Читать книгу В сумерках близкой весны - Ирина Берсенёва - Страница 4

3.

Оглавление

Ян появился без предупреждения. Евгений терпеть не мог, когда младший брат так поступал, будто хозяин жизни. И вид у него мудреца или мага, который знает все тайны человечества.

– Привет.

Евгений чуть отодвинулся, пропуская в квартиру высокую фигуру в модном пальто. От дорогого запаха парфюмерной экзотики затошнило. В душу закралось разочарование. Разлука с братом двадцать лет назад сделала их совершенно чужими людьми. Сколько было Яну, когда он переехал жить в Питер? Кажется, четырнадцать. Родная сестра матери забрала его к себе, потому что у неё не было своих детей. И мама позволила, потому что посчитала, что так для сына будет лучше. Всё-таки Питер! Большой город, большие возможности. Оправдание тому аду, который происходил в то время. Мама никогда не признается, что отдала сына, потому что не могла воспитывать его из-за бешеного отца. Она боялась, что Ян не сможет вырасти хорошим человеком. Он часто в то время убегал из дома, ночевал у друзей, пропускал школьные занятия. Хотя школу прогуливали все Обидины. И Евгений, и Анька. Умные темы не могли усваиваться в голове, где каждый нерв ожидает боли. Скандалы, драки, бессонные ночи, страх за маму. Братья и сестра родились одним целым, но атмосфера нервной жизни расколола их. Они вместе, но каждый радуется неудачам другого. Потому что на этом фоне свои разочарования не так явны. Любовь изломана, исковеркана. Обида, зависть, злая неприязнь – вот что теперь означает любовь для братьев и сестры Обидиных.

И, наверное, Яну повезло, вон какой холёный красавчик, юридический закончил! Женился, воспитывает сына.

А Евгению не повезло совсем. Хотя никто его не отдавал из семьи. Брат виделся совершенно чужим человеком, его слова раздражали. Он ничего не понимал в жизни Евгения, но ставил себя выше и мудрее, потому что проживал в большом городе, и личная жизнь его была прекрасной и безоблачной. Так казалось Евгению. Он не был с этим согласен. Брат требовал от него сплочённости и преданности семье. Но для Евгения семьи не существовало. Он до восемнадцати лет жил в аду, потом ушёл в армию. Ундюгерь изменила его, заставила поверить, что ад ушёл в параллельную вселенную и никогда не вернётся. Ян не понимал. Он хотел, чтобы они все любили друг друга. Он требовал. Евгений не собирался подчиняться.

– Я принёс конфеты. Будем чай пить.

– Может, лучше водки?

– Не могу, я обещал…

– Кому?

– Да так…

Евгений усмехнулся, провёл ладонью по небритому лицу. Конечно, Ян пообещал своей жене. Ей не нравится, когда тот выпивает. Несколько лет назад между ними произошла крупная ссора как раз из-за того, что Ян много выпил. Без этого никогда не обходилось, когда он приезжал навестить родственников. Но сейчас он держит себя в рамках, хотя мама и выговаривает ему, что он стал подкаблучником. Мама, мама! Что с тобой стало? А ведь ещё несколько лет назад, когда был жив отец, ты ненавидела алкоголь. Конечно, ты выпивала вместе с ним, но ненавидела алкоголь всем сердцем, каждой клеточкой души. Ты так говорила! Евгений вздохнул. Он всегда верил маме.

– Ну, ты чай пей, а я водку.

– Уверен?

Проигнорировав вопрос брата, Евгений бухнул чайник на плиту и зажёг газ. Ян тем временем снял пальто, обувь аккуратно поставил в шкаф. Вошёл в кухню, быстро протёр стол влажной тряпкой, выложил на него кулёк шоколадных конфет.

– Конфеты наши, питерские!

Наши, питерские! Было от чего скрипнуть зубами.

– Я не ребёнок.

– А мне нравятся. Попробовал бы.

– Попробую на закуску. Лучше бы колбасы привёз или рыбы копчёной.

– Я матери привёз.

– Понятно. Ты один приехал?

– С женой.

– А сын?

– У него секция, уроки.

– Не захотел?

Ян пожал плечами, и Евгений понял, что Соня против. Соня всегда против этих поездок, потому что не избежать бурных застолий. Она не высказывается вслух, но всегда имеет сто поводов не приезжать, когда мама зовёт в гости. Евгений никогда не задумывался о Соне. А ведь она много понимает в их сложной жизни. Они пытались уйти от алкоголя, когда был жив отец. Ненавистное злое чудовище. Но уйти не удалось. Сейчас с мамой Марат, мировой, добрый мужик. Алкоголь остался. Куда без него? Но Соня считает по-другому. Ей не нравится, когда Ян засиживается у мамы. Она тянет его назад, в Питер. Боится, что он станет похожим на отца? А ведь в Яне что-то есть от него. Дикость в глазах, родинка на щеке, кривая усмешка, когда раздражён. Но Соня – не мама. Она разберётся. Не позволит Яну пропасть. Так получается, что отец спился из-за мамы? Евгений нахмурился. Мысли разъедали голову кислотой. Заболели глаза и пришлось их прикрыть на несколько мгновений.

– Надолго приехали?

– Нет, на несколько дней.

Евгений достал бутылку водки, кусок старого сыра и хлеб. Поставил перед гостем большую чашку и коробку с дешёвыми чайными пакетиками. Ян поморщился, но ничего не сказал.

– Анютка позвала на день рождения Андрея. Поэтому мы и приехали.

– Сколько ему?

– Один годик исполняется. Разве ты не знаешь?

– Знаю, – неуверенно ответил Евгений. О племяннике он думал меньше всего.

– Чего же спрашиваешь?

– Забыл просто.

Ян с обиженным удивлением посмотрел на Евгения.

– Как это забыл? Всё-таки Аня наша родная сестра. А Андрюшка её сын.

– Об этом я помню.

– Она нуждается в нашей любви. Об этом помнишь?

– Не начинай, ладно?

– Какой же ты сухарь, Женька!

Разговор заходил в тупик. Поводов для этого было много. Ян начал заводиться, хотел потребовать от брата уважительного отношения. Ему казалось, что Евгений слишком равнодушен и погружён в себя.

– Я тебя не понимаю!

– Почему?

– Как так можно относиться к Анюте?

– Так – это как?

– Женька, она же чуть не умерла, помнишь? Инсульт в двадцать три года – это серьёзно. Конечно, она нуждается в нашей любви! Нельзя отталкивать её, нельзя забывать об Андрюше!

Евгений выключил плиту и налил кипятка в чашку. Он не хотел говорить о сестре. Взял с подоконника сигареты, закурил. Но что толку говорить? Если бы Аня не пила самогон с пятнадцати лет и не гуляла с мужчинами, то, возможно, инсульт не случился бы. Об этом не скажешь Яну. Удобно на расстоянии идеализировать человека. Удобно прятаться за обвинениями «не любишь», «не ценишь», «не понимаешь». Что он видел из Питера? Аньке было четыре года, когда он уехал. Ян не знал, что её нельзя жалеть. От этого она раздувается, как мыльный пузырь, и наглеет. Требует и просит. Просит и требует. Денег, конечно, можно дать. Но вот любви и сочувствия не выдашь по требованию. Мальчишка ни в чём не виноват, но и Евгений не виноват в том, что не замечает его. Нежеланный ребёнок нежеланен для всех.

– Ну, что ты молчишь?

– Согласен, инсульт – это серьёзно. Только она уже совсем большая. Разберётся.

– Я поражаюсь твоему равнодушию. Ты кого-нибудь любишь, кроме себя?

– Нет.

– Поражаюсь тебе!

Евгений подавил вздох раздражения. Он не хочет говорить о сестре. Думал о сыне. Голова разрывать от вопросов, которые оставались без ответов. Нужно было сменить тему, поговорить о том, что действительно волновало и не давало покоя.

– А я думал, что вы приедете на поминки. Сорок дней было.

Повисла неловкая пауза. Лицо Яна покрылось красными пятнами, губы плотно сжались. Но отвечать нужно, и он сделал это, собравшись с мыслями спустя несколько минут.

– Прости, мы не смогли. Но, кажется, и поминки не собирали.

– Разве? Не может быть.

– Мама говорила, что не собирали.

– Она могла не знать.

– Мама всегда всё знает.

– Она не общается с моей женой, поэтому не может знать точно.

– А ты сам-то был?

– Тоже не смог. Не люблю я это. Тяжело, – буркнул Евгений, прячась за сигаретным дымом.

– Денег дал?

– Она не просила.

– Говорят, что она больна.

– Чем? Я не знаю.

– Мама что-то говорила. Ей кто-то рассказал? Не помню, если честно.

– Поэтому и поминки не собирала.

– Возможно. Постарайся забыть. Теперь всё будет хорошо.

– Что забыть?

– Всё, что с тобой случилось. Всё забудь. Нет смысла думать об этом.

Евгений усмехнулся, покачал головой. Ян улыбался. Будто действительно не было никакого Антона, и старший брат не был женат. Яд этого лицемерия воздействовал на Евгения, как яд кобры. Но он не мог продолжать. А поговорить хотелось. Но что сказать? Он пил и пропустил день поминок, который слился в общую чёрную зловонную массу остальных дней. Весь ответ. Но почему Ундюгерь не стала поминать сына и собирать друзей? Или поминала, но очень скрытно? Собрала подружек и коллег из библиотеки? Или неужели и правда заболела? Евгений не мог поверить. Ундюгерь никогда ничем серьёзным не болела, кроме простуды. Ходила в бассейн и каталась зимой на лыжах, любила походы и бег на длинные дистанции. Спросить подробнее?

А Ян уже снова заговорил о сестре.

– Анютка хорошо себя чувствует, но я боюсь, как бы не повторился прошлый кошмар.

– С чего?

Евгений бы не удивился. Сестра по-прежнему любит выпить и мужчин. В её жизни ничего не изменилось даже с рождением Андрея. Да и для чего нужен Андрей? Для получения алиментов и прочих выплат, которые полагаются одинокой матери. Циничные мысли яростно царапали Евгения, но он не останавливал их, был согласен. Чего уж тут!

– У неё хрупкое здоровье.

– Зато пьёт, как лошадь. Постоянные вечеринки и праздники, – не выдержал он.

Разозлился от того, что брат не поддержал разговор, который был ему интересен. Яну наплевать на переживания Евгения.

– Прекрати! Это недостойно так говорить о родной сестре. Козёл ты после этого!

Евгений щурился на едкий дым, пить расхотелось. Ещё не хватало разругаться с Яном и набить ему морду. Он не собирался раскрывать душу и говорить о своих проблемах, об одиночестве. Не хотел напоминать о том, что месяц назад потерял сына. Попытался, но ничего не вышло. Ян предлагает забыть и не вспоминать. Не вспоминать своего ребёнка! Не вспоминать свою жену! Мама пыталась подружиться с Антоном в раннем детстве, но Ундюгерь быстро прекратила это. Евгений попытался вспомнить. Они разговаривали на повышенных тонах. Ундюгерь просила маму не давать Антону мороженое из-за больного горла. Но мама дала три штуки. Конечно, Антон заболел. Это был первый раз? Или первым поводом для ссоры был майонез, от которого у Антона была аллергия и его совсем не давали. А мама дала. И мальчика положили в больницу с осложнением. Ундюгерь испугалась и заявила Евгению, что никогда больше не даст сына. Мама кричала и всё отрицала. Она обвиняла Ундюгерь и заявляла, что не обязана следить за её ребёнком, что Антон сам взял майонез из холодильника.

Словно сквозь туман он услышал голос брата. Мысли разлетелись, но кружили неподалеку. Евгений не верил, что мама специально так поступала с Антоном. Он просил Ундюгерь успокоиться. Просто непонимание. В жизни бывает. Но она не собиралась уступать. И мальчика к бабушке больше не водили.

– Жень, ты самый старший из нас и должен быть выше сплетен и склок, – возбуждённо продолжал Ян, осторожно трогая длинными пальцами горячую чашку. – Почему ты перестал общаться с нами? Почему забыл маму? А к Анюте вообще равнодушен!

Обвинения несправедливы, но Евгений не хотел отвечать, чтобы не выглядеть оправдывающимся. Злость к брату нарастала.

– Я не понимаю, как ты веришь тому, что говорят? Про нашу родную сестру! Не про кого там. Да, она родила прекрасного сына. Да, она не замужем. Ну и что? Кому до этого дело? Мы, её братья, просто обязаны быть рядом. Защищать! Стеной стоять!

– Так уезжай из Питера! Снимай здесь квартиру, как я. Будь рядом. Защищай. Будь стеной.

– Я не это хотел сказать! – ещё больше взвился Ян. – При чём тут Питер или не Питер? Какая разница, где я живу? Я, в отличие от тебя, каждый день общаюсь с сестрой по телефону. Деньги присылаю, когда она просит и даже тогда, когда не просит. Я чувствую, когда ей плохо, когда она одинока! У меня множество фотографий Андрюши! А у тебя есть хоть одна?

– Зачем мне?

– Вот видишь! Ребёнок-то в чём виноват, Жень? Он наш племянник, несмотря ни на что. И неважно, кто его отец! Главное, что Анюта его мать!

Евгений вспыхнул, по спине пробежала нервная горячая волна. Неважно, кто отец Андрея, вон оно как. Но отчего тогда важно, кто отец Антона? Почему все ненавидят Ундюгерь? И он сам её ненавидит! А фотографии, которыми так гордится Ян? Есть ли у него хоть одна, на которой изображён Антон? Евгений готов был поклясться, что нет! И у мамы тоже нет! И никогда не было.

– Да пошёл ты к чёрту! Учить пришёл?

– Нет, поговорить.

– Мать что ли прислала?

– Не то чтобы, – смутился Ян, хватаясь за коробку с чайными пакетиками и выбирая из него один. – Просто переживает она. Ей хочется, чтоб мы, как раньше, все вместе были. Друг друга поддерживали. Это же хорошее желание, Жень. Очень хорошее.

Евгений ощутил во рту горечь. Открыл окно, впуская снежный ветер, сплюнул. На глаза навернулись злые слёзы, он нарочно повозился с задвижкой, закрывая окно, чтобы дать себе время успокоиться. Но успокоение не приходило. Несогласие с братом сдавило горло. Спустя много лет они разделены и настолько неудачно, что мечтать о взаимопонимании невозможно.

– Что ж, желание хорошее.

– И я говорю!

– Только «как раньше» не надо! Нервов не хватит «как раньше».

Ян не ответил. Ему не хотелось вспоминать отца. Под гнётом воспоминаний не знаешь, что делать, потому что воспоминания отвратительны. Евгений, прищурившись читал мысли Яна, но пожалел его, не стал продолжать.

– Только ты не всё говоришь! Андрюша, Андрюша! И только?

– Да, а что не так?

– Но отчего ты забыл ещё одного нашего племянника? – зло усмехнулся Евгений, пристально вглядываясь через сигаретный дым в лицо брата. – Сколько ему сейчас? Лет семь-восемь? Как его зовут?

Они будто играли в шахматы. Один выпад, другой выпад. Шах тебе, а тебе мат. Ян поперхнулся чаем, но тут, же взял себя в руки. Вытаращил глаза в немой ярости.

– К чему ты?

– А-а-а, вспомнил? Запретная тема в нашей семейке дружной. Мы любуемся только правильными племянниками. Только такие входят в нашу прекрасную семью, да? Прав я что ли?

– Прекрати! Не понимаю, о чём ты.

– Я напомню, если ты забыл.

– Не нужно.

Но Евгений не слушал. Он был зол, отчаянно кипятился, желая разнести кухню вдребезги.

– Тебя здесь не было, когда Анька родила в первый раз. Ей было шестнадцать лет. Она бегала за женатым мужиком, которому перевалило за сорок. У него своя семья и дети. Конечно, разводиться ради сумасшедшей озабоченной девчонки он не захотел. Ты знаешь, когда она забеременела, то говорила о том, что родит обязательно и потребует алиментов. Много денег, ведь в этом смысл жизни! О малыше не думала, в том смысле, как за ним ухаживать или воспитывать. Ну обычно беременные девчонки собираются в группы в интернете, делятся советами, учатся вязать разные носочки, шапочки. Анька нет. И вот родился мальчик. Да не совсем здоровый. Ты помнишь, что с ним было? Нет? ДЦП. Мама слегла с сердцем в больницу. Она всегда так делает, когда в семье проблемы. Ты не замечал, куда там! А может, ты помнишь, как вела себя наша сестра?

– К чему этот разговор? И кто тебе позволил так говорить о матери?

– Я сам себе позволил. Разговор как разговор. Ты же любишь поговорить о нашей дружной семье. Так вот, я тебе напомню. Анька отказалась от него. И мама наша отказалась. И алиментов никто не получил, потому что любовник оказался настоящим мужиком и забрал мальчика в свою семью.

– Ну и что? – презрительно пожал плечами Ян. – Всё хорошо разрешилось. Он – отец. И правильно сделал, что не отказался от воспитания своего ребёнка. Ведь это его ребёнок! А Анюта – девочка глупая. Что с неё взять? Пусть ещё радуется, что заявление на него не написали за совращение малолетней.

– О заявлении никто не подумал, раньше надо было советовать. Сразу шли разговоры, сколько денег можно получить в размере алиментов. Какая выгода и всё такое.

– Ты всё перевернул.

– Сказал правду.

– Ты несправедлив.

– Да? Ты помнишь, что было дальше?

– А что было дальше?

– Этой семье пришлось уехать из города. Потому что наша сестра не успокоилась. Жизнь её ничему не научила. Она отчего-то решила, что имеет право входить в семью любовника, которую чуть не разрушила. И она стала приходить к ним, заигрывать со своим бывшим, обедать, ужинать, познакомилась с детьми. Никто из нас не спросил её зачем? А надо было спросить. Запретить, чёрт возьми!

– Это всё сплетни. Зачем Ане вести себя так?

– Чтобы денег дали.

– Не верю. Мама не позволила бы. А она ничего не знала, значит, снова сплетни недоброжелателей. Как не стыдно тебе повторять их?

– Мои слова бесполезны, да?

Евгений подавил вздох раздражения. Он был склонен думать, что Ян бесконечно идеализирует сестру. А тот, в свою очередь, думал о том, что Евгений обозлился и не способен размышлять рационально.

– Анюту осуждаешь, что она ребёнка бросила? Во-первых, не бросила. Молодая девочка, что она понимает? Особенно за уходом больного ребёнка. У него отец есть, и правильно, что всё так сложилось.

– Не спорю. Пацану нереально повезло, что он избавился от такой матери.

– А твоему сыну повезло, что он избавился от отца, который, узнав правду, струсил и сбежал?

Евгений замер. В глазах потемнело. Первая мысль, убить Яна. Уничтожить его наглую морду! Схватить кухонный нож и зарезать. Евгений тут же представил яркую картину кровавого убийства. Но с сухих губ не сорвалось ни слова.

– Молчишь? Молчи! Но в следующий раз, прежде чем осуждать сестру, вспомни о себе. А ты кто такой? Гордился, что воспитал прекрасного сына-спортсмена? Но лишь парень свернул на кривую дорожку, смотался! И уже и не ты отец! Думайте, люди, как хотите. Я его плохому не учил, ведь он мне не родной сын! Не так что ли?

– Отвали!

В мыслях Ян был повержен, кишки выпущены. Евгением овладели глухие порывы страха и угрызений совести. Ярость исчезла. Он ничего не мог. Искал в тёмных глубинах своей души злобу, чтобы отомстить, не оставлять удар без ответа. Но злость превратилась в шакала, который трясся, пресмыкаясь у лап тигра.

– Ты изменился, Жень, это все заметили, – как ни в чём не бывало продолжал Ян, прихлёбывая чай из чашки.

– Кто?

– Да все! Сидишь в этой грязной однушке и пьёшь! А ведь у тебя есть квартира, в которой ты шестнадцать лет прожил. Ремонт сделал, деньги вложил.

– Ты чего переживаешь за мои деньги?

– Да не переживаю я! Жалко тебя просто, пропадёшь. А мог бы в своей квартире сейчас сидеть, на собственном диване и смотреть собственный телевизор. Ты же там ремонт делал!

– Ты мне сейчас что предлагаешь? Пойти и выгнать её? – Евгений говорил спокойно, но руки у него дрожали. – Вот так запросто? Сказать, я здесь ремонт сделал и деньги вложил! Так? Выкинуть ее к чёрту, пусть пропадает, да?

– Но почему сразу пропадает?

– А как?

– Не знаю, но…

– Эту квартиру она получила, потому что детдомовская. Квартира эта – её собственность!

– Да никто не спорит, Жень, просто…

– А ты бы свою Соню выгнал? Из её же квартиры? Кажется, вы в её квартире живёте, которую ей родители купили, – он всё ещё пытался разозлиться, но голос предательски сипел, горло перехватывало.

– Ну ты не ровняй!

– Почему?

– Соня и Ундюгерь – две разные женщины.

– Согласен, они разные.

– Вот видишь!

– Но ситуация похожа.

– Если женщины разные, то и ситуации не похожи.

– Поэтому ты решил, что Соню выгонять нельзя, а вот мою жену можно?

– Соня никогда не сделала бы того, что сделала Ундюгерь.

На это ответа не было. Действительно так. Евгений схватился за следующую сигарету. Он дрожал от волнения. Хотел что-то сказать, найти аргументы, но не мог. А Ян успокоился, сделал несколько глотков остывающего чая, с удовольствием развернул конфету. Он был доволен собой. Слова сказаны верно. В этих словах скрыт главный смысл. Ядовитая правда старательно запрятанная и замаскированная под лицемерные улыбки непонимания.

– Я не могу говорить с ней об этом, – тихо произнёс Евгений. – Куда она пойдёт? У неё копеечная зарплата, ведь она в библиотеке работает, не на заводе. Да, мне нелегко приходится, но ей будет ещё хуже.

– Откуда ты знаешь? Она как перекати поле. Вдруг ей и квартира-то эта не нужна. Найдёт кого-нибудь и к нему переедет.

– Она не такая.

– Это ты так думаешь. Раскрой глаза. Она именно такая. Детдомовская! Да они, как дикие звери, не знают, что такое любовь и отношения.

Евгения мучили сомнения. В чём-то он соглашался, но в чём-то чувствовал несправедливость. Хотелось дать отпор, но внутренняя истерика нарастала, слёзы бились о грудную клетку. Вот он, разговор, которого он жаждал! Отчего хочется прекратить? Потому что он понимал, именно этот разговор – желание мамы. Она не сдаётся и хочет выгнать Ундюгерь из её квартиры в пользу старшего сына. Мерзко думать, что Ян пришёл именно за этим, как и Марат. Мама в истерике и послала их с серьёзным разговором.

– Ты-то откуда её знаешь, Ян? – прошептал он, прячась в сигаретном дыму, пытаясь выдыхать его больше, чтобы оправдать слёзы, предательски набегавшие на глаза.

– Я её плохо знаю. Но таких людей видно сразу. Вспомни, как ты привёл её с нами знакомиться! Она весь вечер молчала.

– Смущалась.

– Это не смущение, это дикарство.

– Тебе-то откуда знать?

– Со стороны всё очень хорошо видно. Она выросла в детдоме, мне жаль её, но оттуда не выходят нормальные люди, Жень! Обязательно с отклонениями. Они привыкают жить, как звери, в стае. А тут привели девушку в приличную семью. Конечно, она растерялась. Но тебя никто не винит. Ты её всегда любил, но вот она тебя… Разве может детдомовская любить по-настоящему?

– Не может разве?

– Теперь ты сам в этом убедился. К тому же зачем ей сейчас квартира? Сынок умер. Ты, кстати, не забыл, что он был геем? Удивительно, как тебе удалось вляпаться в это дерьмо! Хорошо, что он умер, пройдёт время, всё успокоится и все забудут. А то станут тыкать пальцем и подозревать тебя в любви к мужикам.

Удар был сильный, что в глазах потемнело от негодования. Слова превратились в горячий воздух, выходящий через трепещущие ноздри. Монотонно тикали часы.

Евгений вдруг рассмеялся. Ян с удивлением посмотрел на него. Пожал плечами, развернул ещё одну конфету.

– Мне нравится, что ты смеёшься. Но всё-таки я прав.

– Значит, я привёл девушку в приличную семью, да?

– Именно.

– Раз тебе Аньки мало, то я ещё скажу. Ты забыл собственного отца.

Ян поморщился, отмахнулся.

– Не начинай. Это разные вещи.

– Ты любишь повторять, что вещи разные. Но ты уехал в Питер, когда был подростком. А мы с Анькой остались. Ты не испытал на себе того, что творилось в нашей приличной семье.

– Пора забыть об этом. Отца нет в живых больше десяти лет. Оставь его в покое.

– А я забыл. Но только не хочу слышать о том, как прилична наша семья! Как прилична, чёрт возьми, Анька! Я всё забыл!

Он хотел ещё сказать, чтоб Ян не смел трогать Антона! Антон его сын, и точка! Но не сказал. Не смог заставить себя. Боль металась по телу огненным столпом.

– Да что с тобой?

– Ничего.

– Да, у нас были проблемы! Но пьяный отец это не тоже самое, что быть голубым, чёрт возьми! Женька, да приди ты в себя!

Евгений отвернулся и стал смотреть в окно. Трудно было рассчитывать на то, что Ян уберётся прочь. Невозможно представить, что один поймёт другого. Великий соблазн – прогнать его к чертям. Евгений с ужасом понимал, что никогда не выберется из той глубокой ямы чёрного одиночества, в которой оказался так неожиданно. Шестнадцать лет он строил свою семейную жизнь, отдаляясь от кровных родственников, которые ничего в этом не понимали. И сейчас не было ни единого шанса на понимание. С чего бы? Шестнадцать лет – непреодолимая пропасть. Ян ничего не знает, он говорит о ком-то другом. И Евгений не может ему втолковать, для этого пришлось бы рассказывать с самого начала. Но на это нет сил. Всё перепуталось. Ничего не имеет значения. Жену он потерял в прошлом году, а родного брата гораздо раньше.

– Ты собираешься идти на день рождения?

– Что?

Он обернулся, не понимая вопроса. А Ян уже разворачивал следующую конфету, уверенный в своей правоте.

– У Андрюши день рождения!

– Опять начинаешь?

– Подарок купил?

– Мне не до этого.

– Я попрошу Соню, она сделает для тебя.

– Не нужно. Я не собираюсь идти.

Ян обидчиво нахмурился, который раз за эту встречу.

– Ты странный человек. Думаешь, у Сони много времени? Она готова потратить его на то, чтобы ты спокойно пошёл на праздник. Я думаю, что в этом всё дело. Здесь определённо нужна женская рука.

– Отстань. Я никуда не пойду.

– Но у тебя будет подарок!

– Всё равно. Что это меняет?

– Это меняет всё! Без подарка идти нельзя.

– Говорю тебе, я не собираюсь идти! И подарок не нужен. Я не пойду.

Евгений убедился в том, что брат в который раз пытается опекать его. Вздохнул и ощутил себя стариком. Ему не интересен детский праздник. Он забыл, как выглядит племянник. Ему ничего не нужно. Его собственный сын погиб, а о нём никто не говорит, будто его и не было никогда. А о жене говорят, как о животном, не способном на любовь.

Здесь было о чём подумать.

Ян просидел ещё час. Выпил две чашки чаю, съел все конфеты. А Евгений всё курил. Они перестали говорить на больные темы. Ян рассказывал о своей работе, о машине, которая некстати сломалась, о школе, где учится сын, о его новой учительнице, которая ничего не понимает в географии, хотя должна преподавать этот предмет, о собаке, которую собирается купить Соня, хотя у них уже есть одна.

Евгений ничего не отвечал. Слушал, не перебивая. Отвечать было нечего. У него не было сына, жены и собаки. Работа и машина перестали интересовать. Не терпелось, когда брат уйдёт. Но вот когда ушёл, стало совершенно невыносимо. Тишина мёртвой квартиры давила. Евгений налил себе водки в чашку, из которой только что Ян пил чай. На душе было тяжело, но сопротивление пропало. Появилась усталость, апатия ко всему. После первой дозы алкоголя потянулся за телефоном, но отдёрнул руку. Нет, не станет больше ей звонить. Не хочет видеть его и не надо. Он сам не хочет. Всё кончено! Ян прав, она просто дикое животное, которое не может любить.

В сумерках близкой весны

Подняться наверх