Читать книгу Князь Александр Невский - Ирина Измайлова - Страница 6

Непросто давалось князю Ярославу его новое княжение в Новгороде. Своенравие и упрямство новгородцев уже не просто раздражали его, но выводили из терпения. Их упрямая влюблённость в какую-то там свою волю, в возможность самим определять, как жить и кем управляться, порой вызывала сомнение в здравом уме этих, вроде бы неглупых, в большинстве своём опытных людей. Они искренне верили, что могут, придя на это самое вече, решать совместно судьбу города. И словно бы не видели, кто из раза в раз получал на помосте право голоса. Выступать на вече, как правило, да практически всегда, удавалось тем, у кого были деньги. И чем больше их оказывалось в мошне очередного радетеля за новгородскую вольность, тем чаще он получал право высказаться и тем дольше мог говорить.

Это все видели. Это все знали. И принимали как должное…

Однажды, зимой, через три года после приезда княжеской семьи в Новгород, чаша терпения Ярослава переполнилась.

В тот раз ему самому понадобилось собрать народ на вече. Без этого он не мог устроить нескольких важных для судьбы города дел.

И вот, как бывало здесь часто, широкая площадь наполнилась народом. Новгородское вече, по своему обыкновению, шумело и рокотало. На возвышении толклись бояре, ожесточённо споря, и в гуле множества голосов невозможно было разобрать связной речи. Расталкивая их, на помост пробились несколько человек дружинников и встали (насколько им удалось) в два ряда, освобождая проход. Их толкали, нарушая твёрдость рядов, однако крепкие мужчины не сходили с места.

Снизу, из гудящей и тоже отчаянно толкающейся толпы, послышались отдельные выкрики:

– Ишь, князь, уж без дружины и на вече не выходит.

– Чего боится али как?

– Княже, покажись! Хоть сам скажи, почто вече созывал!

Пройдя сквозь ряды воинов, на помосте появился князь Ярослав Всеволодович. Оттолкнул кого-то из особо шумных бояр, подошёл к краю помоста. Солнце, пробившееся сквозь холодные зимние тучи, заиграло огнём в петлях его кольчуги. Шлем он держал в руке.

Толпа не утихала. Сверху князю было видно, как вокруг мелькает множество разных лиц, как люди всё теснее подступают к помосту.

Ярослав поднял руку. Стало немного тише, хотя стихнуть совсем гомон толпы уже не мог.

Перекрывая его своим могучим голосом, Ярослав воскликнул:

– Здравы будьте, господа новгородцы! Почто я вас созвал, вы все знаете! Собираюсь град Ригу воевать, тамошних рыцарей крестовых от походов на города русские отучить.

– А почто под Новгородом ныне твои рати переславские?! – выкрикнул, стоя вблизи князя, на том же помосте, какой-то боярин. – Для чего нам чужие ратники?!

– И чего ради мы их на прокорм брать должны?! – подхватил пожилой купец, уже из толпы с площади.

Толпа вновь зашумела сильнее, и снова князь мощным своим голосом подавил этот шум:

– Дружина моя мала, мне с ней с одною крестоносцев не одолеть! А три дни назад пришла мне грамота из Пскова. Псковитяне союз с Ригой заключили. Даже своих заложников послали туда, чтоб в их верности крестоносцы не сомневались! Я гонцов во Псков отрядил – просил своих не предавать, от псов иноземных откреститься да со мной вместе на Ригу воинов послать. Отказались, отступники двуязыкие!

Толпа заревела. Ярослав Всеволодович смотрел на бушующее перед ним людское море и уже не решался догадаться, чего в рёве толпы больше: возмущения предательством псковитян или негодования, что из-за какой-то там Риги и отдалённой пока что угрозы, исходящей от каких-то рыцарей, им здесь придётся содержать на постое большую княжескую дружину. Но нужно было продолжать говорить, и Ярослав заговорил вновь:

– Посему я прошу вас, господа новгородцы, собрать свою дружину, чтобы к моей дружине и рати переславской присовокупить да всем вместе на град Ригу выступить. И медлить в сём деле мы не можем, не то укрепятся крестоносцы, и нам их будет уже не взять. Жду ответа, господа новгородцы!

– А нам что за дело до твоих ссор с Ригой и тамошними рыцарями? – закричал кто-то из толпы.

– Сам со Псковом договориться не можешь, зачем нас в ссору втягиваешь, князь? – вновь подал голос один из бояр с помоста. – Нам с ними ссориться нужды нет!

– Коли наша братия псковичи на Ригу не идут, так и мы не пойдём!

– И полки свои переславские от Волхова уведи! – густым басом воскликнул боярин в толстенной собольей шубе.

– Назад их верни, в Переславль! – петушиным голоском кто-то из простонародья.

И дальше площадь разбушевалась воплями:

– Не для того мы тебя князем сюда призывали, чтоб ты нас в войны втравливал!

– И чтоб нам чужих дружинников кормить!

Шум усиливался. Слышно было много возгласов, подобных первым. Вече взбудоражилось, и унять его казалось теперь невозможно.

Князь сжал кулаки, в ярости развернулся и пошёл прочь, не без помощи своих воинов пробившись сквозь людей, запрудивших помост. Вслед ему кто-то засвистел, а кто-то даже засмеялся.

Он не вошёл, а влетел в свой терем. Стремительно прошагал по внешней галерее, миновал оружейную комнату, пошёл дальше. За ним едва поспевал боярин Фёдор Данилович. Позади беспорядочно бежали несколько человек слуг.

Приметив, наконец, боярина Фёдора, князь на ходу полуобернулся, стал говорить:

– После такого отпора, что мне гордецы эти нынче на вече дали, я не могу более с ними жить и ими править. Слышь, боярин: они мне указывать стали – куда рать посылать можно, куда нельзя, да чтоб полки мои с Волхова убрал! Не желаю здесь оставаться! Поутру же с княгинею в Переславль уеду, а здесь наместниками Федю с Сашей оставлю!

– Помилуй, князь! – пытался возражать боярин. – Молоды ещё князья, сыны твои! Фёдору двенадцати не сравнялось, Александру только-только к десяти идёт, куда им без тебя Новгородом править?!

– А ты на что?! – взъярился князь. – Тебя оставлю им в помощь да Якима, тиуна их любимого. Будете, если что, им опорой. Дружины половину оставлю. И всё! Чтоб не спорил со мной!

Из женских покоев выбежала княгиня Феодосия, но и ей не удалось остановить взбешённого мужа, она лишь схватилась на ходу за его плечо, засматривая снизу ему в глаза:

– Почто ж так спешить, Ярославушко? Всё одно малыми силами на Ригу идти нельзя…

– И ты учить меня станешь? – уже без бешенства в голосе, но с печалью воскликнул Ярослав. – Сам разберусь. Ишь, как новгородцы кичатся своей волей, как любят себя… А чего б их воля без княжеской власти стоила?! Горланят, что твоё вороньё над падалью! Все тут равны, видишь ли! А вправду слушают и слушаются только тех, у кого денег много: вон, на помосте, первое слово у бояр самых богатых да у купцов-толстосумов… И они это волей называют?! Вишь, Феодосия, я ушёл, а они там всё вопят – угомониться не могут. Ну ужо пускай их… Ещё своё получат!

Обнимая жену, князь зашагал дальше, не замечая, как из-за угла выглядывают встревоженные, но и не менее заинтересованные Фёдор и Александр.

– Что б это значило? – смущённо спросил Александр брата. – Батюшка с матушкой уедут, а мы… одни здесь, что ли, останемся?

Но Фёдор, кажется, обрадованный нежданной вестью, тут же подмигнул брату:

– А что? Вот и поглядим, каковы мы с тобой князья!

Утром следующего дня братья стояли на галерее, закутавшись в тулупы, и смотрели вслед уезжающим отцу и матери. Широкое пространство Ярославова дворища было пустынно, заметено снегом. Ветер неутомимо гнал позёмку. Стремительно пересекая дворище, проносились верховые: впереди – князь с княгиней, за ними – дружина. Они пролетели через ворота, уносясь прочь из неспокойного города.

Юные князья и боярин Фёдор Данилович провожали их взглядом. Боярин широко перекрестился, левой рукой поправляя на голове Александра сбившуюся шапку.

– Господи Иисусе Христе, Сыне и Слове Божий, спаси нас, грешных, и помилуй! – шептал боярин. – Ох, неспокойно на сердце, ей-ей, неспокойно! Не стало б беды, Господи!

Александр поднял голову, снизу вверх посмотрел на своего воспитателя:

– Почто тревожишься, Фёдор Данилович? Что случиться-то может? Мы ж с тобой остались! Я да Федя. Если что, ты на нас положись!

Боярин ласково усмехнулся:

– На вас да как не положиться! Ладно, что на ветру стоим-то? В терем пошли.