Читать книгу Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2 - Ираида Владимировна Дудко - Страница 17

Часть 16
Помилование

Оглавление

Милочка и Борис с мамой – Ниной Николаевной Степановой


В Вельяминово, в нашей семье тоже ничего хорошего не случалось. Кроме голода было напряженное отношение местных жителей к нашей семье. Как и прежде, бабуся вела себя по отношении к другим замкнуто и гордо. Кроме всего, она не могла отказаться от привычки иногда обращаться на людях к Миле и Боре на немецком языке. Многие дразнили их за это – жидами. Иногда ночью, на двери кто-то делал надпись – «ЕВРЕИ!».

Немного выручала коза, которую кто-то уговорил бабусю купить в рассрочку. Козу назвали «Лохмушкой». Она была такая же худая, как и её хозяева – кости, да кожа. Молока она давала мало, но и это выручало детей. Лохмушка жила вместе со всеми, спала около печки. Ухаживал за ней Борис, доила – бабуся… Но однажды она заболела и издохла. Вскрытие показало, что она заболела глистами. Все внутренности были заражены. С Лохмушки сняли шкуру, и она ещё много-много лет служила ковриком у кровати.

Когда отца арестовали, мама подавала апелляцию в Верховный Суд.

Ему скостили два года. Но и десять лет было огромным сроком. Я не знаю, почему я не пробовала что-то предпринимать в этом отношении раньше, но уже шел четвёртый год, как он сидел.

Было лето, я тогда только ещё перешла на второй курс техникума, и иногда приезжала домой, в Вельяминово.

Я взяла у мамы документы, составила прошение на помилование, и решила подать его Швернику.

Я не помню – где находилась приёмная Шверника. Помню только, что это было огромное помещение, напоминающее вокзал. Кафельный пол. Вдоль всех стен по кругу стояли скамейки, тоже, как на вокзале. Стояли они и по всему залу, расставленные рядами. Народу в этом зале была – уйма. Говорили все шепотом. Улыбок там не было. Слёзы были на глазах у многих. И ещё была во всей этой толпе – какая то покорность, униженность, зависимость.

Ровно в 10 утра, в зал вошло несколько человек. Один из них распорядился, чтобы все заняли места вдоль стен. Все бросились занимать места. Кому не хватило, сели на скамьи в середине зала. Пришедшие чиновники разошлись по разным сторонам зала, и стали обходить по очереди сидящих на скамейках людей. Довольно быстро продвигаясь, подошли они и ко мне. Мужчина, чуть наклонившись, спросил – какой у вас вопрос. Я ответила – «Просьба о помиловании». – «Давайте документы». Я отдала. Последняя фраза была – «Ждите помилования»…

Ответ пришел не скоро и был формально отрицательным…

Тогда я решилась на не феноменальный поступок. Я написала «рыдающее» письмо – заявление. В нём я просила освободить отца, потому что погибают от голода его дети и старушка мать. Писала, какие худенькие от голода у них ручки, как теряет зрение с каждым днём бабуся, как я, вынуждена бросить учёбу, так – как не на что учиться… И много другого в том же духе.

Прошение написала на имя начальника Главного Управления Лагерей – ГУЛАГа. Каким – то образом узнала, где находится это Управление, и отправилась туда.

Управление ГУЛАГа находилось в известном здании на Лубянке. Здание само – очень большое, занимает целый квартал по периметру. Если дойти с центральной его стороны до угла, затем завернуть налево и опять дойти до угла – в торце здания находиться дверь в бюро пропусков. В небольшом помещении были два или три окошечка, а вдоль стены находились две кабины телефонных будок. Я зашла в одну из них, осмотрелась. На стене была табличка с указанием нескольких телефонных номеров. Я звонила по очереди по каждому из них, и старалась узнать, как позвонить «Главному» начальнику Гулага». Долго звонила, приставала с вопросами, с просьбами и т. д.

Наконец, даже теперь самой не верится, каким – то образом, я узнала этот таинственный номер телефона. Теперь я точно знаю, что мне помог ангел – хранитель, а, может быть, сам Бог. Иначе как поверить, что в такой секретной организации кто-то мог назвать мне этот вожделенный номер.

Кажется, это было так. Я набирала наугад номера телефонов, и спрашивала (я не помню сейчас, как его звали), – «Это Иван Иванович? Нет, как же так, я набирала его телефон». – «А какой Вы номер набирали?» – называла номер. «Нет, вы ошиблись». – «А какой правильный номер?» – «Узнайте в справочной». И так несколько раз, пока кто-то не назвал, может быть, машинально, правильный номер.

Я набрала его. Мужской голос ответил – «Слушаю». Я стала объяснять… Меня прервали с возмущением…

Я набрала опять… И опять услышала возмущение…

Я набрала опять… Голос перешел на тон выше, трубку бросили…

Я набрала опять… Голос стал угрожать: – «Вы не представляете, что я сейчас с Вами сделаю! Заберу! Накажу! Арестую!». А я в ответ:

– «Так я этого и хочу. Арестуйте, главное, выслушайте! Помогите! Спасите! Пожалейте!!!»…

После недолгого раздумья, голос сказал – «Говорите». Я, сквозь слёзы, изложила ему свою просьбу. Голос опять спросил – «А как Вы узнали мой телефон?». Я ответила – «Добрые люди подсказали».

– Голос буркнул – «Разберусь…», а потом изрёк – «Никуда не уходите. К Вам подойдут. Как фамилия?»

– «Степанова».

– «Ждите»…

Минут через десять с улицы вошел мужчина, в строгом костюме, обычного вида. Спросил – «Кто здесь Степанова?» – говорю – «Я». – «Выходите со мной».

На улице повернулся ко мне лицом и говорит – «Давайте Ваши бумаги».

Я нахально так отвечаю – «А откуда я знаю, что Вы их передадите…? и что Вам можно верить?».

Он молча отвернул борт пиджака, там был приколот какой то значок. Я сделала вид, что проверив его, поверила ему. А что это за значок, я и не разглядела. Отдала я ему своё «Письмо – Прошение».

А через месяц нам, в Вельминово пришло официальное извещение о том, что отец помилован.

Я помню, сколько наивной радости в те дни мы пережили.

Я, ведь, уже была большая, но тем не менее, иногда выкидывала детские глупые номера.

На этот раз, когда мы получили это известие, я говорю Борису – «Пошли встречать папу». Я была уверена, что он, стремится домой, и вот-вот приедет. А приехать он может через Москву и электричкой, и… Скорее всего это будет не так. Он сядет на попутную машину и приедет на Центральную Усадьбу, по основному шоссе.

Я уговорила Бориса. Мы дошли до шоссе и сели на обочине дороги. Мы ждали час, второй, третий…

Машины проезжали мимо, не останавливаясь, и скрывались вдали. Борису ждать надоело. Мы поплелись домой.

Ждали в этот день возвращения отца мы зря. Не приехал он и через месяц.

Только прислал письмо, что освободился и решил задержаться в Иркутске, чтобы немного подработать деньжат. А меня просил выслать ему трудовую книжку.

Просьбу его я выполнила. И опять никто мне ничего не объяснил. Его трудовую книжку я отправила заказной бандеролью. А нужно было ценной. Но это я узнала гораздо позже. Конечно, моя бандероль не дошла до адресата. Ещё бы! Это я теперь понимаю, какую ценность представляет собой в тех местах трудовая книжка, а тогда я этого не знала. Я уже и сама несколько раз устраивалась куда-нибудь на работу, но, уходя с неё, никогда не забирала свою трудовую книжку.

В общем, я всему в жизни училась методом проб и ошибок. Жаль только, что ошибок было больше, и били они больнее, и не только по мне…

Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2

Подняться наверх