Читать книгу Придуманная жизнь. Роман - Ирина Федичева - Страница 34

Октябрина, молодая тогда журналистка, опробовала писательское перо. Капля любви, немного пафоса и сказки в незамысловатом сюжете. Романтическая история написалась сама собой: душа молодой женщины пела, и хотелось Октябрине задержать внутреннюю радость таким вот «бумажным» способом. В первые годы замужества она жила более или менее умиротворённо. Но и тогда Октябрина, оптимистка от рождения, всякий раз выдумывала красивые чувства. И постепенно такие вот её литературные опыты переросли во внутреннюю необходимость.

Несколько коротких зарисовок о любви проскочили в литературных выпусках, а её… вызвали в редакционный партком.

– Иди на «ковёр»! – многозначительно ухмыляясь, съехидничал ответственный секретарь, – Сдаётся мне, помешалась ты, дева юная, материнством обременённая, на какой-то несуществующей возвышенности и ненашенских чувствах… Откуда дует ветер? Начиталась переводных романов? Золя? Мопассан? Флобер? Или современные фигли-мигли? Где берёшь? Не подскажешь ли адресок?

Октябрина не выносила хамства в любом его виде. С ответсеком, здоровенным крупноголовым мужиком с густой шевелюрой, деловые отношения у неё не сложились. Он ежедневно так или иначе портил ей настроение. И вот наконец Октябрина доставила ему нечаянную «радость».

В парткоме собралось бюро: свои, журналисты, братья-газетчики. «И сёстры – тоже», – сыронизировала Октябрина, не узнававшая коллег. Другие люди! Подменили их, что ли? На лицах ни тени улыбки. Строгие, сосредоточенные мужчины и одна… дама. «… Что-то будет!» – ёжилась Октябрина под их суровыми взглядами. Парторг, бывший фронтовой журналист, некогда, по слухам, отчаянная голова, строго приказал:

– Садись, Королёва!

Октябрина подчинилась.

– Так вот, третий вопрос повестки… – парторг кашлянул. Обычно добродушный, он ценил женскую красоту, но особенно – красоту душевную, хорошо разбирался в людях, однако обстоятельствам не противодействовал. Что положено было делать в соответствии с ними, то беспрекословно и выполнял. – Так вот, Королёва, редколлегия, ознакомившись с твоими литературными, так сказать, кхе-кхе, – у парторга запершило в горле, – так сказать, романтическими, – парторг помямлил, – м-м-м, скажем так, изысками, решила от неприятностей подальше рассмотреть их на партбюро… Хоть ты и не в наших тесных рядах, но… сама понимаешь… Мы обязаны помогать молодому коллеге обретать правильность взглядов, поступков, мышления. В тебе, Королёва, многовато самостоятельности… независимая ты какая-то… Вредно это в твоём цветущем возрасте. Разве не понимаешь: жить в обществе и быть свободным от него нельзя!.. А ты! Забралась в раковину и… ладно бы. Но ты как бы… одиночествуешь… что ли! А мы – народ коллективный, отрываться от коллектива означает противопоставлять себя… Нас больше… Понять должна! Что будет, если все спрячутся под панцири?! Так вот, видишь ли… Предварительно члены бюро ознакомились с материалом… и вот что мы решили. Попрошу высказываться по порядку.

Октябрина не понимала: всерьёз они или разыгрывают её? Ну не понравилось написанное ею… так что же? На бюро-то зачем играть в правдоискателей?.. Она слушала вполуха, опасаясь нечаянно заплакать от несправедливости, беспощадности, необходимости защитных оправданий.

Члены бюро «высказывались» часа полтора. Думай после этого, кто из них какой на самом деле. Зато теперь воспоминаний ей хватит надолго… Конечно, речи о бесталанности не шло. Но вот какие-то её литературные творения «не такие», не в духе времени какие-то!

– Итак, члены бюро рекомендуют вам глубже изучать труды классиков, как политических, так и литературоведческих, больше читать, заниматься самообразованием, а не подражать модникам из «Иностранки…» На первый раз ограничиваемся внушением. Иди, Королёва! Иди и думай, как дальше будешь работать в партийной газете. Тебе, такой молодой, оказали доверие. Взяли в штат, а ты… в романтику ударилась… кхе-кхек-кхе… – парторг сокрушённо мотал головой. Голова его вихлялась слева направо, словно потеряв опору.

Невозможно поверить, что когда-то этот человек, будучи в звании младшего сержанта, отбил свою будущую жену аж у командира полка! Потом один за другим на свет появилось пятеро их детей. Его семью часто приводят в пример другим. Неужели этот человечек когда-то был способен на безумную отчаянность во имя любви? Говорят, он до сих пор не может надышаться на жену, а уж о детях и говорить нечего! И все они прекрасно устроены! В мужчине парторг считает главным качеством характера заботу о семье, а в женщине ценит гармонию качеств.

Вняв рекомендациям строго-неприступных членов партбюро, Октябрина перестала предлагать к публикации романтику любви, сменив её на романтику трудовых буден. А что в них такого предосудительного? Она натура увлекающаяся. Стала самоотверженно рассказывать читателям о повседневности, в которой ей открылась бездна интересного в экономических темах. «Романтика любви» до поры до времени накапливалась в домашнем столе.

Здесь, в редакции, были свои корифеи, чьё слово считалось единственно верным, и небезосновательно. Октябрина легонько приближалась к ним издалека. Два журналиста из промышленного отдела охотно разъясняли, на их взгляд, вполне доступные её пониманию экономические азы. Постепенно все трое, несмотря на возрастные различия, стали друзьями. Правда, доброжелательно-профессиональная дружба эта проистекала только на редакционной территории.