Читать книгу Жизнь как на ладони. Книга 2 - Ирина Богданова - Страница 13

Накануне дня, на который был назначен расстрел узников Реввоенсовета, к двери квартиры Мокеевых на Измайловском проспекте подошла невысокая стройная девушка. Несмотря на её модную шубку и выбивавшиеся из-под шапочки мягкие завитки каштановых волос, она не выглядела хорошенькой. Слишком бледным и усталым было её осунувшееся лицо с лихорадочно горевшими глазами.

Она поспешно поставила на лестницу баул с вещами, содрала с руки варежку, перекрестилась и дрожащими пальцами повернула ручку механического звонка.

К двери долго никто не подходил, и девушка уже начала волноваться, как наконец дверь распахнулась, и на пороге появилась закутанная в платок Ольга Александровна.

– Зина!!

Словно не веря своим глазам, княгиня обняла Зинаиду за плечи, привлекая её к себе.

– Зиночка, милая, откуда ты взялась?

– Вот. Приехала. Насовсем, – просто ответила Зина и робко улыбнулась. – А где Тимофей?

– Пойдём, не будем говорить через порог.

Ольга Александровна пропустила гостью вперёд, указывая на дверь:

– Туда.

– Что это? – шёпотом спросила Зина, в остолбенении осматривая ободранные снизу стены и криво стоявший на одной ноге поломанный столик для визиток. Она помнила эту квартиру обставленной с безупречным вкусом, отточенным в светских салонах.

– Это поросёнок погулять вырвался, – сказала Ольга Александровна, как о само собой разумеющемся.

– Поросёнок? Какой поросёнок?

– Обыкновенный поросёнок средней упитанности. Новые соседи держат. Нас уплотнили, – пояснила Ольга Александровна. – Впрочем, – добавила она, – скоро тебя вообще перестанет удивлять что-либо.

Она провела Зину в спальню, наскоро переделанную под гостиную, и засуетилась по хозяйству, собирая чайный стол.

– Устраивайся, Зиночка, – приговаривала Ольга Александровна, – с минуты на минуту придёт Сима и подаст обед, а Пётр Сергеевич на службе, у себя в больнице.

Она так старательно отводила глаза, оттягивая момент ответа на вопрос о Тимофее и подробно рассказывая о всяких ненужных мелочах, что Зина почувствовала недоброе.

– Ольга Александровна, милая, не томите, – взмолилась она, с отчаянием перебивая бесконечную речь хозяйки дома. – Что с Тимофеем? Я готова ко всему, только скажите: он жив?

Княгиня Езерская застыла у стола, переставляя с места на место заварочный чайник с липовым цветом.

Зина видела, что Ольге Александровне трудно решиться произнести плохую новость, и уже прикрыла глаза в ожидании самого страшного, как вдруг будущая свекровь оторвалась от стола, подошла к Зине и протянула ей бумагу, на которой крупными каракулями с жуткими ошибками было выведено:

Доктор с афицером жывы.

Они орестованы и сидят в турме.

– Арестованы, в тюрьме? – девушка не сразу поняла смысл загадочной записки. – Ольга Александровна, кто прислал вам записку? Что произошло с Тимой и Севой? Вы должны мне всё рассказать по порядку.

При слове «живы» мучавшая её все последние дни тревога чуть отпустила, и она смогла рассмотреть обстановку комнаты, которая за полгода её отсутствия разительно изменилась.

Бросилось в глаза, что сюда была перенесена мебель из гостиной. В атмосфере дома уже видны были признаки обнищания: на столе аккуратно подсушенный хлеб, заботливо прикрытый вышитой салфеткой, чуть тёплая печь, в углу нагромождение каких-то коробок и, главное, странный запах, проникавший через дверь. Так пахнут гнилые яблоки в осеннем саду. «Ах да, здесь же живёт поросёнок», – вспомнила Зина о новых жильцах. Она поискала глазами, куда бы повесить пальто.

Две кровати, размещённые вдоль стен, были стыдливо прикрыты бежевыми персидскими ковриками, рядом пристроен буфет, ещё на Зининой памяти купленный в Гостином дворе, в углу высокая вешалка с тем самым пиджаком, в котором Тимофей отвозил её к родителям в Швецию.

Вешая шубку, Зина коснулась пальцами потёртого на локтях твидового рукава и вдохнула еле ощутимый запах больницы и туалетной воды – до боли знакомый запах любимого.

Она расшнуровала сапожки, но снять не решилась, боясь отвлечь этим Ольгу Александровну, уже начавшую свой горький рассказ о русской революции, и присела на кончик стула.

Княгиня рассказывала спокойно, чуть подрагивающим голосом, а перед глазами Зины вставали жуткие картины бунтующего Петрограда: ревущие толпы народа, вдребезги разносившие витрины магазинов, вмёрзшие в Неву трупы людей, голод, холод, неразбериха. Арест самодержца с семьёй.

На этом месте рассказа Зине отчётливо, до последней складочки над бровями, вспомнился облик государя, которого она когда-то лицом к лицу видела на Высочайшей аудиенции. В тот год в Санкт-Петербурге стояло жаркое ветреное лето, запомнившееся звоном колоколов и осиянное радостью о новорождённом цесаревиче. Именно в то лето, сразу после визита к императору, она призналась себе, что неотёсанный деревенский мальчишка Тимка Петров ей, пожалуй, даже нравится.

Когда Ольга Александровна дошла в повествовании до ареста Всеволода и исчезновения Тимофея, Зина ощутила, что не может вымолвить ни слова. Она молча налила себе кипятка, отпила глоток и только тогда решилась спросить:

– Вы знаете, в какой тюрьме их держат? И откуда взялась эта странная записка?

Она снова взяла в руки клочок измятой бумаги и перечитала обнадёживающие строчки.

– В том-то и дело, что мы не знаем, кто передал эту записку. – Ольга Александровна на секунду сделала паузу, припоминая подробности необычайного события. – Серафима стояла в очереди за хлебом, когда почувствовала, что к ней в карман лезет чья-то рука. Она подумала, что это охотники за кошельками, и подняла крик на весь магазин. Люди рядом с ней зашумели, заставили пересчитать деньги. Сима полезла в карман, но обнаружила, что ничего не пропало, наоборот, появилось нечто новое. – Ольга Александровна разгладила пальцами листок: – Сказать по правде, если бы не эта записка, то мы сошли бы с ума. Пётр Сергеевич места себе не находит, но он всё же занят на работе, а нам с Серафимой дома в четырёх стенах совсем беда. Ты знаешь, Зина, самое поразительное, что на следующий день после Севиного ареста к нам пришёл Аполлон Сидорович.

– Библиотекарь? – непроизвольно вырвалось у Зины.

– Именно, – утвердительно кивнула головой Ольга Александровна. – Он сообщил, что Всеволода держат в карцере нашего бывшего особняка. Нынче там организован Революционный совет. Представляешь? Где находится Тимофей, мы, к сожалению точно не знаем, но, судя по записке, можем предположить, что вместе с братом. Пётр Сергеевич хлопочет. Он уже ходил к самому главарю коммунистов господину Ленину. Охарактеризовал его как пренеприятнейшего типа, но старающегося изобразить из себя народного радетеля. Вдруг поможет? Как думаешь?

Зина с сомнением пожала плечами, подумав, что если и есть надежда, то не на господина Ленина, а на Промысл Божий.

Хотя она безмерно устала в дороге, но страшная новость не сразила её, а, напротив, придала энергии. Зина разделась, умылась, кивнула хозяйке поросёнка Дарье, сообщив, что будет теперь тут жить, с безразличием посмотрела на скисшее при этом известии лицо соседки и принялась строить планы относительно освобождения Тимофея.

Зиночка настолько погрузилась в свои думы, что жизнь вокруг неё потекла по иным законам, не соприкасаясь с реальностью. Она автоматически отвечала на поцелуи тёти Симы, объятия Петра Сергеевича, рассказывала про родителей и Танюшу, ела жидкую пшёнку на воде, пила морковный чай, а в голове неустанно перебирала различные варианты действий…

– Вот что я надумала, – сказала Зина за ужином, глядя на мигающий огонёк керосиновой лампы (электричества в Петрограде не было уже давно). Я пойду в этот Реввоенсовет, обосновавшийся в вашем особняке, – она в упор посмотрела на княгиню, – и наймусь к ним на работу машинисткой. Вы знаете, в прошлом году я закончила курсы и научилась очень быстро работать на пишущей машинке. Назовусь чужим именем, всё разузнаю и скроюсь. А может быть, даже смогу помочь заключённым.

– Ни в коем случае, – категорично заявил Пётр Сергеевич. – Мы не можем подвергать такой опасности единственного оставшегося при нас ребёнка. – Он ласково, как в детстве, погладил Зину по голове и поцеловал в щёку: – Красавица ты у нас.

В словах доктора Мокеева было столько тепла и горечи одновременно, что Зина заплакала. Ведь она всю дорогу крепилась. Даже тогда, когда за проезд из Хельсингфорса в Петроград пришлось отдать все свои деньги до последней копейки и снять с шеи драгоценную подвеску, вручённую ей матушкой перед отъездом.

Она достала подаренную Тимофеем пуговку из коллекции Досифеи Никандровны и зажала в кулаке. «Где лад, там и клад», – написано на тонком золотом ободке необычной пуговицы.

«Я знаю, что я сделаю», – воскликнула про себя Зинаида, бросившись в комнату Тимофея, где ей отвели место. Порывшись в Тимофеевых вещах, она достала из шкафа тёплый шарф, подаренный ею жениху на именины, и взялась за иголку с ниткой. «Завтра, уже завтра, Тимоша обязательно узнает о моём приезде, – пела её душа с каждым стежком. – Только бы знать наверняка, в какой он тюрьме, а там я обязательно найду выход».