Читать книгу Товарищ Анна (сборник) - Ирина Богатырева - Страница 12

– Прецессия, – благоговейно, как имя нового бога, говорила Марина. – Прецессия. Блин, это же улет, подумай только! Нет, ты подумай!

С одухотворенным лицом, в одних трусах, она сидела по-турецки на кровати и листала книгу. Копна медно-красных волос стояла на ней дыбом, как пакля. Книга, которую она стащила с полки Дрона, называлась «Наша планета Земля» и привлекла ее зодиакальным кругом на обложке. Думала – астрология. Оказалось, астрономия.

– Что же это получается? – говорила Марина, пребывая в состоянии пошатнувшегося мироустройства. – Ничего, совсем ничего не может быть постоянным? А? Совсем-совсем? Раз вот даже – звезды. Ну ты слышишь меня?

– М-м-м? – промычал Дрон и попытался перевернуться в постели.

– Ты спишь, что ли?

– Мнеа. Ничто не постоянно… – выдавил он, накрываясь одеялом с головой.

– Но ведь – звезды. Ведь даже – звезды! Смотри чего: раз в две тысячи лет полярной становится другая звезда. Во время древних греков была Кохаб, до этого – Тубан, потом Киносура, потом только наша… Вот тебе и небесный кол… – В ее устах названия звезд звучали, как имена языческих богов, звучно и жутко. Она сама от них балдела.

– Это называется прецессия, – уже внятно проговорил Дрон.

– Прецессия. Вот и я говорю.

Марина вскочила на кровати и, утвердившись ногами на жестком каркасе, стала разглядывать карту звездного неба, приклепанную к боковине книжной полки. Водя пальчиком, она отыскивала звезды, к которым раньше, баснословно давно, был привязан на Земле север. Лицо ее было напряжено. Потом, перегнувшись, она посмотрела со священным трепетом на корешки других старых, советских научно-популярных книг, стоявших у Дрона без дела, как память о детском, несбывшемся увлечении астрономией.

– Ну и чего ты встала, как колосс Родосский? – сказал Дрон, схватив ее за ноги. – Иди сюда.

Он подбил ее под коленку, и Марина с визгом повалилась на кровать. Заскрипела сетка, но после непродолжительной борьбы Марина выпуталась, села на Дрона верхом и принялась метелить его подушкой по лицу:

– Дурак какой, ничего ты не понимаешь! Ведь раз совсем ничего постоянного нет – то ничего нет! Раз даже звезды сменяются, верить ничему нельзя!

– Да чего ты пристала! В школе не проходили это, что ли? – Дрону удалось схватить ее за руку и остановить мордобой.

– Ничего мы не проходили!

– Оно и видно. Школа у вас была для дебилов, да?

– Сам ты дебил. Теперь не проходят астрономию. И как только это узнали все, а? Ведь Полярная – она просто Полярная, а оказывается – не всегда? – Она смотрела на Дрона жалко и выжидательно, будто он мог сейчас отменить это неожиданное открытие, сказать, что все туфта и никакой прецессии нет, и вернуть ее пошатнувшийся мир на место.

– Они по кругу сменяются, – сказал Дрон. – Это не непостоянство, это цикл.

– То есть потом все опять то же будет? – с ужасом спросила Марина.

– Ну, не совсем. Но в целом – да, – Дрон стал перечислять звезды по памяти, закатив глаза, будто читал стих наизусть: – Альфа Малой Медведицы, три звезды созвездия Цефея, Денеб, Сандр, Вега…

– А когда?

– Ну, когда… когда… через тринадцать миллионов лет. – Дрон ерничал, но Марина глядела серьезно. Ей эта цифра не говорила ни о чем. Ему стало смешно. – И про свой любимый зодиак ты ничего не знаешь? – добавил он масла в огонь.

– Чего не знаю?

– Ну, что теперь там должно быть не двенадцать созвездий, а тринадцать.

– Как – тринадцать? – Глаза у Марины были как блюдца.

– Очень просто. После Скорпиона что идет?

– Стрелец.

– А вот и ни фига подобного! После Скорпиона Солнце заходит в созвездие Змееносца, а потом уже в Стрельца. Змееносец теперь еще в зодиаке!

Он ожидал, что Марина сейчас вскочит и снова станет проверять все по карте, но она сидела совсем потерянная, несчастная, мягкие грудки свисали вниз, как сталактиты.

– Золото, не тупи, – он постучал ее по голове. – Земля же движется. И все движется. Или вы и этого не проходили?

– Движется, ага, – сказала Марина потухше.

Дрон смял ее, потянулся губами к лицу, но она вся была какая-то обмякшая, как тряпичная. Тут соседняя кровать заскрипела.

– Ой, Валька, – сказала Марина с интонацией, будто нашла мухомор. – А мы думали, тебя нет. Ты во сколько пришел?

Сонная мохнатая голова, появившись из-под одеяла, не ответила и скрылась снова. Марина поднялась, натянула рыжую футболку, взяла полотенце и пошлепала в душ. Дрон потянулся, поднялся тоже, нашел на столе среди объедков коробку сока, выжал в себя остатки. Борька, спавший на стуле, спрыгнул и стал тереться о его ногу.

– Ну ты, чувак, даешь, – с уважением в голосе сказал Дрон. – Можно тебя поздравить, да?

– М-гу, – прогундосил Валька.

Дрон нарочито громко и грубо заржал.

– Вставай, вставай, выспался уже, время полдвенадцатого. Хорошо – выходной. У, дружище, завалишь сессию, попрут тебя из универа. Помяни мое слово.

– Угу, – отозвался Валька.

Дрон хмыкнул и стал одеваться.

– А, да, ты Жорин мобильник не видел? Он обыскался вчера. Посеял где-нибудь, а говорит, что украли.

– Не видел.

– Да вставай же ты, все равно не дадим спать!

Он стащил с него одеяло и хотел было со всего размаху шарахнуть по лежащему телу, как вдруг Валька открыл глаза и сказал:

– Дрон, а ты ощущаешь себя рабом государственной системы?

– Чего? – тот опустил одеяло.

– Вот. Не ощущаешь. А на самом деле ты – раб.

– Это тебя твои коммунисты просветили?

– Не коммунисты они.

– Ну да, конечно, – Дрон коротко хохотнул. Вдруг, бросив одеяло, он яростно кинулся на проходившего мимо кота, сцапал его в охапку и принялся тискать, приговаривая: – Рабству – бой! Свободу пролетариату! Ух ты скотина, буржуй ты в шубе! – Он с остервенением чесал живот оцепеневшему Борису. – Валек, давай его раскулачивать! Мы имеем дело с явной социальной дискриминацией. Некоторым тварям в этом доме живется лучше, чем остальным: ни фига не работают, а жрут. Такого не должно быть в развитом социалистическом обществе. Я испытываю все комплексы угнетенного класса. Держись, Борис, сейчас раскулачивать будем!

Он подбросил кота вверх и поймал под мышки. Замученное животное только слабо перебирало задними лапами, пытаясь дотянуться когтями до рук.

– Придуривайся, придуривайся. – Валька спустил ноги с кровати и стал шарить под нею, выискивая джинсы. – Вот все ведь человек понимает, а ведет себя, как шут. И чего ты, Андрюха, такой?

– Тебя не убеждает решительность моих порывов? Ты не веришь в мою сознательность? Нет? Да? Что же делать? О, женщина! – Дрон ринулся к входящей Марине с мокрым полотенцем на волосах. – Долой дискриминацию и кухонное рабство! Даешь поголовную грамотность среди женского населения! Марина, сейчас мы устроим тебе ликбез. Ты у нас не только про прецессию узнаешь, ты еще много умных слов выучишь.

Марина сидела на кровати и смеялась. С мокрых волос на футболку стекала вода. Она уже успела обежать наш этаж и рассказать о своем открытии. Про прецессию никто из нас не знал, и от этого она чувствовала себя гордой, и от этого Дрон в ее глазах приобрел статус жреца тайного, древнего, чудом сохранившегося до наших дней знания, передававшегося в непонятных манускриптах редким избранным среди смертных. На избранность Марина не претендовала. Она была счастлива уже тем, что наткнулась на этот манускрипт, оставшийся от ушедшей цивилизации, и почти не верила, что до этого люди сами могли додуматься. Им, по ее убеждению, ничего подобного было не надо. Если бы Дрон сказал ей, что в Древней Месопотамии с неба спустился посланник бога Солнца с разноцветными перьями, торчащими из ноздрей, с глазами орла и телом цвета глины, в огненной колеснице, запряженной семью красными быками, и передал знание о прецессии лично первому жрецу, и с тех пор это знание охраняется и наследуется, – она, может, и не поверила бы, но это уже не вызвало б в ней внутреннего неприятия.

Вдохновленная, она долго потом еще рассматривала карту звездного неба, листала книги, выискивала картинки и схемы, но уже не запоминала ничего. Ей было достаточно, что все это, по ее твердому убеждению, знает Дрон. Новое чувство родилось в ней – причастности к чему-то глобальному через него, и своей принадлежностью к нему она с того дня стала дорожить – неожиданно для себя самой.