Читать книгу Новобранцы холодной войны - Ирина Дегтярева - Страница 7

Мансур обрел сырой матрас и каменную слежавшуюся подушку. Больше курдам-бойцам ничего не полагалось. Автомат, матрас, пара шаровар или камуфляж. Мансур привез свой камуфляж, уже слегка поношенный во время полевых выходов – курса на выживание.

Главное для курдов это подготовка к революции. Она затянулась на долгие годы, но они все еще верят, что когда-нибудь удастся построить социализм в Курдистане, которого так и не отвоевали. Ну а пока что можно третировать турок и прятаться от бомбежек турецких самолетов, когда те прилетают в ответ на курдские акции или по своей инициативе.

Его наконец перевели на другую базу, и это могло означать, что проверки закончились, начались будни, монотонные в своем однообразии.

Новым домом Мансура стало одно из бетонных сооружений под деревьями с сырыми стенами, снизу покрытыми зеленой плесенью, окруженное густой травой. Она в горах росла особенно сочная, скрывавшая в себе змей и варанов. Перед казармами ее выкашивали или вытаптывали.

Спать на полу в сырости, рядом с другими бойцов не было пределом мечтаний… Мансур и в детстве-то среди курдов не жил так примитивно. В Стамбуле у него с матерью имелась своя комната. А затем он там обитал и вовсе в одиночестве. Так же, как и в доме отца в Москве.

Будни разбавлялись пролетом турецких беспилотников, барражировавших в небе над горами, попадающих в нисходящие и восходящие потоки, иногда сверкавших оком камеры. Некоторые бойцы ходили между домами замаскированной под ферму базы с зонтиками защитного цвета в руках. Мансур понял, для чего этот предмет, когда пришлось прыгнуть при виде приближающегося беспилотника в колючие кусты. И все равно прятаться от беспилотников под зонтом не стал, предпочитал надеяться на слух, острый глаз и быстрые ноги.

Но быстрые ноги не позволяли ему удрать от скуки. Оптимизм, который он излучал в Москве, когда рвался в бой, стал таять еще в Стамбуле, как закатное солнце над набережной Эминёню. Активная подготовка, когда загружен почти круглые сутки с инструкторами, педагогами по языкам и спецпредметам, теперь сменилась вакуумом. Вроде бы вот она – взрослая жизнь, работа, в которую стремился окунуться с головой. Но пришло понимание, что сейчас все станет тихим и монотонным.

Он вернулся к тому, с чего начинал, к тому, от чего подспудно стремился уйти – жизнь среди своих, среди курдов, обычная, для него обычная и даже обыденная, несмотря на то, что витает над базами курдов в Кандиле флер романтики и героизма. С оружием в руках, все еще в надежде на создание своего Курдистана в Турции, ведется подготовка диверсий и терактов в пику турецким властям. А чтобы прожить – контрабанда с помощью иранских курдов, да и в Турцию переправляют дешевые товары. Существовала хитрая схема торговли сигаретами, заключающаяся в том, что при пересечении границы и переправке сигарет обратно они «волшебным» образом становились дороже на несколько турецких лир. Надо же деньги хоть как-то зарабатывать. Не браться же боевым курдам РПК за чеканку меди или резьбу по дереву, которой занимались, к примеру, курды в Эрбиле.

К его счастью, посевной сезон только начинался и не приходилось пропалывать грядки с нутом, поля с пшеницей и ячменем на горных склонах. Бойцы этим занимались в обязательном порядке. Никаких контрабандных денег не хватит, чтобы прокормить ораву молодых парней и девушек. Одними финиками сыт не будешь. Выращивали и своих баранов, и кур. Навыки сельхозработ были особенно развиты у местных курдов, примкнувших к РПК.

Еще при Саддаме очень успешно развивалось сельское хозяйство помимо развития науки, строительства заводов и фабрик, больниц и школ. Умение работать на земле, наверное, и позволило иракцам выжить после американского вторжения, гибели большинства кормильцев в семьях, голода и нищеты, нашествия ДАИШ – головорезов, многие из которых были из числа местных, отчаявшихся от горя потерь и бед, свалившихся на их головы.

Фотографию Саддама Хусейна, совершающего салят, сидящего на коленях в одной из молитвенных поз с кобурой на поясе, Мансур видел дома в Москве каждый день в коридоре. Жилище отца не изобиловало приметами его причастности к многолетней работе на Ближнем Востоке в Багдаде. У Горюнова мало что уцелело с тех времен, когда он погорел, бежал из страны в спешке с немногочисленными вещами, оставшимися от Зарифы, со своими сирийскими нардами в инкрустированной деревянной коробке и старенькими наручными часами «Ориент», купленными им давным-давно с рук на базаре в Багдаде. Он вообще не отличался привязанностью к вещам. Но портрет Саддама-сайида, как он его называл, хранил и внушал Мансуру, что Хусейн не был ягненком, а был он зубастым волком для врагов и защитником своей страны.

И все же копать грядки пришлось. Стоя с лопатой, скинув камуфлированную куртку, оставшись в футболке, Мансур отирал пот тыльной стороной пыльной ладони, глядя на перекопанную землю, сухую и каменистую. Солнце уже припекало. Мансур, щурясь и смаргивая капли пота, соскальзывающие со лба на брови и ресницы, вспомнил, как отец заставлял перекапывать грядки на подмосковной даче. Сам сидел на ступеньках крыльца с сигареткой, в накинутой на плечи рубашке, скрывавшей шрамы от осколочного и огнестрельного ранений, полученных в Сирии и в турецком Мардине в день гибели Зарифы, и командовал по-арабски: