Читать книгу Любовь заказывали? (сборник) - Иосиф Гольман - Страница 6

Поскольку «Балчуг-Кемпински» в его нынешнее финансовое положение и в самом деле не вписывался, первые сутки он безвылазно провел в комнатушке у Антона Безрукова, бывшего главного инженера крупного московского завода, в свое время не сумевшего органично влиться ни в новую экономику, ни в рамки бытовых отношений с супругой и дочерью.

Вечером много пили – денег ушло гораздо больше, чем предполагаемая ранее полусотенная. Наутро, кстати, тоже пили. И на следующий вечер…

В общей сложности он прожил у Безрукова три дня, причем на третий день экономика их совместного быта переменилась зеркально: у Глеба окончательно иссякли деньги, Антону же, наоборот, добрая почтальонша принесла пенсию. Не настоящую, не по возрасту – ему оказалось только пятьдесят два, – а от какого-то ветеранского фонда. Выяснилось, что Безруков был в прошлом герой производства, поднимал отечественное ракетостроение.

Так что на третий день в забегаловке платил он.

Глеб понимал, что надо что-то срочно предпринимать, но не чувствовал себя готовым к активным действиям.

Правда, будучи человеком ответственным, он уже позвонил на службу и сообщил о самом неотложном – работа не должна страдать.

Сослуживец, впрочем, слушал плохо, все ахал и охал, вспоминая историю с катастрофой. Хорошо хоть не знал ее домашнего продолжения, а то запаса ахов могло не хватить.

Потом трубку взял Николай Иванович, пару секунд помолчал, видимо поджидая, пока сослуживец отойдет подальше, после чего предложил Глебу выбросить все из головы, потому что чего только между мужиками не бывает, к тому же такой полет, который Глеб совершил, затмевает все прочие неприятности. Здесь Николай Иванович, большой начальник и акционер нефтегазового концерна, определенно сходился во взглядах с полубомжом-недопенсионером Безруковым.

Наверное, они оба были правы. Это не помешало Глебу, не отвечая, аккуратно положить трубку на рычаги.

Тамаре он не звонил. Да и зачем? Что он жив, она знает, волноваться не будет. А что он не приходит – так это ее выбор.

И не придет.

Вернулись, пообедав, прилегли отдохнуть. Деликатный Антон ни на что не намекал, но Глеб и сам понимал, что так долго продолжаться не может.

– А ты как зарабатываешь? – спросил он у Безрукова.

– Тебе не понравится, – просто ответил тот.

Мог бы и не спрашивать. Ни сбор бутылок, ни поиск спонсоров у забегаловки Железнова не привлекали.

Пролезла на секунду мысль о квартире на Остоженке. Процентов за десять ее стоимости можно было бы прикупить себе однушку в каком-нибудь Марьине или Ново-Косине. Но этот путь был неприемлем. Абсолютно неприемлем.

Несмотря на все Томкины заслуги, Глеб был реальным мужиком. За что, собственно, и был в свое время Томкой избран.

Да и не стала бы она жить с подкаблучником, несмотря на любовь во всем брать верх. Именно его настоящее мужицкое нутро позволило сделать этот брак столь, по сегодняшним временам, длительным.

«Но все же помощничка нашла», – ввернул-таки ядовитую мыслишку Железнов, снова испытав чувствительный укол ревности и обиды.

Нет, к Тамаре по поводу решения своих материальных проблем он точно не обратится. Хотя бы потому, что если он это сделает, то немедленно получит помощь. Скорее всего, Томка просто поделит все пополам. В этом случае Глеб снова будет в шоколаде, но потеряет столь драгоценную возможность считать ее дрянью, а себя – белым и пушистым.

А такая самооценка для настоящего мужика дорогого стоит…

И вдруг Глеба осенило: машина-то на аэропортовской стоянке – его! Во всех смыслах его! Лично скопил из многочисленных и весьма серьезных командировочных – зарплату, за исключением карманных, отдавал в дом. А командировочные – святое. Ведь можно тратить в день все полсотни баксов, а можно десять или даже пять. Не так уж это и трудно: чем дальше от Москвы, тем еда дешевле. Проститутки же валютные его никогда не интересовали. Не то чтобы его супружеская репутация была без пятнышка, но прямые инвестиции в любовь лишали его мотивации. Как представит себе девушку, пересчитывающую – перед актом любви и полного взаимопроникновения – денежные купюры, так уже и акта не надо.

Понятно, что на самом деле деньги и секс нерасторжимы: отдает же он свою зарплату жене. («Отдавал», – поправил себя Железнов.) Но – «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Слишком прямая связь между интимом и экономикой выхолащивала желания.

А если не на еду и не на теток, то на что тратить большие деньги в крошечных городах и поселках, затерянных среди бескрайних болот Западной Сибири? Да и времени не было на транжирство: подъем в семь, возвращение в десять, но уже – вечера.

Вот так и образовалось энное количество тысяч, обмененное впоследствии на новенький «Киа Спортейдж», законнорожденное дитя мощного корейского концерна и скромного российского сборочного предприятия.

Дитя получилось вполне пристойным. Маленький, проходимистый и в два раза дешевле иных простых джипов. Что же касается престижа, то Глеб всегда был к этому параметру равнодушен. Родившийся практически в лесу и видевший жизнь во всей ее простоте, он сумел сохранить собственные соображения о престиже, нередко коренным образом расходящиеся со столичными.

– Пойду попробую заработать, – сказал он Безрукову.

– Только в дурь не при, – обеспокоенно посоветовал тот, не вполне уверенный в душевном равновесии нового друга.

– Я похож на грабителя обменника? – впервые за последние дни улыбнулся Железнов.

– В том-то и дело, что не очень, – поддержал шутку Безруков. – А за чужое дело лучше не браться.

Денег у Антона Глеб просить постеснялся, поэтому в аэропорт поехал на электричке, «зайцем». Всю дорогу продрожал, ожидая контролеров. В принципе ничего не сделают, максимум – ссадят. Но пятнадцать лет комфорта отпускали медленно.

На стоянке проблем не было: он заплатил за пять суток, так что еще и на сдачу смог бы рассчитывать, если бы ему ее отдали.

Выехав на трассу, взглянул на стрелку топливомера. Бензина было на донышке. Значит, зарабатывать надо начинать немедленно.

А вот и граждане среднеазиатской национальности с двумя огромными клетчатыми баулами. Стоят на обочине, смотрят раскосыми очами на приближающийся «Спортейдж», но даже не голосуют: хоть и беспородный, а джип.

Железнов остановился сам:

– Куда едем, мужики?

– В Одинцово, – недоверчиво поглядывая на водителя, ответил один.

«Сколько это стоит?» – задумался Глеб. Так и не сумев оценить поездку, положился на авось.

– Садитесь. – Он вылез из машины и открыл заднюю дверь.

Азиаты с места не трогались.

– А сколько будет стоить? – спросил тот, что пошустрее.

– Не знаю, – честно ответил, улыбнувшись, Глеб. – В первый раз «бомблю». А то встану без бензина.

– Больше пятисот не дадим.

– Ладно, – согласился Глеб. Лиха беда начало.

Ехали молча. Азиаты откровенно побаивались странного, модно одетого «извозчика», а Железнов вдруг задумался над тем, что у них в баулах. Если, скажем, конопля, то это окажется не лучшая его сделка. Постов-то до Кольцевой будет море, да и на Кольце тоже стоят.

– А в баулах не героин часом? – поинтересовался он.

Парни мгновенно напряглись.

– Нет-нет, – быстро ответил шустрый. И полез в карман.

– Только без глупостей, – сказал Глеб. Он не ожидал нападения, так обычно не делается, просто на всякий случай предупредил, что наготове.

– Почему как таджик, так сразу героин? – обиженно ответил тот, доставая из кармана платок и вытирая вспотевший лоб. – Зелень у нас, можем показать.

– Да ладно, верю, – действительно поверил Железнов. Было в парнях что-то, не соответствующее представлениям Глеба о наркодилерах.

А через двадцать минут и вовсе сдружились, с полкилометра протолкав полуторатонный автомобиль к видневшейся впереди заправке. Как выяснилось, датчик привирал в сторону преувеличения.

Все пятьсот обещанных рублей в виде бензина протекли в бездонный бак «Спортейджа», но и Глеб свое обещание выполнил. Расставались друзьями, таджики даже открыли молнии на баулах и снабдили его свежей столовой зеленью.

– Конопля бы тоже не помешала, – задумчиво проговорил Железнов.

Таджики переглянулись, и один из них быстро черканул на обрывке бумаги телефон.

– Позвони через пару дней, ладно? Мы не торгуем, так, для себя. Ну и для друзей, – на прощание улыбнулся азиат.

Так и не понял озадаченный Глеб, кого же он вез. В итоге решил, что честных людей: ему неприятно было бы думать о себе как об участнике наркотрафика – пусть даже невольном.

Весь день Глеб зарабатывал деньги. Когда-то он уже этим занимался, но на «жигуле» было сподручнее, по крайней мере, не приходилось объяснять, что это не шутка и не попытка изнасилования. Последнее очень волновало матрону постбальзаковского возраста в норковой шубе, которая сначала активно ловила тачку, а потом боялась в нее садиться.

В итоге села, конечно. И даже щедро заплатила. То ли за то, что аккуратно довез, то ли за то, что не изнасиловал. Но вылезала с обиженным лицом, заронив у Глеба подозрения, что, будь он поманьячнее, плата могла бы сильно возрасти.

Вечером он повел Безрукова в ресторан – не в один из тех, куда он ходил обычно, в гораздо более скромный. Но все равно бывший директор словил полный кайф: от вкусной еды, от чистой скатерти, от отчаянно фальшивившего певца.

Глеб почувствовал удовлетворение. Все же ощущение, что он кому-то нужен, было для него базовым.

А Томке он был нужен, это точно. Когда очередная командировка затягивалась, она буквально обрывала ему телефон. И даже однажды примчалась в Нерюнгри сама.

Не надо было о ней думать. Потому что вспомнилась не горячая ночь в Нерюнгри, а все те же ноги на длинном белом ворсе…

Однако в этот вечер о жене пришлось вспомнить еще раз. Когда вставлял штырь противоугонного устройства, натолкнулся на проблему. Обычно «Дракон» – так оно именовалось – вставлялся легко. А здесь ему явно что-то мешало.

Глеб достал из бардачка маленький фонарик, нагнулся и сразу увидел в «норке» помеху. Без особых усилий ее извлек. Оказалось – свернутая в трубку бумажка.

Разворачивая, уже знал, что внутри:

«Милый, прости меня. Возвращайся, я без тебя не могу. Я люблю только тебя. Прости меня, пожалуйста.

Твоя Томка».

Это могла придумать только жена. Потому что только она так знала Глеба. Знала, что не придет за деньгами. Что не станет делить квартиру. И что, когда отойдет от первого шока, поедет за своим «Спортейджем».

На охраняемой стоянке он защитный штырь не вогнал. Вот и место определила, которое в итоге не обойти.

Он тщательно порвал бумажку, бросил кусочки в снег и снова сунул штырь в отверстие. Железяка вошла глубже, чем в первый раз, но опять не до конца.

Выматерившись, Глеб достал последнюю помеху. Опять свернутую в трубку бумажку. Развернул – доллары США.

Заперев наконец машину, тяжело вылез из салона, аккуратно закрыл за собой дверь и направил стопы к безруковскому жилью.

А в снегу у нарядного «Спортейджа» к белым клочкам добавились зеленые.