Читать книгу Гадалкины сказки - Ирина-Ариадна-Лиля Деймос - Страница 3

Крестьянин, валяющий удобную дешёвую обувь для односельчан, выкрал свою жену. Дочь муллы, бабушка Ариадны отправляла все пять намазов, несмотря на государственный атеизм в ПППР. Впрочем, мусульман не так сильно преследовали, боялись басмачей. Она приезжала в гости к девочке, подарила хрустальный шар и показала, как сделать его невидимым для бетонной кикиморы. В посёлке, где она жила, в обычном зелёном дощатом доме валялись два пятнистых кота. Вместо метлы было куриное крыло. Она никогда не кричала и не ворчала. Только вздыхала и махала сокрушённо руками. На дворового пса с грязными лапами в будке тоже. У неё была коса до пояса и голубые глаза с горбатым носом. Лето и не одно внучка проводила там.

Посеяла. Она опять потеряла красивую металлическую, хотя и сломанную елочную игрушку. Всё она всегда вот так забывает. Может кто-то взял себе. Кому-то тоже понравилась. Всё теперь. «А я иду, шагаю по шоссе» пел телевизор утром. Ариадна шла по кольцу трамвайной линии. Сейчас его уже демонтировали. Выстроили высотку элитного жилья. А тогда исполнилось пять лет от роду худенькой девочке с огромными глазами. Трамвай заходил в депо через два часа, и потому можно было спокойно пересчитывать шпалы одну за другой. Они напоминали ей детский ксилофон, которым играла в группе детского сада. Металлический, на каждой пластинке был выдавлен нотный знак. Нужно было стучать, чтобы он зазвучал. Так и остался там, на радость другим малышам. И большой коричнево-желтый говорящий Винни-Пух тоже. Его купила мама, чтобы возместить сломанную ею другую игрушку из фонда. За дверью на замке много зверей и куклы в коробке, им в руки ни за что не давали. Только когда фотограф приезжал. Вот они раз туда пролезли, повернули забытый ключ в скважине и что-то сломали. Их с подружкой отругали, ставили в угол и заставили родителей компенсировать. Жадные такие работники в детском саду. Она такой не будет никогда. Вот что ей важнее, эта жёлтая собачка или подружки во дворе? Ясно, не будет она искать, кто взял. Пусть радуется. Лето же.

Подросла, количество потерянных вещей всё увеличивалось. К ним прибавились выроненные монетки на покупку линейки. Красный новый свитер, вязаная шапка, мамина клипса на выпускном вечере. Коллекция марок в кляссере, выпрошенная у вампира. Ключи от квартиры. Вещи не могут быть дороже людей. Но так думала только она одна. Девочка с лучезарной улыбкой покорила сердце Ариадны, какой она светлый и добрый человек. Подарю ей новую вещицу, подарок от мамы.

– А где твоя новая заколка? – Строго спросила та.

– Невидимка?

– Какая невидимка! Блестящая со стекляшками, потеряла что ли?

– Ой.

– Что ой, сколько можно уже. Сейчас иди, ищи, где выронила.

– Она у Регины. – И Ариадна понеслась домой к девочке. Принесла назад. Конечно, девочка была незлой, но расстроилась.

– Вот. Я подарила Регине и забрала обратно.

– Раз подарила, зачем обратно принесла. А вообще, хватит свои вещи дарить направо и налево. – Всё равно она недовольна. И правда, нехорошо.

Мама редко выглядела счастливой, только когда приходили гости, не ругала и не била тоже. Так что принимать кого-то дома стало любимым занятием. Понятно, что на самом деле и тогда радость кикиморы была фальшивой. Ариадна выяснила как-то, что минуты счастья рассеивают злые мысли. Поэтому не упускала случая повеселиться от души. Для чего годились всякие свистульки, хлопушки и чугунный казан тоже. Нужно было просто ударить его изнутри чем-то твёрдым. Извлекать пугающие необычные звуки, так что прибегала родительница с открытым ртом она умела много из чего. Из расчёски через обрывок бумаги, из колпачка от шариковой ручки, из батареи. Но последнее оказалось условным знаком для соседей, что надо вызвать милулицию. И за такую акустику дали взбучку и вздрючку.

Если сидеть на скамейке с пупсиками становилось особенно невмоготу, они с подругой залезали на дерево. Там порой уже имелось гнездо из досок, свитое старшими ребятами. Им же никаких дополнительных гвоздей не требовалось. Они просто трепались обо всё на свете, устраиваясь на самой удобной развилке ствола. Пели песни и заглядывали то в прошлое, то в будущее в бабушкином подарке. Он не терялся, только исчезал и становился видимым, когда поблизости не было загребущих рук. Но взрослым, породившим их на свет, было завидно. Они приходили с работы и требовали слезать сейчас же. Ничего, существовали ещё двадцать три способа провести время без скуки.

Никак не удавалось угодить всем сразу. Зачем сказала, куда я пошёл. Не подходи к двери, когда дома никого нет. Чего тут торчишь? Почему у тебя опять пятёрка, а у меня тройка. Где взяла вишню, опять под окном у чужого дома. Почему вы бегали в соседнем дворе. Когда научишься записывать домашнее задание в дневник. Хватит читать книги в туалете. Не открывай крышку от подвала. Сбежать бы отсюда в сказку. Где всё идёт как надо, и плакать не хочется, никто не задирает. Вот они ворота, где живут добрые звери, царевичи и волки пишут истории. Только жаль, что возведены они во сне. Просыпаться не хочется. Серый дом напротив, деревья-обрубки, бабки-сплетницы на скамейках. Пьяные мужики с заплетающимися ногами пахнут перегаром. Ариадна помнила, что пришла сюда из очень красивого места. Как на календарном листе за май. Откуда взял свои стихи Аполон Майков из тонкой книжки. Вечный и мудрый рай спрятан за пологом реальности как окно за плотной занавеской. Нужно умереть, чтобы туда попасть? Нельзя такие вопросы задавать. Про смерть.

Однажды она расплакалась от осознания, что умрёт и папа и мама и брат, неизбежно. В пять лет. Ничего нельзя сделать. Настанет этот день и всё. Костлявая старуха с косой встречалась на иллюстрациях, забрала новорожденного сына их воспитательницы. Эльфийка эта не вернулась на работу, стала машинисткой. На полках ритуального салона стояли бархатные нарядные красные гробы рядами. В них для прощания выносили бабушек, сидевших у подъезда. И руководителей страны по телеяащику, правда, по чёрно-белой модели. Мама умилённо сопровождала появление каждого нового лидера страны фразой.

– Родной, ты наш.

В творчестве писателя Горшенетова был роман о молодом революционере. Его родительница всегда защищала героя, и когда он пошёл против царя, тоже готова была закрыть собой от расстрела. Увидев, что Ариадна читает эту книгу, произнесла с внушением.

– Если ты будешь против власти что-то замышлять, я пойду и сдам сразу. Так и знай. – Рановато было беспокоиться. Но в будущем, рассчитывать на поддержку не стоит.

Рассказывая о дедушке, кикимора возмущалась, как он в то время пошёл спорить с недалёкой учительницей. Поскольку та исправила ошибки в сочинении, которых не было.

– Что он сделал не так? – уточнила внучка.

– Нам все оставшиеся годы припоминали это. Испортил нам жизнь.

– Ошибки были указаны неправильно?

– Она вообще была неграмотная, а папа был редактором журнала.

– Почему же он не прав?

– Нам житья не стало в школе.

– Гордиться надо таким папой.

– Не нужна нам была такая защита.

Вот в кого уродилась. Эльфы всегда остаются здесь, какими суровыми бы не были репрессии главных вурдалаков. Правда, вступают в брак вслепую, кто за вампира, кто за упыря. И рождаются на свет будущие жнецы. Собиратели душ. Они не выносят лжи. Обличают полностью прозрачных призраков и тащат их в ад.

Когда Ирина в полной мере ощущала коррекцию своего жизненного пути, испытывая страх и унижение, её другая часть находила поводы для радости. Сквозь полуприкрытые веки на неё излился солнечный свет, разбивающийся на полный спектр. Как в игрушке калейдоскоп. Мама купила его какой-то другой девочке во дворе на день рождения. Дала поиграть. Жаль, что не мне, подумала она тогда. Подушка под головой была мокрой, одеяло закрывало до подбородка. Как хорошо тут, тепло, а на улице мороз.

– Вставай, собирай вещи, марш на другую койку. —

Скомандовала наблюдающая ведьма. Ой, как закружилась голова. На бедре след острой спицы. Куда ей перебираться? А в этот угол, ближе к стене. Это снять, это одеть. Пакет на полку. Не сюда.

– Господи, откуда вас привозят таких?

Ряды кроватей, какие-то пузырьки с прозрачной жидкостью на ножках. Почему нельзя их трогать. Гулять не выпускают. Ой, смешная деревенская девушка там, в углу с оттопыренными ушами и косой до пояса. Значит много откуда приезжают. Во сне она теперь видела квартиру, которая ей так надоела. Когда она мечтала повзрослеть, представляла, что будет ездить на автомобиле и всегда делать, что хочется. Что-то не так всё пошло. Никак не выбраться отсюда. Всегда под присмотром, на улицу выпускают с другим режимом гуляния. Объявят в розыск как беглянку из Второй Пропасти. Добропорядочные жители Охды всенепременно окажут помощь преследователям. Ведь там по логике обывателей содержатся опасные педофилы, маньяки и наркоманы. Да ещё те, на кого укажет перст Пурицаря. С опасными мыслями о справедливости. Но есть и те, кто может угробить сам себя.

– Я не буду учить детей. – Пояснила она знакомой прошлым летом. В пору повального увлечения мастер-классами.

– А почему?

– Вот начну, а мамаши, узнают про клеймо Второй Пропасти и запричитают. Наших детей учит рисовать Сильно Огорчившаяся. Это опасно, рисунки детей тоже будут мрачными. Такая неблагодарность вернёт невидимых бормочущих незнакомцев.

– Понятно.

Ни кошки, ни травинки, ни новых лиц. Только в открытом окне загребаешь снег и освежаешь лицо. А эту молодую, но уже беззубую соседку выпускают на прогулки, непонятный принцип. Она и пробовала совершить побег, прямо в жёлтом халате и кожаных шлёпанцах. Через два дня вернули обратно, плакала. Это неправильный способ. Нужно, чтоб сами выпустили. Сначала дождаться исчезновения бормотунов за спиной, которые глумятся и тычут пальцами. Чего пристали.

Долго до самого лета Ариадна читала книги из дома, потом брала у соседок. Сколько новых интересных томов любимых авторов нашлось. Жизнь прорывалась даже сквозь белые стены за железным забором. Посетительская комната в обед наполнялась ушлыми тётками. Они носили в спортивных сумках товар. Духи Служителям с высшим образованием. Журналы и газеты. Продавали родственникам халаты, тапки, носки, трусы, ночные рубашки. Платья на праздник наблюдающим ведьмам. Они хвалились обновками дневная надсмотрщица перед вечерней. Зарплату им платили высокую за вредность. Но они добавляли ещё. Не пускали родственников пока не получали сотню-другую в ладонь. Через четыре года вышел порядок беспрепятственного доступа. Кроме дней, когда карантин.

Календарные дни официальных торжеств отмечали и тут. Включали магнитофон Главного Служителя на полную громкость и дверь в её кабинет держали открытой. Облепляли пианино цветами или снежинками. Разрешали бродить по столовой, наливали сок в жестяные кружки, раздавали вафли.

По ночам привозили новую соседку на пустое место. Кого-то отправляли в соседнюю пещеру или отдавали на попечение родственников. Чаще всего их клали в койку без сознания. Они лежали так по трое суток. Потом веки дрожали и глаза открывались. Она садилась рядом, знакомилась. Одна была худой с вьющимися рыжеватыми волосами. Руки до плеч в красных пузырях, которые потом смазали зелёнкой. Оказалась продавцом в универмаге. А походила на лесную пожилую нимфу с курносым носом. Не помнила, как её привезли и зачем.

Гуля, девочка с восточным разрезом глаз призналась, выпила уксус из бутылки, хотела уйти в Горний Мир. На другой день она сильно разволновалась, прикрикнула на наблюдающую ведьму и замахнулась рукой. Достали из тумбочки широкие и длинные белые куски ткани, простроченные втрое на машинке. Прикрутили руки к железной кровати. Через пятнадцать минут сжатые кулаки покраснели, потом стали синеть.

– Развяжите. У неё руки синие.

– Пусть лежит.

– Ей больно.

– Нет.

Так ведь кровь перестанет скоро поступать. Ариадна села рядом, раскрыла книгу. Немного подождала. И начала зубами растягивать вязку. Подались. Ещё немного. Всё. Узкоглазая девочка подмигнула.

– Спрячь руки под подушку.

– Ага.

Она стала читать вслух, негромко. Потом захлопнула книгу. Прижала палец к губам. Когда ведьма-служитель решила снять наказание, всё было как будто на месте.

Когда и её тоже провели через это, пришлось добавить ещё тряпку для шеи. Тонкие запястья легко проходили сквозь узлы. Она горланила песни и просилась в туалет, чтобы им казались такие развлечения себе дороже. Вкололи сильное тройное зелье. Потом отлепляли от вспотевшего тела тугую ткань. Служители повыше рангом посоветовали фиксировать кругом. И затыкать рот полотенцем. Чтобы даром не тратиться на препараты.

Всё равно она развязывала потихоньку соседок, как только взгляд становился осмысленным. Агрессия от лишней боли только усиливалась. И у зверя, и у полу-жителя. Вывеска опять не соответствовала заведению, помощь Вторая Пропасть оказать не могла.

Её пугала мама, что нельзя смотреть в одну точку, сойдёшь с ума. Однажды нарисовала фигуры тёток и бабуль на скамейках. Чтобы они себя не узнали, пририсовала морды чертей с пятачками, ушами и рогами. Вырезала их из бумаги и наклеила на круг из бумаги. Нельзя, а то тронешься. Выяснилось, чтобы испытать на себе галлюцинации надо – запереться на два месяца в чужой квартире с отключенным телефоном. Все дворовые приятели должны разъехаться. Покупать вместо еды колу и шоколадки. И чтобы потом на тебя сильно кричали. Вот такой способ. А рисовать можно что угодно. И смотреть часами на что хочешь.

Вылечиться от Сильного Огорчения нельзя никак. Можно только обойти эту проблему симптоматически. Заставлять себя есть по часам. Даже когда на тебя обрушивают заклятия. Не делать вещи, вызывающие отвращение. Накапливать то, что доставляет радость – музыку, книги, воспоминания, фотографии. Призраки не умеют и не стараются поднять настроение. Наоборот, почуют уязвимость и добавят ещё, обозвав энергетическим вампиром. Поэтому избегать общения. Не давать скучать сознанию, чтобы оно не генерировало пугающих образов. Удрать из дома при первой возможности. Подальше от матери, выносящей оглушительные приговоры.

У Ариадны был папа. Отвезли к нему на лето. В детстве она была у него на старой квартире. С балкона можно было смотреть закат и слушать свист ласточек. Во дворе там была маленькая роща. На стене висели охотничий ягдташ, картины из дерева, в шкафу было много пластиковых дикарей и других необычных игрушек. Ещё лежали по углам полудрагоценные камни, привезённые из командировок. Он работал биологом. Фотографии в альбоме со всего ПППР. И маленький лимон рос в кадке, и помидор. Купить черенки можно было в Саду заклинаний. Она набрала воды и полила растения. Куча мелких блох зашевелилось в земле. Отругали, сказали не трогать. В той небольшой роще она дошкольницей потерялась. В трёх соснах, как гласила поговорка. Даже плакала. Стрижи подлетали на восьмом этаже близко, поедая комаров и стрекоз. Необычный звук, как оказалось, получался от крыльев. Папа был сердитый как чёрт, вырезанный на самодельной трубке с вставленными на место глаз стеклянными бусинами. Лежал такой сувенир на кухне, рядом с папиросами. Личина натурально выглядела, гуляет тут, небось, когда все спят.

В новой квартире за городом на втором этаже пели по вечерам соловьи. Курительную принадлежность нашла запертой в шкаф с книгами. Какой-то барак или общежитие в два этажа. Зато здесь был собственный дом, а та принадлежала его брату. Закаты были потрясающими.

– Помыть. И эту. И это. Помыть. Помыть. – Она доставала из кухонного шкафа пыльные тарелки.

– Чего ты заладила? Пымыть-пымыть. – Недовольно закричал папа.

– Мама, они все грязные, их надо все мыть. – Объяснила она шёпотом.

– Понятно. – Сказала она. – Ну, вымой.

Обнаружилось множество самой необычной посуды. Одно большое, сине-фиолетовое блюдо. На нём удобно было раскладывать оладушки. Помещались все, а не как в обычной тарелке в два ряда. Огромная скалка, сработанная весьма просто без ручки. Но тесто раскатывалось лучше и быстрее. И много банок земляничного варенья. И непрочитанные книги в трёх шкафах. Одна называлась «Хиромантия». Пригодится, когда нельзя подсмотреть в хрустальном шаре. Райское место. Биологом он уже давно не работал. Собирал и сушил травы и корни. Вешал на верёвке прямо к комнате пучками. Потом рубил резаком. Ещё электросушилка небольшая на четыре полки. Составлял сборы строго по рецептам. Отдельная библиотека по лекарственным растениям. Хранится у неё теперь. В мае расцвели дикие яблони. Втроём ещё с двоюродным племянником Ариадны они выехали в лесополосу. Её посадили на дерево и дали картофельный мешок в руки. Чашелистики тоже приносили пользу. Красота, голубое небо, вокруг распустившиеся цветы и тишина. Проклятия под мягким ветерком и ласковым солнцем словно исчезли из сознания. Жужжание и песни птиц, словно мелкие бутоны роз на тюлевой занавеске. Шмелей и пчёл она не боялась с детства. Их, главное, не пугать, чтобы не срабатывал оборонительный инстинкт. Как и мстительных призраков. Нет, неправильно говорила мама, что надо давать всегда давать сдачи. Только увеличением добра можно изгнать зло. Если избежать даже малого конфликта, феи посылают свет и покой. Папа верил во всякие выдумки для незрелых взрослых вампиров. Но понятие тонкие миры имело смысл. Как скопление намерений, фантазий и неоформленного в знания опыта. Они влияет на поведение через спонтанные поступки. Когда призрак действует машинально, занятый размышлениями. Или пользуется второпях интуицией. Конечно, всякий житель Пурисии опасен. Испарения спирта, задавленные крики, кастрированные чувства. Миры из органзы теряли всякое влияние в таком случае.

– Нельзя жить с распахнутыми дверями, Ариадна. – Внушал папа, ругая её за излишнюю общительность с соседями по бараку.

– Нельзя ни с кем разговаривать? – Уточнила она.

– И не зови в гости. Я их тут принимать не обязан и не хочу. Пусть в офис приходят.

– Хорошо.

Как же тогда обратить призраков обратно в людей. Избавить от морщины забот поперёк лба. Чтобы разжать кулаки и распрямить плечи нужно вернуть взаимное доверие, за которым придёт уважение и любовь. Хотя, да, изуверов не спасти, а распознать их между всех остальных сразу нельзя. Он уехал в лес. В дверь позвонили, на пороге подростки.

– Мы ему рябину собирали, а он не заплатил. Обещал и не заплатил.

– Нехорошо. Я передам. Как вас зовут.

– Не заплатит, соберёмся и побьём.

– Ну, если не заплатит, так и сделайте. – Улыбнулась она. Передала.

– Не открывай дверь, кому попало.

– Заплати. Не жадничай.

– Не лезь. – Заплатил. Но больше местных не нанимал.

– Чего эти кошки гадят? – С удивлением спросила одна соседка другую. И добавила.

– Мы же их не кормим. Чем они гадят, не понимаю. – Кажется, папа прав, не стоит с соседями тут разговаривать.

По вечерам на гармошке играют. Днём огородик поливают матом и из шланга. Опять одной сидеть в запертой квартире. Так опять недалеко до состояния бреда, только не больницу. Они крупно поссорились с колдуном, кричали, дошло до драки. Он не выдержал и поехал с дочерью во Вторую Пропасть. Дошли до автобусной остановки. На часах почти полночь. Сидят. Прошло четверть часа.

– Пошли домой. – Сказал он.

И не повёз. Хотя имел полное право. В бараке с соловьиной рощей появились гости. Дальние родственники, сборщики трав. Одна морщинистая зловещая высокая старуха с торфяных болот. Наверное, из потомственных людоедов. Почему-то так подумалось. Поддержала беседу про очищение кармы и непосредственное питание от солнца. Говорила басом, откидываясь назад. Быстрее бы ушла. Утром уехали все в поле. Интересно, а с соседями напротив тоже нельзя знакомиться. Выглянула и закрыла обратно. Позвонили, парень из той квартиры, симпатичный. Позвал в гости. Заперла, ключ в карман и согласилась. Посадил на диван. Телевизор большой и плоский, портрет карандашный обнажённой девушки. Будешь чай, буду. На столике газеты. Стопка на одну тему – убийства, расчленённые трупы, изнасилования. Хорошо, если он тут один живёт, или наоборот подозрительно. Звонят. На пороге оборванная старуха с ржавым ведром. Что в нём, кости? Незаметно встала, пока те разговаривали в кухне, тихо вышла с колотящимся сердцем. Вернулась к себе. Потеряла речь до самого вечера. Нельзя никому доверять. Этого парня никто никогда больше не видел. Забрали от папы опять на первый этаж. Теперь там стоит металлическая дверь. И решётки на окнах. Раньше она могла вылезти через форточку даже без ключей. Когда запирали.

– Ариадна, помнишь, что сказала комиссия Второй Пропасти?

– Лиля?

– Тебе сказали, что тебе нельзя только одно – лежать.

– Да? Не помню.

– У тебя была такая привычка. Спать до обеда. Бездельничать в кровати и мечтать. В мыслях ты мстила своим обидчикам, ходила на свидания, меняла мир к лучшему. Теперь ты заставляешь себя лежать, чтобы дать отдохнуть спине.

– Это опасно, так?

– Всё хорошо в меру.

– В конце концов, всё налаживается само.

– Хы, нет, всё-таки не давай себе долго спать и смотреть сериалы по три части подряд. У тебя нет друзей. Нет близких. Ты больше не призрак как все.

– Я никогда не была как все. Слава небесам.

– Ты как все. Но проклята.

– Я родилась в среду, а не в понедельник.

– Поэтому тебе в этот день и не везёт.

– Нет, я везучая. Помнишь, как в лодке я упала назад, но не утонула. Не умея плавать на глубоком месте.

– Ты научилась нырять и всплывать поплавком в банном бассейне. Причём тут везение.

– А домой к тёте меня привёл чёрный пёс.

– Чёрный?

– Пёс!

– Хе.

Вечная насмешница. Её дорогу пересекают только чёрные кошки. Мимо идут ворчливые беззубые старухи. Мамаши в истерике орут на своих детей. Голуби отгоняют от крошек хлеба воробьёв. Но вот наступает солнечное светлое утро. Визгливый ребёнок за стеной уезжает в санаторий. С потолка перестаёт надрываться шуруповёрт. Чайник плавно закипает, на столе не остаётся ни одной капли кипятка.

И вспоминается наивный эльф, живший в соседнем дворе. Внешне, бабушка выглядела комично. Горбатая с глазами навыкате, шаркающей походкой и небольшими усиками. Ну и подумаешь, папа тоже выглядел непрезентабельно, но был намного мягче мамы. В детском саду она работала аккомпаниатором. И Ариадна, по её мнению, пела лучше всех. Возможно, это было преувеличение, но всё равно приятно. Никого и никогда не ругала. Мальчишки дразнили Веру Сергеевну, кидая камни и палки. Думая, что она такая, как их собственные, то есть кричит и бьёт тапками и тряпками для посуды. Конечно, она отгоняла их каждый раз, и рассказывала, какая она беззлобная. Настал день, когда та спокойно могла выносить мусор. Никто её больше не обижал.

У эльфийки дома стояло, разумеется, настоящее пианино, шкаф с книгами и посудой, кресла и телевизор. Мама просила в гостях брать к чаю только одно печенье и одну конфету, чтобы не объедать. Так она и делала. Какие бы гадости не позволяли себе призраки по рассказам Ариадны, та всегда объясняла их настоятельной необходимостью или другой причиной. Пожалуй, после её слов, мир выглядел дружелюбнее. Со временем, и она научилась такому образу мыслей. Выучила также некоторые ноты, разницу между двумя ключами, узнала, зачем давить на ножную педаль, но пианино дорогие, играть так и не научилась. Хмырь, как называли зеленоглазого приятеля, умел. Исполнял по нотам целые произведения. И череп лепил лучше.

Через несколько лет, она помогала опрокинуть ведро в контейнер, после того, выбрасывала свои помои. Потом стала видеть её все реже и реже. На похороны её не пригласили, ведь они не были родственниками.

– Я не буду такой хорошей, никогда, Ариадна.

– Почему, Лиля.

– Чтобы никто обо мне так горько не плакал.

– Ты права. Люди и так часто плачут. Потом всю жизнь мстят другим за это.

– Не тем другим.