досаждать Мистеру Майеру нашим присутствием, – и, обращаясь уже к Сани, – Простите, что потревожили Вас. Обещаем как можно скорее разобраться с побитыми окнами…
– Не стоит беспокойства, Диего. Я все равно намерен выписываться из отеля.
– Очень жаль это слышать…
– Ладно, идемте проверять другие номера, – бурчит сержант, и, одарив меня напоследок все тем же омерзительным взглядом, направляется к выходу. А этот второй, Диего, не спешит выходить.
– Вы ступайте, я сейчас к Вам присоединюсь, сержант. Только улажу кое-какие формальности с Мистером Майером.
Тем не менее, как только полицейский скрывается за дверью, первым заговаривает Алессандро:
– Диего, я понимаю, что в связи со всеми этими происшествиями, я поставил тебя в щекотливое положение, приведя в свой номер сеньориту Миранду.
Диего откашливается:
– Боюсь, Мистер Майер, могут возникнуть некоторые затруднения. Если мы, обойдя все номера, не обнаружим этих злоумышленников, то начнем проводить эвакуацию. На выходе у всех постояльцев полиция будет проверять документы и регистрацию, и… у сеньориты возникнут проблемы.
– Не только у нее, Диего. Твоему руководству явно не понравится, что ты пошел у меня на поводу, и разрешил ей пройти в номер, ведь так?
Администратор издает тяжелый вздох, кивает.
– Никому не нужны проблемы, Диего: ни тебе, ни ей, ни мне. Так, давай найдем оптимальный вариант. Скажем, ты можешь незаметно вывести девушку из отеля до того, как начнется эвакуация?
– Я не знаю…
– Ты же не думаешь, что это ангельское создание – злоумышленница? Или, что я ее покрываю?
– Нет! Что вы! Конечно, нет!
– Тогда выведи ее.
– Но как? Главный выход перекрыт и , возможно…
– Не сомневаюсь, ты знаешь способ, – продолжает Сани, не обращая внимания на вялое лепетание Диего. Подходит к ящику комода, и, выудив из него портмоне, начинает шелестеть купюрами.
– …хотя, думаю, можно провести ее через черный ход в столовой… – чуть меняет интонацию, несколько оживляется, – Но мне все равно придется договариваться об этом с сержантом…
Алессандро отсчитывает еще несколько банкнот:
– Вот, возьми. Это тебе за старание… а это, чтобы убедить сержанта Альмено.
– Вы очень щедры, Мистер Майер.
– Брось, Диего. Это всего лишь небольшой залог. Как только я удостоверюсь, что сеньорита Миранда, вышла из здания без лишних проблем, то ты получишь гораздо больше.
– Спасибо, Мистер Майер, – бросил на меня небрежный взгляд, – Пусть одевается и выходит к лестнице, а я пока поговорю с сержантом.
И вот, наконец, мы опять остались одни. Тихий шорох в шкафу, и из приоткрывшейся двери Анхель робко высовывает голову:
– Они ушли? Можно вылезать?
– Нет, потерпи еще немного. Я скажу, когда можно.
– Ладно. Не забудь, а то тут дышать нечем.
Голова ныряет обратно.
Подобрав с пола белье и платье, Сани протягивает их мне, сам встает рядом, почти вплотную, заслоняя меня от входной двери и от шкафа.
– Ну вот, твой шанс выбраться, – тихо шепчет он, – Диего не должен подвести, а вот этот гадкий легавый мне не нравится. С ним лучше даже не заговаривай. Возьми, на всякий случай, еще денег…
– На какой такой случай?
– На случай, если он начнет к тебе приставать… Или захочет выудить у тебя то, что «сеньорита Миранда» получила за ночь с похотливым стариканом. Отдавай деньги – не перечь. Когда выйдешь из отеля, не иди сразу к машине. Сделай круг, походи по парку. Убедись, что за тобой не следят. Только тогда.
– Ясно.
– И из города уезжайте. Не ждите нас – это слишком рискованно. Мы с Анхелем выберемся, как только сможем, и вернемся домой на мотоцикле. Поняла? Так и передай Рамину.
– Да.
– Ступай.
Сани оказывается прав насчет этого сержанта. Пока Диего сопровождает нас до лифта, он еще молчит, но как только мы остаемся вдвоем в медленно спускавшейся к первому этажу кабинке, начинается…
– У тебя знакомое лицо, – говорит он.
Я пожимаю плечами.
– У меня хорошая память на лица, – настаивает он.
– Я Вас раньше не видела, – холодно отзываюсь я, а сама молюсь, чтобы дверцы поскорее раскрылись.
– Может я тебя тоже раньше не видел, но по описаниям ты уж очень похожа на одну преступницу, участвовавшую в убийстве Стейсонов полгода назад.
– Это не я.
– Я тоже, уверен, что это не ты. Но это абсолютно не важно. Дело все еще не закрыто. А мы не любим незакрытые дела, особенно такого масштаба. Нам нужен преступник.
– У Вас будут неприятности, если Вы попытаетесь повесить на меня это незакрытое дело или то, что произошло сегодня. Мистер Майер…
– Ах да…Мистер Майер!– квадратную челюсть сержанта растягивает гадкая усмешка, – И как? Много тебе платит этот гринго за твои услуги?
– Достаточно.
– Достаточно, чтобы я забыл твое милое личико и нашу встречу?
Я вынимаю из кармана деньги. Отдаю ему. Оказывается, достаточно. Он доволен. Двери лифта раскрываются, даруя мне путь на свободу.
Потом через столовую – служебный вход – все, выбралась. Сделала круг по парку, как и велел Сани, посидела немного на скамье, прошла по одному из узких проулков, свернула обратно. Осторожно оглянулась. Нет – никто не следит. Еще немного поплутала, на всякий случай, и, окончательно убедившись в отсутствии хвоста, направилась к спрятанной за парком машине.
Рамин сидел за рулем, сгорбившись, в надвинутой на лицо шляпе. Делал вид, что читает газету. Когда я залезла внутрь, расположившись на соседнем сиденье, чуть скосил на меня глаза.
– Рад, что ты выбралась, – шепчет он, как мне кажется, абсолютно искренне, без доли иронии, – Слежки не было?
– Нет.
– А что Сани и Анхель?
– Сани велел не ждать их – уезжать. Сказал, выберутся позже, когда начнется эвакуация, и приедут на мотоцикле.
– Ясно, – снова бросает на меня взгляд, серьезный и внимательный, – Ты уверена, что они смогут сами выбраться?
– Да…Как ты верно заметил, он там «в доску свой».
– Ну, раз даже ты это говоришь… – Рамин поворачивает ключ зажигания, – Тогда поехали.
Услышав какое-то тихое постанывание прямо позади себя, я резко оборачиваюсь, тут же натыкаюсь на стылый взгляд Тересы. Она сидит неподвижно и тихо, словно неживая. Окоченевши – мертво выглядит ее вытянутая рука со сжатым в кулак револьвером. Дуло уставлено в спину валяющегося у нее под ногами человека. В этой скрюченной и изломанной как трупик комара фигуре я узнаю того самого управляющего, которого Рамин зачем-то решил взять в заложники: руки связаны за спиной, на голове одна из наших «масок» – бумажный пакет, только надетый задом наперед, так что из прорезей, предназначенных для глаз, торчат лишь пепельные клочки его волос. Он трясется, постанывает, покряхтывает – сначала тихо, почти неслышно, потом все громче и громче. Пытается что-то промычать, и тут же, почти по-поросячьи взвизгивает от полученного в живот пинка, которым его хладнокровно награждает Тереса.
– Зачем ты его прихватил? – спрашиваю я.
– Так было нужно, – бурчит Рамин, не отрывая взгляда от дороги.
Ждать от него объяснений бесполезно. Я затыкаюсь. Отворачиваюсь. Смотрю в окошко, пытаясь сориентироваться в этих окольных путях, по которым мы покидаем город. Это бедные районы – самая окраина: хлипкие полуразвалившиеся, лачуги перемежены горами сметенных в кучи отходов. Деньги, выделенные из бюджета на развитие страны, оседают лишь в самом центре городов, а здесь их не хватает даже на то, чтобы элементарно вывезти мусор. Этого места не существует в сознании тех, кто распоряжается казной. Это место – terra incognita для тех, кто живет в поместьях, имениях и особняках – что-то вроде диких джунглей с полчищами прожорливых хищных тварей – что-то такое, куда нормальный цивилизованный человек даже и не сунется. Чем дальше от центра, тем очевиднее становится убогость реальности: километры и километры вопиющей нищеты. Понимают ли они, что это все не просто крысиные норы с забившимися в них паразитами? Понимают ли они, что это такие же люди? Тысячи – сотни тысяч людей. Это – реакционная масса – лавина, способная в любой момент обрушится на их жалкие элитные домишки, втоптать в грязь их холеные чистенькие морды. Но что же нужно сделать, чтобы пробудить эту стихию? Нет, слов тут недостаточно – нужен пример, нужно действие. Действие, подобное тому, что мы совершили сегодня.
Но, боже, неужели я действительно так считаю?!
А вот и до боли знакомая улица. Это совсем недалеко от того места, где…
– Можешь свернуть направо – проехать вон по той дороге, – тихо прошу я внезапно осипшим голосом.
Рамин удивленно вскидывает бровь, но не перечит – сворачивает. Проезжаем пару полуразрушенных кварталов и пустырь, определенный муниципалитетом под корпуса нового интерната – стройка была затеяна еще в начале президентского срока «благодетеля», а уже через месяц заморожена из-за нехватки финансирования, и, судя по всему, уже не сдвинется с мертвой точки. Раскуроченный забор, огораживающий территорию. Еще с десяток хлипких давно заброшенных лачуг. И вот, это место – место, где должен находиться наш с Сани бывший дом…
– Сбавь скорость, – еле выдавливаю я, и с ужасом вглядываюсь в огромную груду горелых досок, угля, слежавшегося пепла, черных кирпичей и битых стекол – в кучу мусора – в жалкие объедки огненного пиршества – в обглоданные и вылизанные пожаром косточки нашего прошлого…
Прикусываю губу. Стараюсь не подавать виду, насколько мне больно видеть все это, но Рамин все равно замечает. Притормаживает.
– Ты в порядке?
– Да.
– Что это за место?
– Здесь мы с Алессандро когда-то жили, – нехотя признаюсь я.
Несколько секунд он тоже задумчиво рассматривает остатки сгоревшего дома. Потом, недовольно поморщившись, отворачивается.
– Огонь всю жизнь преследует брата, – тихо изрекает он, снова надавливая на газ, – Это его бич – где бы он ни поселился, там рано или поздно все оказывается в объятьях пламени.
Я не нахожу, что на это ответить. Я думаю, о своем объятом пламенем сердце. Я думаю, будет ли оно тоже обращено в кучу стылого слежавшегося пепла…
Мы были уже достаточно далеко от города, когда Рамин вдруг ни с того ни с сего свернул с дороги прямо в чащу джунглей. Проехав немного вглубь, настолько, насколько это позволяла тягучая торфянистая почва и плотная сеть переплетенных ветвей, он заглушил двигатель.
– Что случилось? Зачем ты сюда свернул? – начинаю беспокоиться я, но он упрямо игнорирует мои вопросы. Вместо этого поворачивается к Тересе.
– Не передумала?
– Нет, – звучит ее глухой хриплый голос.
– Тогда, давай. У тебя полчаса. Отведи его подальше. Если нужна еще веревка или нож, возьми под сиденьем.
Мой встревоженный недоумевающий взгляд мечется с Рамина на Тересу и обратно, силясь понять, что же здесь происходит, но в обоих случаях натыкался лишь на холодные непрошибаемые каменные лица.
– Или помочь тебе его привязать? – предлагает индеец.
– Сама справлюсь, – отрезает она. Открывает дверцу, выбирается наружу, прихватив и нож и веревку. Потом одной рукой вцепляется в шиворот пленника, другой вдавливает ему под лопатку дуло револьвера.
– А ну, пошел! – хрипит она, и связанный человек начинает неуклюже ерзать, выползая из машины, с трудом поднимается на дрожащие, подкашивающееся комариные ножки.
– Живее! – прикрикивает Тереса и, продолжая мусолить дулом его спину, тащит его за собой вглубь чащи. Когда они скрываются за плотной ширмой зарослей, Рамин приоткрывает окошко, достает сигарету, закуривает.
– Что все это значит? – снова пробую допытаться я.
– Пусть разберется с ним.
– Что значит «разберется»?
– То и значит. Этот человек продал ее Стейсонам. Теперь получит то, что заслужил.
– Что?!– я с ужасом уставилась на него, – И ты вот так просто позволишь ей…?
– Не вижу причин отказывать. Все справедливо. Пусть делает с ним, что хочет. Это ее…
Истошный вопль, донесшийся из джунглей, глушит его слова. Потом еще один – еще пронзительнее, еще громче…Что она с ним делает?! Невыносимо. Это…это все невыносимо… Господи…Надо остановить это безумие!
Я давлю на ручку. Едва успеваю приоткрыть дверцу и вытащить наружу одну ногу, как Рамин резко хватает меня за плечо, втягивает обратно.
– Сиди и не вмешивайся.
Закусываю губу, закрываю глаза. Неутихающие крики взрывают мозг. От них хочется провалиться сквозь землю, хочется бежать, сгинуть – что угодно, только бы не слышать их…Так нельзя! Так неправильно! Но как же я могу втолковать этому лишенному души человеку, что то, что происходит сейчас…может и справедливо…Но совсем неправильно.
– Алессандро бы это не одобрил, – сдавлено проговариваю я, – и ее брат – тоже.
– Тут ты ошибаешься, – отрезает Рамин, – Но, в любом случае, это их не касается. И нас с тобой это тоже не касается. Это – дело Тересы. Ее личная месть. Каждый имеет право на личную месть. Око за око.
– Тереса не понимает, что ты с ней делаешь.
– Что Я с ней делаю?! – он выбрасывает в окошко бычок, и устремляет на меня свои неумолимые глаза, – С ней уже сделали все, что только можно было! Она прошла через такой кошмар, который тебе и не снился! Я же только позволяю ей сделать то, что ее хоть немного утешит.
И снова вопль…Да такой, что мне приходиться заткнуть уши. По телу пробегает озноб.
– Тогда радуйся… – шепчу я, – ты завершаешь то, что они начали. Ты убиваешь в ней остатки человечности.
Он хмурится, осудительно покачивает головой.
– Скажи, Иден, скольких ты пристрелила там в «Континентале»?
– Я не считала.
– А я посчитал. Троих насмерть. И двоих ранила.
Вопль ниспадает в булькающий хрип… Уже в любом случае поздно.
– Ты убила от трех до пяти человек, Иден, – повторяет он.
– И что с того?!
– Пристрелила их, не дрогнув, не колеблясь, не сожалея и не раскаиваясь. Значит ли это, что в тебе тоже больше нет человечности?
В его низком голосе и ровной интонации верткой ящуркой промелькнул сарказм – промелькнул и тут же скрылся, а между тем настороженные пытливые зрачки продолжают изучать меня из глубоких нор-глазниц. Ждут моего ответа.
– Может, уже и нет, – выдыхаю я, отворачиваясь и глядя на возвращающуюся Тересу. Шагает твердо и быстро. Одежда измазана кровью, на лице все та же лишенная эмоций маска.
– Тогда, какая тебе вообще разница? – пожимает плечами Рамин, заводя машину.