Читать книгу Тропинки веры моей и любви - Инна Буторина (Беляева-Арсанова) - Страница 9

Взяв благословение из родного храма Рождества Христова, с московского Ярославского вокзала поездом – в Череповец. А там, на вокзальном перроне, – прямехонько в открытую дверь часовни святителя Николая Чудотворца. И это то, что надо для православного путешественника. А сопутствовала мне тогда троюродная племянница Ольга, из ветви старых родственных белозеров Васильевых-Зининых.

Небольшая суета на автобусном вокзале, ищем маршрут на Белозерск. Вполне подходящий буфетик и… говорок, милый, северный¸ очень русский и очень знакомый, родной (помню по моим старикам).

…В Белозерск железнодорожного пути нет – водой следовать, дорогой пращуров, остается теперь только ностальгически мечтать – и мы влились в пассажирскую летнюю сутолоку автобусной станции.

С детства много слышала о Белозерье, о Белозерске, где жили эти мои предки, о Затишье, где когда-то было свито их дворянское гнездышко и где хозяйничала моя бабушка, Беляева (в девичестве Сурина) Анна Ильинична, крестная моя. А супруг ее, Беляев Сергей Александрович, мой дедушка, служил в чине подполковника царской армии (о нем хотелось бы больше разузнать – он, говорили, рано умер). Храню старинные фамильные фотографии, открытки. Разглядывая их, так хочется расспросить подробнее. Но ответа уже не услышу…

Знала, что Белозерск – это старинный русский город, где жизнь идет в замедленном темпе и еще многое пропитано духом патриархального уклада, но совсем не предполагала, как много можно добавить к этим скудным черточкам. Очень кстати прислали мне недавно из Белозерска замечательную книжку светлой памяти безвременно ушедшего Константина Ивановича Козлова под дорогим названием «Белозерск» (спасибо Татьяне Валерьевне Богомоловой)1. В ней всё – и научность, и обширная информативность, и одновременно простота изложения, а главное – искренняя, бескорыстная любовь, открытая и щедрая – ко всему, о чем он пишет2. Приятно было обнаружить, что мы с автором полностью сошлись во мнении по одному из очень важных моментов: «…Белозерск встречает нас с южной стороны аэродромом, автобазой, промышленными предприятиями – в общем въезжаем в город с „черного хода“», – констатирует с легкой досадой автор. Впиваюсь с надеждой дальше. Много вынашивала всяческих возможных водных путей пробраться в Белое озеро и пристать у канала к самому Белозерску. Издревле это был единственный путь – водой. В XIV веке как можно было еще доставляться? Впрочем, святые наши подвижники, птенцы гнезда преподобного Сергия Радонежского, Кирилл, Ферапонт и их последователи шли и водой, и льдом, и лесом… А я, грешная, если уж не на пароходике обыкновенном, пассажирском («Бабуля, ты откуда свалилась?» – вопрошали меня служащие речники, – теперь нет таких) тешилась найти лазейку на какую-нибудь баржу потрудиться там. Больших лет моих не боялась, а вот бойкости не хватало. Ну, а предлагаемые новые транспортные средства – фешенебельные, многопалубные туристские теплоходы не подходят ни сердцу, ни кошельку паломника).

И вот читаю далее у Константина Козлова: «Давайте войдем в Белозерск через «парадный подъезд» – через Белое озеро, тем более что на этом пути нас ожидает много прекрасного». Вот оно! Через озеро! Но внимание: … «Впрочем, и печального тоже…». Что имел в виду Константин Иванович под печальным? В последние несколько лет лишены мы и жалкого подобия прежних водных транспортных средств для простых пассажиров: убрали «Метеоры», и даже причал демонтировали. Кому ни выражу свои недоумения, огорчения, все вокруг говорят одно и то же: нерентабельно. Вот и в комментарии К. Лобачева к этой книжке тут же читаем: «К сожалению, торжественный вход в Белозерск через «парадный подъезд» с начала нового века стал недоступен – знаменитые метеоры отменили за убыточность (ладно хоть К. Козлов этого уже не увидел). Так значит, не так уж я наивна?

«Первая встреча с Белозерьем – любовь с первого взгляда, – читаем у К.И.Козлова, – потому что невозможно не полюбить этот своеобразный северный край, эту святую землю, это озеро – бескрайнее и величавое, то ласково-голубое, то тяжело-свинцовое в белых барашках. Нельзя не поддаться суровому очарованию древних храмов и валов, нельзя забыть колоритную речь белозеров, свойственную только этому краю…»

Родимая мета города – сооруженная во времена Великого князя Ивана III крепость – «рубленая осыпь». Это был мощный земляной вал, поверх которого шла рубленая высокая стена с 6-ю глухими и 2-мя воротными башнями, и окруженный рвом. Стена дожила до середины XVIII века, ров перестал заполняться водой. Но и сегодня Вал вызывает трепет, особую гордость, почтение к нашим потомкам, и пишут его с большой буквы. Удачная древняя планировка донесла до наших дней выгодное расположение цитадели Белоозера (так когда-то назывался город), весь ее эффектный вид. Память мгновенно вытолкнула наружу изображения на старых открытках из домашнего альбома. Там же, внутри кремля (Вала) – школа, бывшая гимназия, где учились мои предки; храмы и музейные здания (сейчас всё это входит пока в общий историко-культурный комплекс, разные постройки, в том числе жилые).

Отсюда, с Вала, и открылось Белое озеро. Скорее к нему! Спустились на берег, ближе, ближе. («Мамочка! Тетушки, дядюшки! Дедушка! Бабушка! Видите? Я у вас, здесь, в гостях!» – кричала душа)

Берег был безлюдным: настойчиво и серьезно заладил дождь. Забралась на смотровую вышку – высокую металлическую конструкцию – и захватило дух, забились в одной амплитуде мое волнение (так же, как когда-то, лет сорок назад, впервые обнялась с морем) и желто-синее (не белое!) волнение этого водного безбрежья. Меня всегда спрашивали: в кого это у тебя – любовь к морю? Неизвестно. (Остается отшучиваться: «Инна», мужское имя, воин, 1 век, в переводе с готфского – «сильная вода», церк. календ.).

Еще одна интересная деталь для меня, как уже отмечалось, говор местных жителей – неторопливый, распевный, окающий – где-то больше, где-то меньше, интонация речи, которая для музыкального слуха особенно привлекательна и запоминаема. Мне это знакомо с детства: мои московские тетушки говаривали похоже. А то, что знаешь с детства, – это навсегда. Потому и стали мне Белозерск и всё к нему прилегающее родными.

Город со стороны озера как бы подстрахован каналом, который вырыт в середине 19-го века, «дабы спасались от гневливого озера купеческие суда, идущие по Мариинке». Всевозможные картинки, чаще бытовые, попадавшиеся мне во время моего променада вдоль канала и просившиеся в объектив, дополняли значение канала для жителей: девушка удит мелкую рыбешку – рядом терпеливо восседает кошка; на мостках – корзины белья для полоскания; купальщики, не рискующие спускаться по валунам в главную воду; а вот на центральном месте канала, где понтонная переправа, по-местному называющаяся лавой, с каких-то давних дней сидит сухонькая старушка, баба Шура, которая походит на ровесницу канала – и правда, родной он ей, она всегда здесь, оберегает в любой час, и с ней приятно перекинуться парой приветливых слов: «Да вы Откуда будете-то-о? У Тамары Павловны? Да кто ж не знает-тО ее-о!».

В Белозерске нас гостеприимно приютил «прянишный» розовый домик коренной белозерки Тамары Павловны, очень дальней моей родственницы, в бывшем видного работника города. Сразу, войдя в калитку, куда привела меня племянница Оля, обволокло эдакое детское восхищение, как от красочной книжной иллюстрации. Во дворе – огородик, садик, цветник – всё как-то чинно встречает и нежится в скромных условиях северного лета; чистые окошки с занавесками и геранью, вычищенное крыльцо, покрытое круглыми вязаными половичками; кружевная поленница – полешко к полешку, как петелька к петельке. Выставочный образец. Это ее сын Сережа, мареман, плетет, как потом выяснится. Он же чудо-баньку сколотил, со всей положенной, да с выдумкой, атрибутикой. Кругом еще морские, водные эмблемы: Сережа – штатный работник большого водно-лесного хозяйства, работает на грузовом катере (показывал его нам). Те дни, помнится, жаркими не были, но в водицу-то озера-легенды окунулись. А как же? Сплавали. Далеко не уплыла, но впечатлило, приобщилась.

Все, что ни встречала в городе, почему-то воспринималось знакомым с каких-то незапамятных времен. Везде ощущался дух предков.

С любезной помощью самоотверженных хранителей культуры Белозерья, с которыми познакомилась, а с кем-то и сдружилась, рассматривала и изучала с любопытством, интересом и даже гордостью, как за свое родное, примечательные места города, хотя порой и с грустью – ох как медленно (или вообще никак) пробивается реанимирование православной старины. Храмы города большей частью ждут своего пробуждения для службы по назначению либо являются частью музейного комплекса. Это последнее, кстати, очень хорошо налажено, что ценно во всех отношениях. Церковные же службы пока проводятся только в двух (рядом друг с другом) храмах – зимой – в Богоявленском, летом – в Успенском, который совсем недавно вновь открылся народу. Трепетно отстояла там службу, помянув всех своих родных – близких и дальних. Познакомилась с отцом настоятелем. Тогда это был отец Сергий. Когда меня повели к нему, он занимался изготовлением свечей… Была взволнована, узнав, что отец Сергий ведет окормление узников-смертников, заключенных на маленьком острове Сладком (!) в Андозере, что немного на юго-запад от Белого озера. Кто они, узники? Это могут быть самые значительные минуты в жизни человека, не знавшего Евангелия. Ведь он подошел к краю, за которым, как он считает, мрак. И, благодаря священнику, его проповеди, разъяснениям, такой человек впервые узнаёт об уверовавшем разбойнике, которому Христос уготовал место в Раю, впервые очищает свою душу…