Читать книгу Жизнь как на ладони. Книга 2 - Ирина Богданова - Страница 14

– Не хочу-у-у, – раскачивался из стороны в сторону Васян, обхватив голову руками. Ничего не выражавший взгляд монгольских глаз, казалось, навсегда застыл в одной точке, располагавшейся где-то в дальнем углу, затянутом густой серой паутиной с дохлым пауком посередине.

Уголовник выл уже вторые сутки, изрядно вымотав душу своим сокамерникам. Время от времени он принимался биться в дверь, исступлённо выкрикивая одну и ту же фразу:

– Господин комиссар, господин комиссар. Товарищ! Вы честных воров-карманников не стреляйте, мы за советскую власть стоим! Лучше буржуев пускайте в расход. Они нашу пролетарскую кровь вёдрами пьют!

Но дверь не открывалась, и Васян, обессилев, затихал, с тем чтобы через некоторое время начать всё сначала.

Замкнутое пространство камеры располагало к размышлению, заставляя Тимофея вспоминать перед казнью самые драгоценные минуты своей короткой двадцатичетырёхлетней жизни. О том неотвратимом миге, когда в его глаза заглянет дуло заряженной винтовки, он старался не думать. Мучительно болела душа за родителей и Зину, а мысль о том, что из-за него, возможно, погибла Кристина, была вообще невыносима. Он знал о чувствах Всеволода к Кристине и боялся предстоящего разговора даже накануне смерти. Они с Севой всегда угадывали мысли друг друга. Родители даже порой подсмеивались над ними – настолько мальчики были схожи в мыслях и поступках…

«…Не беспокойся за меня, – на исходе первых суток сказал брат, когда они беседовали в вечерней полутьме, лёжа вдоль стены на грязном полу. – Я не боюсь умереть». И грустно добавил: «Повидать бы Кристину…»

К вечеру второго дня дверь приоткрылась, и Васяна увели.

– Да здравствует мировая революция! – болтая ногами, орал карманник, когда два краснофлотца выволакивали его из карцера.

– Иди, иди, – пинком подбодрил Васяна один из матросов, – с тобой сама товарищ Ермакова агитацию проведёт. На всю жизнь запомнишь. – Он обернулся к остающимся в камере и быстрым движением вытащил из кармана смятый комок ткани серого цвета: – Это вам. Помните мою доброту.

Свёрток упал к ногам Тимофея, развернулся и оказался вязаным шарфом.

– Это же мой шарф, – обрадовался молодой человек, – мне его Зиночка подарила. Странно, как он оказался у матроса?

Тимофей поднёс к лицу кашне, ещё хранившее запах дома, и ощутил, как что-то царапнуло его по щеке. «Пуговица», – не поверил своим глазам Тимофей, глядя на золотой кругляшок, прочно пришитый около бахромы. Но это была действительно та пуговица, с которой никогда не расставалась его невеста.

– Это Зиночка! Аполлон Сидорович! Зина приехала! – воскликнул Тимофей, охваченный волной радости. Он бросился к лазу в соседнюю камеру, просунул руку в отверстие и заскрёб пальцами, привлекая к себе внимание Всеволода: – Сева, Сева, Зина приехала! Она даёт нам сигнал к побегу!

– Пожалуй, ты прав. Пора. Дальше тянуть некогда. Приготовьтесь, – донеслось из соседней камеры, и почти сразу по всему особняку разнёсся душераздирающий вой такой силы, что у Тимофея и Аполлона Сидоровича заложило уши.

Некоторое время они ошарашенно смотрели друг на друга, пытаясь привыкнуть к то затихающей, то нарастающей волне чудовищного звука, а потом Тимофей взял библиотекаря за руку, и они прижались к стене около двери.

Это было сделано вовремя, потому что дверь распахнулась, и туда заглянул встревоженный охранник.

Размышлять было некогда. Тимофей втащил его в камеру, вытолкнул в коридор растерявшегося Аполлона Сидоровича и задвинул тяжёлый засов, молниеносно оказавшись у камеры номер шесть.

– Выходи! – с силой рванув щеколду, он распахнул дверь, выпуская Всеволода, и они втроём помчались к выходу самым коротким путём.

На бегущих людей никто не обращал внимания; затыкая уши ладонями, члены Революционного комитета метались из одного кабинета в другой, показывая друг другу знаками, что не понимают, в чём дело.

Один солдат, крестясь, палил в потолок, но он с таким же успехом мог бы стрелять в ватное одеяло: из-за чудовищного звука пожарной сигнализации выстрелов не было слышно.

Князь обернулся и на ходу показал Тимофею два пальца. «Сирена будет звучать ещё две минуты», – понял тот.

Секунды проносились стремительно.

Тимофей увидел, как Сева расшвырял конвоиров, словно это были мешки с зерном и, пробиваясь через людскую, высадил плечом стекло. Ещё немного, и… Впереди уже была видна дверь, ведущая на набережную…

И тут руку Тимофея, сжимавшую кисть Аполлона Сидоровича, рывком потянуло книзу. Он остановился, и увидел, что библиотекарь, без сознания, лежит посреди ковра.

Раздумывать было некогда. Тимофей встал на колени, молниеносно оценил ситуацию и, легко скользнув пальцами по напрягшейся шее Аполлона Сидоровича, нажал на нужную точку, одновременно крепко ударив его кулаком в грудь, пытаясь восстановить сердечный ритм. Так. Теперь непрямой массаж сердца. Тимофей почувствовал, как под его рукой хрустнуло ребро. Ничего. Срастётся. Сейчас главное – запустить мотор, перекачивающий кровь, иначе – кислородное голодание и смерть мозга. «Сева, беги, Сева, беги», – ритмично колотилась в голове мысль в такт каждому нажатию на грудную клетку. Глаза моментально залил пот, от боли в раненом плече и слабости не хватало дыхания, но он с упорством продолжал делать своё дело, не обращая внимания на окружающее.

– Ну, давай, дыши, – приговаривал Тимофей, на секунду останавливаясь, чтобы проверить пульс.

Внезапно он заметил стоявшего рядом Всеволода.

Казалось, что в наступившей вокруг зловещей тишине пролетело не одно столетие, пока наконец врач ощутил под рукой чуть заметное шевеление. Старик задышал. Сначала с трудом, но постепенно его дыхание становилось всё ровнее и ровнее.

– Слава Богу! – обессиленно прошептал Тимофей, тут же вздрогнув от окрика охранников: «Встать! Руки за спину!». Он поднял голову и уткнулся взглядом в частокол штыков.

– Ведите их в кабинет для допросов, – сказал кто-то из толпы.

Братья переглянулись, и, не сговариваясь, нагнулись за Аполлоном Сидоровичем.

– Поддерживай с другого бока.

– Держу, не беспокойся.

Они взвалили больного на свои плечи и поволокли его в обратную сторону.

Сквозь шеренгу вооружённой охраны узников повели по длинному коридору, чуть освещённому колеблющимся светом керосиновых ламп. Красные шторы на высоких окнах и пустые рамы с вынутыми картинами придавали помещению зловещий облик логова нечистой силы, как на старинных гравюрах в готических романах. Если в библиотеке, куда их привели, оказался бы котёл с ядовитым варевом, то Тимофей, пожалуй, даже не удивился бы.

Но вместо мифической ведьмы с помелом в библиотеке восседала товарищ Ермакова. Она угрюмо метнула взгляд на троих арестованных, пренебрежительно вздёрнув подбородок кверху:

– Бежать хотели? Ну-ну. От меня ещё никто не убегал.

Комиссарша выдрала из томика Пушкина листок, разорвала его на четыре части и скрутила папиросу с вонючей махоркой.

– Сейчас покурю и расстреляю вас. Устала очень.

Эффектно отбросив назад волосы, она покачала носком сапога, задумчиво выпуская изо рта колечки дыма.

– Я требую, чтобы наш расстрел был оформлен документально, – твёрдо сказал Тимофей, – то, что вы творите, – это беззаконие.

– Беззаконие?! – взвилась товарищ Клава. От возмущения она даже привстала с кресла. – Беззаконие, это когда генеральша Мосина в шубе ходит, а я себе кацавейку справить не могу. Вот это беззаконие! Насмотрелась на вас, зажравшихся буржуев. Ненавижу! – Её глаз начал подёргиваться, а папироса в руках уже жгла пальцы.

«Типичная истеричка», – подумал Тимофей, вспоминая лекции по психиатрии. Он поправил руку сползавшего на пол Аполлона Сидоровича и под недоумённым взглядом Всеволода настойчиво повторил свою просьбу:

– Пригласите машинистку. Вы должны запротоколировать наше задержание.

– Нет у нас больше машинистки, – стукнув винтовкой об пол, оборвал его матрос у двери и в сердцах махнул бескозыркой. – Товарищ Маша сражена вражеской пулей.

– Как сражена? – хотел переспросить Тимофей, но вовремя спохватился и придержал язык, чувствуя, как от ошеломляющей новости у него потемнело в глазах. Это известие выбило его из колеи.

– Что, струсил, господин доктор, оттягиваешь время? – расценила его замешательство товарищ Ермакова. – Это правильно. Бойся пролетарского гнева. Партия нас учит, что всякий контрреволюционный элемент должен быть лишён всякой собственности и безжалостно уничтожен. В этом заключается высшая справедливость социальной революции.

– Грабь и не задумывайся, – заметил Всеволод.

– Не грабь, а бери своё! – поучительно сказала Клавдия. – Отнятое у народа правящим классом и попами. – И, повернувшись к охраннику, скомандовала: – Давай, Матвеев, зови конвой.

Бросив в печь окурок самокрутки, она нервным движением прикрутила фитиль керосиновой лампы, бросившей блик на её красивое лицо.

Краснофлотец вышел в коридор, и тут Тимофей понял, что другого момента уже не будет.

– Была не была! – Он отпустил Аполлона Сидоровича, пытавшегося встать самостоятельно, сильным толчком вышвырнул комиссаршу в коридор и закрыл дверь на замок.

– Бежим!

Но брат уже просчитал ход его мыслей и, навалив себе на спину библиотекаря, резко крутанул чернильницу. Тимофей зажмурился, боясь провала, но секретный рычаг вдруг плавно повернулся, и стеллаж послушно скользнул по стене, распахивая путь к свободе.

– Скорей!

Замок нещадно трещал под напором преследователей. Слышались пистолетные выстрелы, но их звук тут же поглотила захлопнувшаяся дверь подземного хода.

Сева закусил губу:

– Надо её чем-то заклинить.

Тимофей выхватил из кармана кинжальчик Досифеи Никандровны и подсунул его под рычаг поворотного механизма. Туннель в ротонду теперь был безопасен. Даже если преследователи знают о подземном ходе, то путь туда через парк займёт по меньшей мере минут пятнадцать-двадцать.

Мужчины потащили к выходу тяжеленного Аполлона Сидоровича. Он не сопротивлялся, только беспомощно вращал головой, не осознавая действительности.

– Вдруг они знают про ротонду? – задал Сева вопрос, беспокоивший Тимофея, и сам себе ответил: – Нет. Иначе не вели бы себя в библиотеке столь беспечно.

Они подошли к двери в беседку, привалили тушу библиотекаря к стене и отдышались.

– Ты оставайся, а я пойду на разведку, – сказал князь Езерский.

– Нет! Я пойду.

– Оставайся с больным, – по-военному отдал команду Сева. – Я – офицер, ты – врач.

Возразить на это было нечего, и Тимофей с тревогой проследил, как стройная фигура Всеволода скрылась в чуть приоткрытом проёме двери, замаскированной под арку с цветочным орнаментом.

Он обессиленно присел рядом с Аполлоном Сидоровичем и машинально пощупал его пульс. Сообщение краснофлотца о том, что Кристина убита, клином вышибло из головы все остальные мысли и чувства. Сказать по правде, Тимофей был бы даже рад, если бы в него сейчас кто-то выстрелил. А ещё лучше, если бы была возможность погибнуть вместо Крыси. Он явственно вспомнил маленькую чумазую польскую девочку, которая пряталась под скамейкой, и застонал от душевной боли.

А Всеволод? Как сказать ему о страшной потере? «Никогда не прощу себе того, что позволил Крысе ввязаться в эту авантюру, – подумал он и тотчас вспомнил, как легко, от одного прикосновения, сработала чернильница-рычаг. – Значит, Крыся успела разблокировать механизм потайной двери! Выполнила свой долг и погибла. Погибла за нас. И своей жизнью мы трое обязаны только ей. Юной девушке, почти ребёнку».

Взгляд Тимофея упёрся в бетонную стену туннеля, на которой раскачивалась паутина. «Мы живы, но какой ценой!»

Дурнота пеленой затягивала глаза и билась пульсом в висках, поэтомуТимофей совсем не удивился, когда перед ним появился образ Зиночки. Она гладила его рукой по голове и уговаривала, как маленького:

– Вставай, вставай.

«Это бред, надо собраться. Со мной больной», – приказал себе Тимофей. Но видение не растворилось. Он напряг все силы, повернул голову и увидел обращённые на него родные глаза любимой под упавшим на лоб завитком каштановых волос.

– Вставай, – сказала Зина и протянула ему руку, – Сева караулит за углом.