Читать книгу Другая белая - Ирина Аллен - Страница 8

Марина целиком ушла в работу и благоустройство своей новой квартиры. Жила в состоянии ремонта несколько месяцев. В выходные и после работы ездила по строительным рынкам и мебельным магазинам, благо они были на каждом углу. Строители злились – привыкли делать евроремонты в пустых квартирах. Она им мешала. Каждый день двигали её кровать из угла в угол. Марина уставала так, что вечером не могла ни телевизор смотреть, ни читать – только бы до постели добраться, что и спасало от ненужных мыслей.

Февраль 2001

Понедельник. Что хорошего можно ждать от понедельника?! Подумать только – одна седьмая часть нашей жизни приходится на понедельники! Тёмное утро, за окном пурга, в горле першит.

Дотащилась до работы, выпила кофе, привела в порядок лицо и душу. Звонок:

– Марина, я тебя ищу. – Это была сотрудница из другого отдела, с которой они дружили. – Только, пожалуйста, не говори «нет».

Отказать ей Марина не могла, снова надела сапоги и шубу и пошла на другую территорию, в музей, где приятельница ждала её с англичанами. Больше никого «с языком», чтобы показать музей, найти не удалось.

Показывать музей иностранным гостям – особенно англоговорящим – всегда было для Марины удовольствием. Гости нравились – доброжелательные, настроенные на восприятие. Они не маскировались, как многие соотечественники (особенно из образованцев), показным безразличием, всезнайством или скептической суровостью. Встреча с чудесами делала их счастливыми, они этого не скрывали. А осчастливить кого-то за часовую экскурсию – дорогого стоит! Их отзывчивость окрыляла: благодарная работа! И ещё… Они не боялись смотрителей. Даже в те годы, когда смотрителями в маринином музее работали серьезные пенсионеры из известной фирмы, и их окрики «не трогать!», «не фотографировать!», «идти по дорожке!» заставляли её вздрагивать, гости лишь комично изображали ненастоящий испуг. «Эманация непомерной нездешней свободы, – Марина не могла найти иного определения для того, что чувствовала, когда общение с "пришельцами" было особенно удачным, – свободы, не наносящей вреда другому. Это то, что невозможно копировать, никакой артист это не сыграет, такими можно только быть».

«Посмотрим, что за гости», – думала Марина на бегу. Гостей было двое: средних лет мужчина и его дочь, лет двадцати с чем- то. Оба высокие синеглазые, девушка вот только очень полная – не в отца. Оба были какими-то уж слишком сосредоточенными на чём-то своём, тем не менее смотрели, слушали и благодарили искренне. Управилась с ними за полтора часа и бегом назад, в свой кабинет, где её уже ждали: сама совещание назначила.

Через день приятельница позвонила снова:

– Они приглашают нас в ресторан, пошли, а то обидятся.

Ресторан «Кафе Пушкинъ» был совсем недалеко от дома. Марина любила этот ресторан: в нём праздновали свадьбу старшего сына.

Здесь Марина смогла рассмотреть Дэвида. Хорошее лицо: есть то, что в мужских лицах важнее красоты, – значительность. Правда, есть некий оттенок высокомерия, несвойственного, как она уже знала, его соотечественникам. Волосы очень коротко подстрижены, обнажают красивой формы череп. Гордый, видать: раз уж появилась лысинка, лучше убрать остальное самому, чем светиться. Резонно, но слишком экстремально, на её вкус, – она бы предпочла остатки волос. Может быть, в Европе это и выглядит элегантным, но в отечественной действительности бритый череп наводит на слишком явные ассоциации.

«И что-то вы на меня так пристально смотрите, мистер?» – Она мысленно погрозила ему пальцем.

Он не угадал её мыслей и ответил добром:

– Вы самая знающая женщина из всех, кого я встречал в жизни.

– Нет! – она услышала свой явно нетрезвый и слишком громкий голос, – Я не знаю очень многого! Я ничего не знаю об электричестве, и почему самолёт летает – не имею ни малейшего понятия.

– Но вы и не должны, – с улыбкой ответил он, – ваша область – история, а не наука.

Работу малую висок ещё вершил…[21] Марина перевела, и они с приятельницей дружно расхохотались.

– Вот это вы точно сказали: история – не наука, а продажная девка… кого забыла… вспомнила – политиков.

– Не история, а генетика, и не политиков, а империализма, – подсказал сын приятельницы.

Посмеялись под недоумённым взглядом Дэвида. Оказывается, он и не думал шутить: в его стране среднее образование не было всеобъемлющим, как у нас: одиннадцати-двенадцатилетние ученики выбирали или «искусство», включавшее историю и литературу, или «науку», то есть математику, физику, химию, биологию.

Вина было выпито немало. Марина пьянела быстро. Только этим она могла объяснить посетившую её постыдную мысль: «Если бы он был близко-близко, и никаких преград между нами…» Её интимная жизнь была на точке вечной мерзлоты, проще сказать – таковой не было совсем. Марина не отказалась от его предложения проводить – минут десять пешком. Проводил до подъезда. Расставаться не хотелось.

– Хотите, я покажу вам типичный старый московский двор?

Вошли в темноту двора, Дэвид повернул её к себе и поцеловал.

– Действительно, очень хочется крепкого кофе. Полцарства – за чашку кофе.

– Растворимый только…

– А я другого и не пью.

Вошли в подъезд, провожаемые взглядом консьержки, поднялись на пятнадцатый этаж. Марина открыла дверь в квартиру, которой теперь уже могла гордиться. Сразу напротив входа была гостиная с аркой и окном во всю ширину стены. Дверь на длинную остеклённую лоджию Марина, когда уходила, оставляла открытой для проветривания. Низкие окна не скрывали так любимый Мариной городской пейзаж – вид на огни и башни Садового кольца. Она не устояла от искушения подвести Дэвида к окну, а он вдруг как-то обмяк, начал оседать на пол.

Марина подтащила стоявшее рядом кресло, зажгла люстру – его лицо было белым, как полотно.

– У меня страх высоты, – прохрипел.

– Кофе?

– Чай, пожалуйста, и покрепче и музыку тихую, если можно. И шторы задёрните, пожалуйста.

Он начал глубоко вдыхать в себя воздух. Минут через двадцать лицо порозовело, голос восстановился.

– Простите, думал – избавился, но нет. Акрофобия, называется. Вынужден был прилететь в Москву из-за дочери. Она здесь английский преподаёт. У неё проблемы личного характера. Уладить не удалось. Летел впервые в жизни. Теперь со страхом думаю о новом полёте.

Посидев ещё полчаса, попросил Марину вызвать такси. Было около часа ночи. Такси пришло через десять минут.

– Я могу вам звонить?

– Конечно, – Записала номер в записной книжке и вырвала страницу. Всё равно, менять, столько в ней ненужной информации.

Проводила до лифта, нажала кнопку, дверь закрылась. Вниз – не вверх, доедет.

Вернулась в квартиру. Как-то сразу обессилела, как будто это у неё был приступ той самой акрофобии. Еле доплелась до кровати, рухнула на неё, вспомнила их поцелуй во дворе рядом с мусорным баком, по телу прошла дрожь, застонала, с этим и заснула. Проснулась с чувством острого недовольства собой: как могла она пригласить первого встречного-поперечного варяжского гостя в свой мир одинокой женщины? Сколько ещё ждать, когда уймётся плоть? Режиссёр Эльдар Рязанов, где же смерть желаний?!

Май 2001

Пришёл май. Сразу и неожиданно стало жарко. Открыла окна во двор. Откуда-то доносился Высоцкий: «Париж открыт, – но мне туда не надо». Подумала: «А, может быть, мне туда-то как раз и надо? Скоро отпуск, всё веселее, чем в Турцию одной». В месяц своего рождения Марина старалась уехать куда-нибудь. Когда была замужем – собирала гостей. Осталась одна – с гостями начались проблемы: они ведь общие были, неловко себе забирать.