Читать книгу Берег Алисы Скеди - Ирина Галыш - Страница 6

Перед школой бабуля облегчённо вздохнула: сёстры уехали в Чадан, где Алиса пошла в первый класс, а Лиза перевелась в Кызыльское медицинское училище.

Первые впечатления младшей сестры о Туве съела тень одиозной фигуры брата. Да что там! И все последующие события жизни омрачились этой тенью на долгие-долгие годы.

Разница в возрасте отдаляла старших детей от младших. Лиза жила в другом городе. Юра заканчивал восьмилетку. Аля оставалась под пристальным вниманием человека с вывихнутыми мозгами в период полового созревания. О таких говорят: в семье не без урода. Была его хвостом и подопытным кроликом.

Водились они с дворовой шпаной. Пацаны собирали черемшу, воровали кукурузу и ранетки в огородах, мучили собак и кошек… Били местную замурзанную и сопливую малышню. Лёха учил сестру драться. Брал на руки, подносил к тувинёнку и говорил: «Чу херек? Маклаш херек?» (Что надо? В морду надо?). Она должна была ударить кулаком…

В какой-то из дней за двадцать копеек (на них можно было бы купить брикет пломбира, если бы мороженое продавали в той глухомани), мальчишки уговорили показать себя. Девочка, укутав голову одеялом, показала. Её не трогали, но трусливый волчонок матерел и его интерес не только не ослабевал, а наоборот, усиливался.

За мелкое хулиганство брата пороли брючным ремнём. Однако родителей без конца продолжали вызывать в школу, потому что прогулы, драки, мелкие кражи и поджоги не прекращались.

В играх дети моделировали жизнь взрослых. На территории пожарной охраны, где одно время работал отец, мальчишки вырыли в земле бункер. Красная дверь пожарной машины закрывала вход. Земляные ступеньки вели вниз, в тесную, освещаемую свечой комнату. С нишами в стенах.

Там пахло сырой землёй, воском и серой бумагой читательских абонементов. В нишах стояли книги и длинный деревянный ящик для библиотечных карточек.

Бланки карточек легко добывались со склада местной библиотеки, стоило только отодвинуть доску в стене. Книги воровали в самой библиотеке. В потрёпанных обложках – про шпионов, путешествия и сказки.

Алиса жила в самой читающей стране и в семье, где все читали запоем…

Вот её детские пальчики неловко подковыривают слоистую с края картонку страницы. С крупным шрифтом короткого текста и яркими иллюстрациями содержания и жизни целого поколения читателей.

Громким шёпотом, неуверенно по слогам девочка читает. Вдруг до неё доходит смысл написанного. Глаза удивлённо округляются, она ненадолго глохнет. Опыт трансформации знаков в представление — первое чудо в жизни Алисы.

Позже ей откроется, что такая способность объединяет людей, а способность представлять всё по-своему – делает уникальными.

Короткая сказка про замороженных злой силой лесных птиц могла бы выдержать конкуренцию (если бы только малышка знала!) куче прочитанного ею в течение жизни. Поскольку открыла путь к душе, где хранятся все ответы на вопросы о добре и зле, о ненависти и о любви.

– И что бы ты тогда делала?!

– Наверное, мне бы раньше открылось второе чудо, – она мысленно улыбнулась.

Неумолкаемый стрёкот спиц на мгновение замирает, а после с прежним энтузиазмом возобновляется.

А так пришлось делать разные глупости и неизбежные ошибки, наивно полагая, что можно переписать страницы «черновика» жизни. Память тут же приводит примеры.

Вопреки пожеланиям родственников, первого сына назвала Алексеем. Хотела поддержать родного отца, мечтавшего о сыне – мужественном защитнике и честном покровителе. Не о таком, каким был её ночной кошмар-брат Лёха.

Или, избегая встречи с собой, создавала картонную жизнь и населяла картонными героями. Закончила первый вуз и, вместо того чтобы радоваться успеху (она же так мечтала о высшем образовании, открывающем двери (по её представлению) в лучший мир несколько мёртвых лет провела среди склада таких же мёртвых книг в библиотеке городского профтехучилища. В удушающей атмосфере бездарного времяпрепровождения. В карикатурном ремейке детской игры в библиотеку. В то время, как все советские чудеса остались давным-давно погребёнными во дворе пожарки под железной ярко-красной дверью, а страна слетела с культурных и прочих рейтингов… Страдая от невостребованности, Алиса получила педагогическую квалификацию и стала преподавать обязательные, но непопулярные на курсе литературу и основы философии студентам с опущенными в перестроечный кипяток головами.

В этот тупик на её берегу залетали случайные испуганные птицы.

– Алиса Ивановна! Чего ради Вы так стараетесь?..

Им было по барабану желание странной училки реанимировать прошлое. На доске с меловыми разводами написав «fack off», поколение X, не оглядываясь, устремилось вперёд.

Аля и Лёшка росли как трава. Дикие и наивные. Последним летом перед школой, родители отправили младшую дочь в летний лагерь. В первый же день, во время уборки территории, вожатая заставила малышню таскать и складывать в кучу довольно увесистые камни. Тогда девочка просто ушла домой, вброд через горную, мелкую речку Чадан. Дома её помыли в бане и отправили назад…

Ребёнку трудно было понять, есть ли разница между родными и социумом. Инстинкт подсказывал, что есть, и она льнула то к отцу, то к матери, но приём «отомри», как в детской игре, не работал.

Советским родителям заботиться о душе детей было некогда и незачем – они строили коммунизм, при котором будут жить только достойные. Дочери прививали чувство коллективизма. А брата, уличённого в краже или порче чего-либо, беспощадно били. Она потихоньку смирялась, а порочность Лёшки укреплялась.

Вот он украл из пачки «Беломора» папироску и, прикурив от раскалённого кружка плиты, дал ей затянуться, а после пригрозил рассказать матери о том, что сестра курила. Так этот щенок учился её контролировать.

– Выхолощенный идеологией институт семьи рождает чудовищ.

Родители и всё население огромной страны-победителя уверенно шли в светлое будущее. Это означало работу с раннего утра до поздней ночи.

Отец строил дома, клал печи, заготавливал зерно и пушнину, заведовал магазином. По городку ходил с балеткой — маленьким чемоданчиком с металлическими углами, набитым деньгами. В руках только палка от собак.

Она помнит запах типографской краски газеты, в которую заворачивала столбики блестящей мелочи, выбирая одинаковые по номиналу монеты из высыпанной на табуретку кучки… И чувство принадлежности большому целому… Её честность тоже была больше порядочности обычного человека.

Главным мерилом такого поведения являлась мораль общественного мнения. Этакого колосса на глиняных ногах. За его неповоротливой спиной происходили совершенно неожиданные, безумные и необъяснимые вещи. Анализировать их зомбированный мозг отказывался.

Провозглашалось, что в стране нет порока, а есть отдельные случаи, которые карались по закону. Весь беспредел делился на две неравные доли: большей частью принадлежал власти, остальное «оседало» в советской семье…

В её детстве в бункере дети играли в библиотеку из ворованных книг. А взрослые жили по книжным законам и играли в книжных героев. На виду с красных досок глядели «лучшие», «первые», «победители», «наша гордость». А за дверями домов и квартир обычные люди бились, словно рыба об лёд, между выживанием и показухой.

В ней рано проснулось ощущение тотального двуличия и несвободы общества, в котором жила.

Но что должны были чувствовать те, кто пережил войну? Солдаты, смотревшие смерти в глаза, и выжившие. Знавшие цену жизни и человеку, как никто другой.

Ну что же! Они стали победителями и, значит, лёгкой добычей лести и власти. Их назвали героями, поручили строить светлое мирное будущее страны и так обезвредили.

Только самые толковые, как это обычно и бывает, чуяли двусмысленное положение дел, не могли ничего изменить и просто топили своё отчаянье в водке.

Тёплой порой её отец с товарищами устраивали дикие кутежи на берегу шумных на перекатах ледяных сибирских речек после охоты на куропаток или рыбалки. С тазами пельменей, тайменями, нарубленными топором, облепихой, солёными арбузами и, конечно, спиртом. Если это было зимой, то порой дверь в дом так примерзала от мочи (выходили справить малую нужду прямо с крыльца), что приходилось работать топором, чтобы ту открыть.