Читать книгу Лучший подарок солнца - Ирина Арина - Страница 10
ГЛАВА 6 – Музыка
Оглавление– Анжуйское вино? Символично, Даш, без слов. Только символ паршивый. Не заметила? Ты про него нормально всё помнишь?
Луч, видимо, помогая освежить мою память, чуть куснул за ухо. Я заварила нам чай, забралась с ногами на диван.
– Нормально, до склероза ещё не доросла. Всё правильно, Дюш, символ нехороший, но как есть. Одна надежда, что не д'Артаньяну достанется. Мы же и сами отравленные, и того, кто попробует, отравим. В вине яд был, а в девчонках… Чего в них только нет, и обида, и злость, и… не ненависть, не знаю, месть какая-то. А кому мстят, сами не понимают, судьбы им одни переломали, а расплачиваются другие.
– Очки сними, пока твои девчонки в их розовом свете собственной невинностью не захлебнулись. Сама соотнеси то, чем оправдываешь, и то, что в реале. Странная месть из постели в постель прыгать, не находишь? И кто там расплачивается? Те, кому плевать, кого поиметь?
– Дюш, они…
– Что? Не такие? Серова твоя не такая? На весь район один несчастный, кто её трахнуть не смог. Клюшева? Пока трезвая и своего козла боится – не такая, а вмажет – вся нетаковость в три секунды слетает, и без разницы, кто под руку подвернётся. Лескина ещё хоть как-то держится, не под каждого валится.
Дюша был прав, и я это знала, и про девчонок знала, но и другое знала:
– Они такими не были. Это тени, из-за них всё.
Его это не убедило, да и, честно говоря, довод мой был так себе, слабенький.
– Луновая, причину и следствие не путай, не понеси их во все тяжкие, никакие тени бы не присосались. Тебе объяснить то, что сама мне объясняла?
– Не надо, знаю я. Но, Дюш, кроме причины ещё первопричина есть. Они все на любви сломались. Из-за неё легко сломаться, когда…
Усиленный довод тоже не особо подействовал.
– Не «когда», а «если». Если она была. А была она, возможно, только у Лескиной. Да и то, недолгая, поэтому и «возможно». Быстро она её забыла. Но у этой хоть как-то, а у остальных –полный мрак. Серова свои намётки на что-то там сама прое…ла. Что, грубо? Но ведь так, и в прямом и в переносном смысле. Овсеев у Клюшевой конченный …, но рвать с ним она сама не хочет. Любит? Не смеши. Любимых рогами регулярно не украшают.
И снова он был прав. Игорь, парень Натахи, погиб в аварии, давно, ещё до нашего знакомства. Другой мужчина впервые появился года через три, уже при мне, случайный знакомый на новогодней вечеринке. Как всё произошло, она не помнила, но после этого кавалеры у неё стали появляться, не частые, Лескина была относительна переборчива. У Инки всё обошлось без таких трагедий, проще и… грязнее. Она своего Витька застукала с соседкой, психанула и отомстила тем же. Орудие мщение само Витьку об этом и донесло, в тот же день он подал на развод. Серова неделю рыдала и клялась во всём, в чём только можно, ничего не добилась и словно с цепи сорвалась, спортивный интерес у неё проснулся, как она сама говорила. Ну, а Ленка, невзирая на Овсеева, на других парней взирала с интересом и в трезвом состоянии, а в пьяном уже не только взирала. И всё же…
– Они её ждали, мечтали, представляли, а оно вот так. Я понимаю, что слабые, что может у них всё было впереди, а может, ещё и будет…
– Сама в это веришь? Своё «впереди» они сами укокошили, своими… не руками. Ни один нормальный на то, во что они превратились, смотреть не станет. А идиоты типа Димки – экземпляры редкие, в Красную книгу занесённые. Не была бы Серова дурой…
– Дюш, за ним самим тень ползает.
– Ты не говорила.
– Недавно появилась.
– На букву «х», – он ушёл к окну, открыл форточку, закурил. – Довела парня овца безмозглая!
– Дюша! Ну, не нравится он Инке, что она может сделать? Мне Димку самой жалко, неплохой вроде бы. Зато за его братцем ничего не ползает.
– Зашибись! Урод настолько, что и тени брезгуют, зато Серова тащится. В чём-то ты с этим анжуйским права, отравлены они по полной, но не кем-то, сами себя отравили, и про других права, травят.
– Не они, мы. Ай, Луч! За что?
– И себя к ним причисляешь? – вот, кажется, Дюша и ответил, за что феникс меня обжёг.
– А, по-твоему, не так? Нет, ну не так, конечно, по-другому, но… Дюш, вот чисто теоретически, представь, решу я завести семью: муж, дети, всё, как положено. И что? Он всегда будет, понимаешь? Я всегда буду ждать Принца, а его не будет, а тот, кто будет, будет не он. Может, человек попадётся хороший, может, даже меня полюбит, но я же ответить не смогу. А безответная любовь хуже любого яда… Луч, ай! Совесть у тебя есть, вредность пернатая? Не жгись, я права. Ай! Луч! Больно же! Нет, Луч, счастье – это когда взаимная, а когда односторонняя – счастья не получится.
– Особенно, если от него прятаться.
– Дюш, не начинай. Всё равно не открою.
Последний раз окошко к Принцу я открывала в тот день, когда уехала Ребекка Ивановна. Хотела подольше, чтобы насмотреться, запомнить каждую чёрточку его лица, каждое движение… всё запомнить. И попрощаться. И первый раз закрыла окно сама, почти сразу. Тени активизировались и повыползали из углов. Даже та, которая у матери, притащилась, её легко отличить, самая проявленная из всех. Я испугалась. Вдруг они смогут пробраться через окно? Строгая королева объясняла, что ничего материального через такие пройти не может, но пустотники не совсем материальны, «присосавшиеся» ещё получают какую-то плотность от своих доноров, а «беспризорные» похожи на привидения. И если даже не просочатся, то незачем им видеть, где сейчас Принц. Кто их знает, может, у них какой-нибудь коллективный разум наличествует или ещё какая связь друг с другом. Всё в сумме стало дополнительным стимулом не только держаться подальше от Принца, но и не открывать окон к нему.
– Тебе решать.
– Да, мне, – я немного помолчала. – Знаешь, у меня мысли какие-то… Тоска сплошная. Я на всё смотреть стала по-другому, не так, как раньше. Да оно и есть другое, не то, о каком мы в книжках читали. Совсем другое, люди другие, отношения другие, жизнь другая. Почему так? Розовые очки… Я бы не отказалась от них. Чтобы всё увидеть таким, как в детстве.
– Увидь, – на мой протестующий вдох Дюша примирительно поднял руки. – Успокойся, я не о том. Не хочешь открывать, не открывай. Себя выпусти, ту маленькую Дашку, которую ты загнала в какие-то дебри, посмотри её глазами.
– А она есть? Нет, Дюш, не выйдет, она осталась там, в прошлом, далеко-далеко отсюда.
– Показывай. Луновая, большие глаза не делай. Где плоды размышлений? В ноуте?
Я молча кивнула. Он пробежал пальцами по клавиатуре, набирая пароль. Девчонкам я доверяла, но… В ноутбуке было слишком много личного, чем делиться я ни с кем не собиралась. Ни с кем, кроме Дюши, разумеется, он в моих файлах ориентировался не хуже меня.
– Целых два?
– Как два? Одно, сегодня. А-а-а, вчерашнее это так, фигня, удалить забыла, можешь не заглядывать.
– Ну, уж нет, раз не удалила, загляну.
Во вчерашнем файле было целых две строчки: «Привет, дневник! Мне грустно, и я решила тебя завести», «Пока, дневник. Я передумала. Толку от тебя?». От комментариев Дюша воздержался, лишь тихо хмыкнул, и перешёл к «плодам размышлений».
Я сегодня проснусь на рассвете,
Распрощаюсь с луной, встречу солнце…
Мы с тобою большие дети,
Но играем в жестоких взрослых.
Мы уходим от слабости близких
Или просто из дома уходим,
Мы уже научились цинизму,
Прорастают в нас ревности всходы.
Мы почти разучились верить
Забываем, как нужно смеяться,
Мы смогли эти маски примерить
И не знаем, как с ними расстаться.
Я сегодня проснусь на рассвете,
Луна в тучах, и в тучах солнце…
Да, всё так, и мы больше не дети.
Мы с тобою жестокие взрослые.
Здесь молчанием не обошлось.
– В «мы» у тебя кто? Он?
Я задумалась. Почему-то задуматься над собственными стихами у меня получалось только после Дюшиных вопросов и замечаний, до них они просто получались сами, возникали сначала словами, обрывками строк, кусочками, потом плавно выстраивались в строфы и крутились в голове, пока я не выпускала их на свободу, не важно, на бумагу, в ноут или телефон. Ответа на Дюшин вопрос у меня не было.
– Понятия не имею. Как-то так сложились. Честно, не знаю.
– Про ревность тоже? Понятно. Дашка, а ты понимаешь, что его совсем не знаешь? Знаешь, как выглядит, и на этом всё.
– И не узнаю. Поэтому он останется таким, каким… Всё, Дюш, проехали. Не хочу. Про стихи что скажешь?
– Каким ты его придумала, – Дюша всё-таки закончил оборванную мной фразу и лишь после этого ответил на вопрос. – Ничего хорошего, литературно – средненько, содержание – депрессивный бред. Будем лечить. Так, жестокая взрослая, сейчас ты встанешь и…
– Всё, хватит! – я разозлилась. – Сколько можно? Я не буду открывать окно!
Он мой взбрык проигнорировал и спокойно закончил:
– И принесёшь диск Ребекки Ивановны, давно не проверяли. Вперёд, Лучница!
Подаренный строгой королевой диск мы пробовали открыть относительно регулярно. Сначала очень регулярно, ежедневно, потом раз в неделю, потом раз в месяц. Последняя попытка была около недели назад, так что с «давно» Дюша сильно преувеличивал. Понятно, что таким незамысловатым способом начиналось моё лечение, только подход был в корне неверный и он об этом знал.
О том, какие неведомые тайны прячет серебристая пластинка, мы говорили много. Дюша предполагал послание от Ребекки Ивановны, вроде дополнительного напутствия или полезных рекомендаций, это было логично и очень не помешало бы. Я надеялась услышать голос Принца, в идеале – вместе с фото, а лучше – видео. Увидеть его хотелось так, что сердце сжималось и замирало, а после очередного разочарования накрывало тоской и полной апатией, из которой я выходила медленно и трудно. Сейчас мне и так было тоскливо, это состояние длилось не первый день и, судя по всему, не последний. Поэтому Дюшиным методам извлечения меня из диагностированной им же депрессии я удивилась и воспротивилась.
– Не хочу, не могу, не буду, не сегодня. Дюш, серьёзно, давай потом? И так паршиво, а он всё равно не откроется. Давай лучше… Давай по литературной части, что не так?
– Лучше? – он саркастически усмехнулся. – Лови, сама напросилась.
Через пять минут я готова была сообщить всем поэтам мира, как им повезло, что Дюша не выбрал стезю критика. Он не пропустил ничего: рифмы, размер, рванность строк… Впрочем, как обычно. Мои стихи редко его устраивали полностью, но, если честно, все замечания были по делу, только понимала я это не сразу, сперва обижалась и защищала свои «шедевры», он называл это «ежиным режимом», по аналогии со свернувшимся в клубочек ежом, который перестаёт видеть всё окружающее и только топорщит иголки.
– К содержанию переходить? – я помотала головой, мне этого с лихвой хватило, он удовлетворённо кивнул. – Дашка, выключай ёжика, тащи диск.
Как бы не так! Кроме «ежиного режима», у меня был ещё «бараний», когда я упиралась во что-то и стояла на своём до последнего, вот он и включился. Я отвернулась, упёрлась лбом в спинку дивана и озвучила свою точку зрения, с выражением, но без выражений. Дюша демарш оценил.
– Ногой топни для вескости.
Ногой топать не стала, для этого пришлось бы её на пол спустить и разрушить имидж неподвижной статуи, а его я сохраняла ещё минут десять, лопатками ощущая пристальный взгляд. Потом это ощущение исчезло, а мне на колени плюхнулся ноутбук и коробка с детскими сокровищами. Это уже было странно. Дюша в моей квартире чувствовал себя как дома, знал, где что находится, спокойно хозяйничал, но никогда не переходил некие границы личного пространства, причём установленные не мной, а им самим. Сейчас выходило, что перешёл. Такая настойчивость даже ему была несвойственна.
– Объяснишь?
– Объясню. Мне не нравится твоё настроение. Не сегодняшнее, ты в него давно закапываешься. А что делать, я не знаю. Достаточно?
– Надеешься, Ребекка Ивановна подскажет? А если там что-то… – да какая разница, что там? С чего я, вообще, упёрлась? Трудно что ли проверить? Изобразить нормальное настроение и успокоить Дюшу будет труднее, он любое моё притворство на раз раскусывает. – Ладно, давай попробуем.
Дисковод стал на место с тихим щелчком, по экрану пробежали знакомые полосы, я подавила тяжёлый вздох, всё-таки тоже надеялась, и закрыла ноут. Почти закрыла, до половины. Из него вдруг полились звуки, приветственные крики множества голосов с превалирующим женским «Артё-о-о-о-ом!». От неожиданности я чуть крышку не выломала, рывком возвращая её в исходное положение.
На дисплее была сцена какого-то клуба или небольшого концертного зала, нет, всё же клуба, в кадр попали несколько столиков и публика соответствующая. Музыканты на сцене смахивали на рок-группу, а эпатажно-красноволосый парень в центре, видимо, был тем самым активно призываемым Артёмом. Он переждал пик фанатского восторга, тронул струны гитары. Мы с Дюшей переглянулись. Ребекка Ивановна подарила мне запись рок-концерта? Нет, я ей как-то говорила о своих музыкальных пристрастиях, она это, наверное, запомнила, но… Запись обычного концерта на диске, который не открывался пять лет? Не понимаю… Если только… А вдруг на этом концерте был Принц? Больше от экрана я не отрывалась.
Играли они не просто здорово, потрясающе здорово, и солист с радикально-красной шевелюрой пел потрясающе. Даже удивительно, что ни одной композиции я ни разу не слышала. Какая-то не раскрученная группа? Да ну, таких и не заметить? Да за них передрались бы все продюсеры. Может, недолго существовали, быстро распались? О всех своих размышлениях я забыла довольно скоро, просто увлеклась шоу. Пару вещей исполнил не Артём, он куда-то отлучился. То, что мы не ошиблись с идентификацией, подтвердили взвывшие с удвоенной силой поклонницы, буйно радующиеся возвращению кумира и мгновенно умолкшие, стоило ему поднять руку, призывая к тишине.
– Три песни, которые сейчас прозвучат, написаны моим другом, он далеко отсюда и не услышит, но всё же… Шериниэль, для тебя! «Falling Star», вам от «АртШанса»!
Все их вещи были великолепны, но та музыка, что лилась из динамиков теперь… Я её видела. Каждый звук, каждую ноту в волшебных сказочных красках. Они плыли по полутёмной комнате, заполняли её, светились и расцветали, садились на руки невесомыми бабочками, разлетались золотистой пыльцой, вспыхивали звёздами, вставали радугой, окутывали щемящей грустью и пронзительной нежностью, завораживали, звали за собой, обещая что-то таинственное и прекрасное, пробуждали то, что не высказать словами…
Вернуться в реальность получилось не сразу. Я не заметила, когда Дюша остановил воспроизведение, всё ещё была там, в той музыке, а она была во мне.
Мы досмотрели концерт до конца. Всё так же здорово, но… Потом искали «АртШанс» и «Falling Star» в интернете. Нашли, в одном контексте. И долго переводили взгляд с монитора друг на друга. Даже если отвлечься от точного совпадения даты и времени, мало ли, какие у магии возможности, не так много мне о ней известно, и это, наверное, объясняет, почему диск не открылся раньше, то как-то не складывался фанатский ажиотаж вокруг солиста с короткой заметкой-анонсом, что в они дают сегодня свой первый концерт. Хотя… Может, для группы он первый, а его самого знали давно. Жаль, что фамилия Артёма не упоминалась, а все найденные по имени музыканты и певцы не имели с ним ничего общего. Зато упоминалось название города. «Истерическая родина» моей матери и место моего рождения.
– Дюш?
– Летом прокатимся.
Концерт я пересмотрела ещё, всё равно не засыпалось. Один раз полностью, и несколько – те три песни автора с необычным именем Шериниэль. Всезнающий интернет о таком композиторе ничего не знал, ни в отечественном сегменте, ни в зарубежных. Интересно, это настоящее имя или псевдоним? И на каком языке исполнялись его песни? Я не смогла понять ни слова. Что-то из восточных? Из европейских в голове значения многих слов оседали, спасибо школе и недублированным фильмам, вон с «Falling Star» нет проблем – «Падающая звезда», «Star» сама знала, «Falling» Дюша перевёл, а тут ни единого намёка на что-то знакомое у обоих. А ещё… Этому «ещё» я сдалась часа через два, Луч меня поддержал.
Окно открылось легко, только не к Принцу. Лужайка с яркой зеленью и неизвестными цветами, двое, парень и девушка, красивые, как Принц и Принцесса, не в том смысле, что похожи, совсем не такие, но очень красивые, а похожи они были другим – любовью, ею от них просто веяло. Он лежал головой у неё на коленях, что-то наигрывал на гитаре, она смеялась и лохматила ему волосы, потом гитара отлетела в сторону, он одним движением оказался на ногах и подхватил её на руки, покружил, склонился в поцелуе и… И всё. Окно закрылось. Осталось ощущение грусти, чего-то потерянного и… близкого. Да, очень близкого, именно так. Всё это было странно и непонятно. Особенно непонятно было, куда я заглянула. Потому что видела я эльфов. Таких, какими всегда их себе представляла.
Два окна подряд – это перебор, такого никогда не случалось. До сегодняшней ночи. Второе окно держалось долго, а Принц долго шёл по незнакомой улице, и я на него смотрела, забыв обо всём. Он не изменился, совершенно такой, каким помнила. Любимый и родной. Самый-самый-самый. Скрывшийся за поворотом…
И сразу нарисовалось временно забытое. Колыхалось зыбкой серостью и портило мне мою сказку. И пожаловаться было некому, только…
– Луч, они меня достали!
Феникс ответил полной солидарностью и окатил жаром. Я сформировала огненный шарик и влепила им по самой наглой тени, подобравшейся ближе прочих – хоть немного сбросить раздражение и отогнать эту мерзопакость. Тень не отскочила, как это бывало обычно, не успела, вспыхнула и сгорела, оставив грязное пятно пепла на полу. Оставшиеся рванули от меня подальше, но ещё два пятна я организовала для закрепления нового опыта. Все три неопрятные жирные кляксы убрала магией, подумала и вымыла полы ещё и нормальным образом, на всякий случай.