Читать книгу Русская душа. Поэзия - Ирина Коробейникова - Страница 4

Посмотри ты моими глазами,

Как взахлёб осень пьют города.

Из кирпичных ладоней губами

Свои реки находит вода.

Посмотри – ободрал щёки ветер

О щетину щербатых полей.

От голодных, промозглых трагедий

Прячет в перья себя воробей.

Посмотри, как на стол вяз бедовый

Гроздь калины решил наколоть,

Чтоб сбежать от тоски так рисково,

Взял за пазуху неба ломоть.

Выгрызает куски из асфальта

По ночам стёкший в трещины лёд.

Тополей топчет жёлтые скальпы

В никуда уходящий народ.

А душа замерла на мгновенье…

Отпусти в космос чувство вины.

Сам увидишь в другом измерении

Неизбежность российской зимы…

Я мысленно глажу глазами слова,

Смакую изящное их сочетание.

Боюсь паутинную связь оборвать

С доподлинно важным искомым признанием.

В какой-то момент замирает стеклом

Прозрачная тема. что И в ракурсе выгодном

Извечный вопрос, что поставлен ребром,..

Вдруг рухнет, крошась под отточенным выводом.

Весна идёт войной. Ложится на поля.

Калеча снег, топя на реках льдины.

И, словно гильзы, сыплют почки тополя,

Отстреливая веток магазины.

Назад ни шагу, можно только наступать!

Тяжёлым ливнем сбит и смят валежник.

А в рощах начали к награде представлять —

На грудь земли лёг орденом подснежник.

Липких губ прибрежных жажду утоляя,

Словно чай на блюдце, озеро парит,

И мохнатых пней встревоженная стая

Из кустов за каждым шорохом следит.

Паутинными, дремучими лесами,

Где травою правит мошкара,

Нарезает месяц ровными кусками

Пряный воздух с привкусом добра.

Их пеленают снегом перевалы.

Баюкают мерцаньем ледники.

И ближе к сердцу горные завалы

Их прижимают, пряча в тайники.

И словно лижет раны встречный ветер,

Размазывая редкие следы.

И видно, как он в сумеречном свете

Заваливает соснами хребты.

Но, не поверив слухам и советам,

Давясь порою клочьями души,

Мы ищем затерявшиеся где —то

Бесценные сокровища любви.

Мороз, размахнувшись кастетом,

Ударил по рёбрам берёз.

Нокаутом с щупленьких веток

Листву разномастную снёс.

С цепи отпустил рыскать стужу,

Стеречь первый снежный покров.

И стиснул лёд зубы на лужах,

Хрустя от людских башмаков.

А ночью иголками ловко

Морозных причуд хулиган

Колол окнам татуировки,

С искусством, доступным богам.

Среди гремучих дел и жалящих событий

Ползёт по дням, ускальзывая, жизнь.

Следы её определяют после вскрытий,

Укусы беспристрастно обнажив.

И это трезво осознав, с комком удушья,

Законы сохранения молю:

Всё ж, может быть, душа – не вымысел досужий?

Так хочется не равным стать нулю.

Не Джокондой, не хрупким закатом —

Восхищаюсь десантным ножом.

Как легко им достичь результата,

Обнажим чувства дерзким пером.

Словно тронув багровую лужу,

С тайным страхом беру белый лист —

Полосну или выверну душу,

Или буду в бездарности чист?

Сидит пацан на мостовой,

Губами дергает чинарик.

Он не бездомный, он чужой.

Его прописка на базаре.

В любом дворе его родня,

Да где их нет, четырехлапых?

Как попросить, украсть, отнять -

Уроки улиц не для слабых.

Как выживает он и с кем

В условьях голода, погоды?

На грани жизнь, на волоске,

Без малой толики заботы.

Не защищенная мишень

Изнанкой скомканной наружу.

И варианты каждый день -

Отдать концы и богу душу.

Ему неведомо узнать:

В небесных сводах жизни бренной

Есть в канцелярии печать -

”Не трогать. Собственность вселенной”.

Словно баржи, рекою асфальтовой,

Тянут лямку «КАМАЗы» со вздохами.

По степям да по склонам базальтовым,

На подъёмах хрипя гарью – плохо им.

Тянут тонны атланты невечные,

Обернув шерстью спины хондрозные.

По дорогам извечно увеченным,

Проползти могут лишь «каматозники».

Одичавшей, слюнявою псиною

Прогрызает колёса распутица…

Греться можно и жжёной резиною,

Лишь бы двигалось всё то, что крутится.

Иней белые ленты нарядные

Заплетает вихрастым кустарникам.

Красоте этой столь непонятные

Светят звёзды в оградах с татарником.

И способность Луна не утратила

Разливать на шоссе горечь жёлтую.

Скорость славится лёгким характером,

Но судьбой наделяет тяжёлою.

Уровняв километры с щетиною,

Полусонно куря одиночество,

Как с напарником споришь с машиною,

Наделив её именем – отчеством.

Карамелькой в обёртку пакуются

Мысли здравые, выводы трезвые.

Но одно у тебя не паркуется,

Осторожности не повинуется:

Вспомнишь дом, вены камерой вздуются —

И милуешь ты скорости резвые!

Я вспомнил всё: ведь я же не отсюда,

Не это время я считал своим.

Не этот век, отравленный валютой,

В моей нечёткой, смутной памяти храним.

Я вспомнил скачки волн, атоллов лапы,

Пот кожи длинных листьев по утру.

И землю цепко обнимали трапы

Пред тем, как обрубать канаты топору.

И шквальным ветром сломанные мачты

Не страх вселяли – воспевали злость.

Когда нас ждали с почестями мрачных,

Просоленных морской романтикой насквозь.

Я вспомнил жизнь, не дно существованья,

Без натиска убойных новостей,

Когда свободы лёгкое касанье

Перетекало в руки крепкие друзей.

Всего лишь год, как мы с тобой не виделись

Ты вышла, словно из другого мира.

Прохожие, несдержанные зрители,

С восторгом признают в тебе кумира.

Ты выглядишь так ярко, сногсшибательно,

Большая редкость в будничное утро.

Твой принцип – растревожить обязательно,

Напоминая о себе ежеминутно.

Пропагандируя в цветочек платьица,

Вальс первоцвета новый сочиняешь.

Проталины к твоим ладоням ластятся,

Ведь ты о будущем так много знаешь!

О тех событиях, что зарождаются

Во взглядах трепетных, во льдах прибрежных.

То сокровенное, что отражается

В ответах искренних и водах вешних.

Южный крест

Кто-то звезды крестом разложил.

Выбрав, видимо, место для встречи.

Тот глухой перекресток светил

Освящает любовь каждый вечер.

Там астральные, вспыхнув, тела

Невесомые шлют поцелуи.

Как в Крестовых походах, дотла

Там сердца выжигают ревнуя.

Заполняется нежностью брешь

Между звездами так осторожно.

Южный Крест – крест высоких надежд,

В нем совпала с надеждой надежность.

Засидеться до рассвета,

Ожидая смуту лета.

И все мелкие секреты

Без утайки изложить.

Не в обнимку со стаканом.

С лучшим бывшим хулиганом

Да с несорванным тюльпаном

Дымом память разбудить.

В ту дворовую эпоху

Мы просыплемся горохом.

Компанейский дружный хохот

Всех нас прежних воскресит.

Там в подъезде с шестиструнной

Каждый был подростком трудным.

Там Серега ночью лунной

Женщин на руках носил.

Ворожил в дворах весенних

На дожде настой сирени.

Внеземные потрясенья

Умещались в два часа.

И все новое – впервые.

И здоровые, и злые.

В окнах мамы молодые

Без зимы на волосах.

Не казалась жизнь болотом.

Все проблемы – мелким бродом.

И стояли теплоходы,

Ожидая нас на борт.

Всех талантливых и смелых,

Расторопных и умелых,

Чтоб дойти в рубахах белых

В порт приписки – Счастья порт…

Засидеться до рассвета,

Ожидая смуту лета.

И все мелкие секреты

Без утайки изложить.

Не в обнимку со стаканом.

С лучшим бывшим хулиганом

Да с несорванным тюльпаном

Дымом память разбудить.

Как вероломно пахнут дикие цветы!

Так искренность вселяет страх ошибки

И пустота в натянутой улыбке

Уродует знакомые черты.

И вынуждает ночь нервозно вспоминать

Тяжёлый взгляд отца, тревогу близких.

А потолок в тенях бетонно – низкий

Старается заставить застонать.

Секретным вирусом, внедрённым в ДНК,

Вопрос о принципах истоков жизни

В тупик приводит, к шоку, к укоризне,

А логики цепочка так тонка.

Как в книжках заповедь: не лгать, не предавать,

Хоть идеалы чахлы и размыты.

Между «могу и должен» омут скрытый

И чем – то жизнь обязан оправдать.

Так вероломно пахнут дикие цветы,

Что я поверил в силу и в бессилье,

Как будто откопал в фальшивой жиле

Двуличие тепла и доброты.

 Но столько лет невольно вспоминать

Участие беззубой бабки в детстве,

Как основному исцеленья средству.

Лишь ей интуитивно доверять.

А было только понимание беды:

«Ну, что случилось, мальчик мой хороший?» -

Как заговор с мурашками по коже -

Основа колдовской живой воды.

И ни струна, ни камертон, ни тишина

Не подберут ту частоту, чем правит совесть.

И с эфемерным, и с реальным миром ссорясь,

В причинах путаясь, живёт вина.

Всему виной двадцать один искомый грамм,

В межрёберном пространстве светлый сгусток,

Ответственный за мысли, веру, чувства —

Душа, в которой место есть стихам.