Читать книгу Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2 - Ираида Владимировна Дудко - Страница 11
Часть 10
Михнево
ОглавлениеВ Михнево первый раз меня сопровождали, а потом я ездила туда уже всё время одна. Школа была на дальнем правом конце Михнево. Сначала надо было пройти по городским улицам, потом начинались на окраине деревянные рубленые дома, и, наконец, на самой окраине стояло здание интерната, и чуть дальше – школы.
В школе все дети как-то сами по себе, разделялись на три категории: высшая – михневские, местные, средние – приезжие, и живущие в интернате, и, наконец – детдомовские. Они тоже жили в интернате, так как детский дом был где-то за городом. Их можно было отличить по двум признакам – они все были одеты одинаково, и держались всегда дружной стайкой, что бы они ни делали.
Интернат представлял собой большой деревянный дом. В просторной центральной комнате – «зале» в середине стоял большой стол, за которым можно было делать уроки, и за которым мы завтракали, обедали, и ужинали. По стенкам стояли кровати. И ещё были две комнатки – тоже спаленки.
За тех, кто жил в интернате, родители оплачивали ещё и питание. В интернате была кухонька, где повариха готовила для нас еду. Мы же, детвора, по очереди дежурили «на кухне». В наши обязанности входило не только мытьё посуды, но и уборка помещений, мытьё полов и т. д. То есть, мы были на самообслуживании.
Памятуя свои «игры» в Вельминовской школе, я и здесь, в интернате развила бурную деятельность. Интернат был уже не интернат, а какой-то корабль, а мы все – его команда. Мы составили не только чёткие расписания дежурств, а и ещё программу каких-то мероприятий, в которые втянули всех проживающих в интернате. Учёба меня интересовала – постольку, поскольку. Я жила в игре, и наслаждалась этой жизнью. До школы было не далеко, в интернате – тепло, относительно сытно… А что ещё нужно было, чтобы проучиться зиму, и окончить как-нибудь 8-ой класс?
Помню, однажды, у нас в интернате заболела одна девочка. Я раздула целое движение за её спасение. Самовольно освободила от занятий тех, кто по расписанию должен был дежурить у её постели ночью, сама не спала первую целую ночь, и так далее. В конце концов, кому-то надоело моё командование, и, кажется, даже был небольшой конфликт между теми, которые подчинялись моим фантазиям, и теми, которые просто хотели учиться, есть и спать. Наверное, каждый остался при своих интересах. Но жизнь, есть жизнь…
Бабуся продолжала собирать копеечки, чтобы во время вносить плату за моё проживание в интернате. Ошибка её была в том, что эту плату она передавала со мной.
В первый раз, получив эти деньги за месяц вперёд, я зашла с этими деньгами, когда шла со станции в Михнево, в какой-то продуктовый магазин. Я долго гуляла вдоль витрин, и мысленно пробовала выставленные там конфеты и пряники.
Наконец, посомневавшись, я всё-таки вынула денежку, что-то купила, и съела тут же, как говорят, – «не отходя от кассы».
Затем я подумала, что оплатить полностью необходимый взнос, у меня уже денег недостаёт, поэтому, какой смысл в том, что оставшаяся сумма будет лежать без дела? А ещё, вдруг, её стащат? Хотя таких случаев вроде у нас пока не бывало. В общем, я накупила конфет и пряников впрок, с чем и пришла в интернат.
Так прошел месяц, потом повторилось во второй. Наконец, воспитательница, кажется её звали – Валентина Ивановна, которая с нами работала в интернате, не получая от меня вразумительных ответов, поехала в Вельяминово к бабусе.
Для неё это был удар «под дых». Тем не менее, я не знаю – как она выкручивалась, но долг за интернат она внесла, и потом регулярно оплачивала всё до конца учебного года, хотя дома семья жила впроголодь.
Бабуся была очень гордой. Она чувствовала себя обязанной тёте Нине Гладилиной из Пушкино, у которой жил папа, когда мы находились ещё в Киеве. Она долго думала, чем отблагодарить эту семью.
И вот однажды, она взяла старый большой чемодан, и сложила в него весь хрусталь, который ездил вместе с семьёй из города в город много лет. Это был не современный хрусталь с толстым резным рисунком, а тонкий, звонкий хрусталь с нежным изящным рисунком. Были стаканы, стаканчики, стопочки, рюмочки и фужеры, графинчики и вазочки. Каждую штучку бабуся аккуратно завернула в газеты, и уложила в чемодан.
Приехали мы в Пушкино. Нас встретили чопорно и сухо. Может быть, тётя Нина подумала, что бабуся приехала выговаривать ей за вину Василия? А, может быть, увидев нас с чемоданом, она предположила, что мы приехали к ней жить? Но, когда бабуся стала разворачивать и расставлять на столе хрусталь, тётя Нина удивилась, а потом оттаяла и стала угощать нас обедом. Кажется, бабуся гордо отказалась, поблагодарила, и мы уехали с пустым чемоданом домой.
Когда папа через несколько лет вернулся домой, он не раз упрекал бабусю за этот поступок. Он говорил, что не жил за их счёт, а отдавал половину зарплаты за питание. А ещё папа не мог забыть, что бабуся подарила последнюю ценную вещь, которая у неё оставалась – золотой кулон. Это был довольно большое, красивое, ромбовидной формы, резное украшение, инкрустированное крупными рубинами, правда, без цепочки.
Этот кулон бабуся подарила Свете Фирсовой на память, справедливо предполагая, что я бы его не уберегла. Но, как и папа, я тоже с лением иногда вспоминала эту красивую вещь…