Читать книгу Русская душа. Поэзия - Ирина Коробейникова - Страница 8

Темная сторона.

Розовым серебром

Свет зачерпнув, луна

Высветит снег тайком.

Северный край застыл,

Звёзд раскидав кошель,

Лапой еловой скрыл,

Чтоб не зашла метель.

Вьюгу отсеяв прочь,

Лес недвижим стоит.

Взгляд, устремлённый в ночь,

Сон навсегда затмит.

Жизнь остановит бег,

Уж не искать своего,

Ляжет в ладони снег

Милостью звезд, легко.

Деревья огибают птичий крик

Радиограммой редких отголосков;

Вдали чернеют ивы и тростник

В рассветной дымке зубчатой полоской.

Она делила небо и поля,

И реку для вошедших дважды.

Я чувствовал, как движется земля

Из темной ночи к времени отважных.

В ветвях блеснуло солнце на просвет

Надежд и упований амальгама —

По серебру тисненьем медный след

Полился из застывшего тумана.

Душица на опушке расцвела,

Дрожат цветы в полынном косохлесте,

Заря, пробившись, будто замерла,

И очертила камни на погосте.

 Прибой ветвей, река автомашин

Мешают шепот с запахом бензина;

Пропажа лиц и появленье спин:

Толпа меня обходит суетливо.

А мимо пролетают облака,

Терзая плоть апрельского заката;

Он землю с небом не примирит никогда,

По комнатам идет подслеповато.

На ощупь среди пыльного стекла

И мебели, неровно, оступаясь,

И, падая в пустые зеркала,

На солнечные блики рассыпаясь.

Я чувствую, я тоже заступил

В иную жизнь, в хмельное зазеркалье;

Здесь свет витрин – источник сил

Для долгого, неясного блужданья.

Микрорайон увлекся ночью

И застегнул свой яркий фрак

На фонари, сгоняя мрак,

Где в ступице дворов и переулков

Шпана на улице

                             толчется.

                                              Жутко

Входить в подъезд:

Мертворожденные руины

Жилой архитектуры были

Победой жизни над восторгом мысли:

“Как хорошо, когда б в хрущевках мы не кисли”,

Идеей чистоты, убитой

Стремлением к анфасу,

                                   высоте,

Масштабу и первичной простоте…

И позабытой в этой суете.

Взяв железную ручку окна,

Холод утра замкнув на себя,

От ладоней до пяток на голом полу

Я от нечего делать встречаю весну.

За спиной темень кухни,

Где тишь с синевой,

И лишь капли воды нарушают покой,

Осажденный на сонном дыханьи.

За окном уже света чуть-чуть,

                                                по листве

Пробегает волненье,

                                покорно весне,

Пенье птиц,

                 и метро здесь одно,

Никого.

Запах теплой земли и дождя,

И асфальта легко проникает в меня,

(В нем эссенция утра, веление дня)

После первой затяжки, ведь это Москва!

Вселяясь в грани хрусталя,

Раскинув тени по паркету,

Свеча, тепло и свет храня,

Была со мной, верна рассвету.

Её ладонью заслонял,

От ветра, что укутал в шторы,

Негромкий шёпот, звон зеркал,

Полночный вой собачьей своры.

Смотрел на руки, вспоминал

Про боль, чтоб к ней уж не вернуться,

Как гибкий стан твой обнимал

И грел, робея прикоснуться.

Как, трепет света оброня,

Стоял с тобой, белее мела.

Жизнь прогорела свозь меня,

Вся до конца и не согрела.

Она легка, как ранняя весна,

Но осязаема, как летоисчисленье,

Приходит, недомолвками полна:

Надежда и неясное сомненье.

И мне просторнее с закрытыми глазами,

И день смеётся и проходит надо мной,

Над страхами, заботами, слезами —

Кто был ничем, останется собой…

Она ушла, одна и далека.

Во мне в секунду континенты гибнут,

Без трепета, но так наверняка,

Как гаснет свет, как только пробки выбьет.

С утра до вечера дробящимся лучом

Влетает свет и виснет на обоях,

И мечется мой взгляд, он заключен

В их строгих, полувыцветших узорах.

Черно-белое фото приучит к утрате,

Это – вексель, что представлен к оплате

Наличными: звонким местоимением

«Ты», что режет широким движеньем

Пустоту и цветы, что дарил тебе,

больно,

Превращая в гербарий невольно

меня самого,

Ведь в пустой эволюции мысли

нет ничего,

Только числа для каждого дня —

Партитура календаря повествует о том,

Как давно для меня ветер стал сквозняком.

Шелестя неизмятым тетрадным листом,

Руки пишут письмо для тебя.

Так как в этом клетчато-бумажном чехле

Мысли дольше хранятся, противно вдвойне,

Что в него опрокинул смятения край,

Оставляя неровно и крупно “Прощай”.

Пусть и в самом звучаньи такого словца

Гордость зверя, который бежит на ловца.

Добегу без надежды на чудо,

В этих буквах эффект самосуда

(Для того, кто не может простить до конца).

За окном, словно слезы отца,

Падал дождь без конца,

Замыкаясь на дрожь

В обхвативших колени руках,

На биение сердца в минутах, часах,

(И горькие слезы на бледных щеках).

Сзади тень, как идея крыла,

На холодную стену послушно легла,

Намечая мечту о полете вчерне,

Так свобода ещё остается во мне,

(Я готов за неё расплатиться вполне).

Я готов как Манас неустанно блуждать

Среди лиц, среди спин, находить и терять,

Свет прекрасных, живых, замечательных глаз

Я увидеть спешу, пока сам не угас.

Я бежал по траве и промок

И не мог отогреть ног,

И не мог отогреть дом —

Не делился огонь теплом.

Среди белых стен простоял,

Нитью белый день просиял.

Так как холод мне не оставил сил,

То я кровь свою на песок сменил.

Я почти ослеп, проклиная боль,

Но узнал про то, что предел суть ноль.

И узнал про всех, кому близок срок:

Из меня в меня побежал песок.

Я увидел ложь, что растёт в словах,

И один лишь стук, что гудит в часах

Извратить, солгать не способен он:

Первошум конца, неизбывный стон.

Я наполнил дом стрекотаньем спиц,

Покосил траву и прогнал всех птиц,

И ночами я на асфальте спал,

Тихий стук часов как стихи звучал:

«Как падёт слеза на земную твердь,

То узнаешь ты, что такое смерть.

Как раздастся смех, серебром звеня,

То узнаешь ту, что убьет тебя”.

Люблю я тайные кочевья…

Целую умерших, во сне.

Колосья, девушки, деревья —

навстречу тянутся ко мне.

В. Набоков

Руки к рукам, без слов

Гаснет закат, суров,

Алым блестит река

Гладью, издалека.

Рвётся звук, времени зыбь

Спала. Судьбы изгиб

Виден яснее и ближе,

Прошлое кажется лишним.

Листья зашепчут вдруг

Лица друзей, подруг,

Память напомнит мне

Заводь в стремнине дней.

Полем станет она

Зрелых колосьев полна,

(Их прорастит одна

Нашей любви весна.)

Колос к колосу льнёт,

Мойры ведут свой счёт;

С нитью нить заплелась

Боже, помни о нас!

Когда иссякнет родник,

Вечностью станет миг,

В поле моя душа,

Платьицем белым шурша,

Девочкой станет опять,

Будет тебя звонко звать.

Я буду рядом с тобой,

Даже за алой рекой.

Все ближе гул пустоты.

Знай, не бойся и ты.

Расскажи мне все, я пойму.

Я до первого трамвая приду

По городу, туману, по мосту,

По паркету и тебя обниму.

Восхищает счастье тишину.

Говори, не таи, как есть

Без партитуры, не велика честь,

Слова оброни во всю глубину.

Прости, я забыл что спал,

Как ручей холодом скован.

Менялись лица над покровом

без узоров —

Я так давно не рисовал.

Я забуду серые сны,

Неустроенность, чужую мебель.

К твоему голосу тянусь, как стебель

Тянется к предчувствию весны.

День определился с погодой,

Разложив со святой простотой

В осеннем тлеющим свете —

Молот тысячи солнц на излёте —

Тени ветвей на асфальте горой.

Констанц встал на границе —

Короля и священника держит блудница —

Там Габсбурги выбрали не ту лошадь

(В эстафете к римскому папству),

Выкроив в скалах площадь

С синдромом недостатка пространства.

Туда, как горцы от Александра,

Бегут от налогов вдоль меандра

Альпийских рек, ссудив на север

Южное возрождение, отмерив,

Застыв по музейным помещеньям

Превосходством медиума над сообщением.

История делит себя на страницы,

Бесстрастно, стирая границу

Между гравюрой и стигматом;

И только память неделима, как атом.

Подруга-Зима, через чертовы выси

Посмотри на меня, очень жду твоих писем.

Мертвый сумрачный снег и дождей покрывало

Уравняет всё то, что разлукою стало.

Ты летела сквозь ночь, проводами играя.

Люди кутали руки, по домам убегая.

В трафарете дорог солнце вычертит крыши:

Блеклый утренний дождь и рассвет еле дышит.

Я не знаю тебя, но забуду едва ли

Черный пепел ворон и застывшие дали.

Ты сегодня придешь, все соседи сбежали;

Отключу телефон, чтобы нам не мешали.

Я держу твои пальцы, глажу бледные руки;

Талым снегом течет ожиданье разлуки.

Луч заката тебя от меня отрывает,

И ночное метро все секреты скрывает

Ты ушла, и ничто меня не переклеит —

Пусть листов голыдьбу тетка осень развеет:

Лес весны и тепла ждать не перестанет,

А я закрою глаза и мотив петь устанет.