Читать книгу Матрёшки - Ирина Костевич - Страница 2

Теперь днём мама сидит у себя в техникуме и управляет мною на расстоянии, будто она – диспетчер, а я – космическая станция. Когда мамины знакомые впервые услышали, что мама пошла учиться в техникум – такая большая взрослая тётя с высшим инженерным образованием – они не стали удивляться. Они закричали: «Йес!» и ударили друг друга по рукам. Потом кто-то из них сказал: «Подобные шаги необходимы для личностного развития. Всё надо попробовать в каждом из воплощений». Я всякий раз удивляюсь, какие же они умные! И не понимаю папу, который спорит с мамой об этом.

Эти мамины знакомые увлекаются чем-то невидимым, умеют издавать протяжные звуки, играя на длинных дудках. Когда они приходят к нам в гости – всегда весёлые Весна, Маруся, Хина и Дима, они зажигают свечи, ароматические палочки и ведут себя по–хозяйски. Моего папу они обычно не дожидаются с его работы. Перед папиным приходом мама как следует проветривает квартиру и пшикает на стены и кресла освежителем воздуха. «Запах океана» написано на баллончике, но мне кажется, пахнет магазином старой одежды. Как бы то ни было, когда папа приходит домой уставший, он мало что замечает и не принюхивается. Он просто нам рад. Я жду от папы новостей про дедушку. Если папа говорит о нём, мама начинает сердиться, а я – мечтать. Мечтаю о том, как спасу!

Дедушку захватили в плен пираты. Это случилось накануне моего дня рождения, и дедушка в плену уже четыре месяца. Что очень плохо. Хотя моя мама тихо говорит, что так ему и надо, я не могу с ней согласиться. Я люблю дедушку, он приезжает к нам каждый год. Дедушка хороший, он объяснял мне про океан. Какой это огромный мир со своими законами. Рассказывал, как перелётные птицы осенью специально садятся на корабли-сухогрузы, чтобы не лететь, а плыть в Африку – так они берегут свои силы. А однажды рядом с их кораблём летел две недели голубь. Этот голубь был честная птица, хотя и глуповатая, я так думаю. Потому что днём он летел рядом, а на ночь садился отдыхать на палубу. Утром опять летел. Океан в рассказах дедушки был настоящий. А не такой, как у нас в баллончике. Только для смены настроения в квартире.

И теперь у нас так. У меня учёба – и у мамы учёба. Только я во вторую смену учусь, то есть с обеда, а мама – с утра и как получится.

***

Сегодня в школу не пойду. Не пойду туда я! Мне скучно. А маме скажу, что мне плохо. Что голова болит. Или живот. Вон камера висит – ложусь на тахту, держусь руками за живот. Теперь за голову. Мам, ты что, не видишь, что твоей Маше-Маше плохо?

Не звонит. Значит, не видела. Отвлеклась. Мам?! Поворачиваюсь на бок, скрючиваюсь. Начинаю постанывать. Ага! Звонок.

А в трубке мамин голос весёлый-весёлый:

– Маша-Машенька, нас тётя Аня на голубцы позвала!

Тётя Аня! Моя любимая! Голубцы в волшебном доме с камином и борзой Винсентом!

– Ура! – кричу. И разгибаюсь.

В трубке – хоровой хохот. Издевательский. Смеётся мама. Смеются остальные художницы, а это ещё человек десять. Может быть, даже их преподаватель Елена Геннадьевна смеётся – и все надо мной одной. А я иду плакать. В туалет. Куда ж ещё теперь?

Я буду сидеть в туалете долго-долго. И плакать постараюсь тоже долго. Чтобы веки опухли и стали, как пуховые перины и одеяла у двух сестриц-принцесс. Буду плакать, пока не придёт с работы папа. И я не собираюсь отвечать на мамины звонки. А когда спросит, почему молчала, напомню ей, что у меня, между прочим, болел живот. И я чуть не умерла от боли. Вот почему. Не надо было надо мной смеяться.

А то, как не художницы, а кони какие-то. Ржут и ржут…

– Что мне с ней делать? – вопрошала Екатерина громовым своим голосом остальных из группы, и некоторые сочувственно мычали. А те, кто не мычал – молчали. И молча жалели Машеньку. Хорошую девочку. Думали, как им уже надоела эта разговорчивая Машина мама со своими проблемами и контролем. Издевается над ребёнком, и остановить некому.

– В общем, я её буду к нам приводить! Да, Елена Геннадьевна? – и это был не совсем вопрос.

Скорее, такое утверждение. В конце которого из вежливости мама Маши поставила интонацией небольшой вопросительный знак: как-никак, к учителю обращается. Пусть и младше этот учитель большинства своих учениц. Елена Геннадьевна, похожая на умную матрёшку, немного вскинула бровь. А потом хлопнула ресницами: «Ну, если у вас нет выбора…»

А дальше все опять стали слушать разговор по телефону. Куда деваться? Урок, не уйдёшь.

– Ей одиннадцать лет всего! Куда я её дену? Нет, я не могу привозить и увозить её с этих кружков по пробкам через весь город. Забыл уже про «инородные танцы», да? Ага, правильно! Мне некогда. Я учусь! Да, мне так надо. Да, я тоже имею право развиваться! Да, обещаю – окончу техникум и тоже пойду работать. Нет, всё под контролем! А ты мне веток для икебаны привёз? Нет?! Всё, дома поговорим!

***

Папа считает, что зря я в техникум с мамой хожу. И что мама зря туда ходит. «Растрата ресурса», – говорит папа. Университет мама прошла, какой после этого техникум? Тогда мама отвечает, что мосты строить её уже научили, только она их ни капельки не строит, потому что ей это не интересно, и она училась на инженера из-за своей мамы, моей бабушки, потому что бабушке так было спокойнее. А вот теперь маму научат делать роспись по дереву. Она станет дипломированным художником и тут уж обязательно начнёт рисовать, потому что любит это дело. А на работу «просто так, чтобы деньги зарабатывать», мама идти не желает. Даже плачет, вот до чего это противно её натуре.

«Художники росписи по дереву». Можно подумать, что это такие художники, которые лазают по деревьям и разрисовывают их. Или даже – расписывают. Пишут всякую ерунду на ёлках и берёзах. Нет, даже так. Они на деревьях подписи свои ставят. Расписываются. Ну, это я так думала, пока мама перед поступлением всё-всё нам с папой не рассказала.

Мама тогда кричала: «Космос!» И глаза её сияли. Она показывала нам картинки на своём айфоне. С маминых красиво изогнутых губ слетали слова-заклинания: «хохлома», «городец», «мезень»… И мы тогда с папой поняли, что мама у нас опять влюбилась. До того она у нас в упаковку влюблена была, везде собирала картонные и пластиковые коробки, складывала их в багажник машины. А потом привозила к моей любимой тёте Ане во двор и опять складывала к остальной горе макулатуры возле теплицы. Приговаривая при этом: «Я помогаю спасать мир!» Раз в месяц макулатуру и пластик забирал спасатель мира покрупнее, дядя Виктор. И вёз к себе на базу для переработки. Мама после этого считала, сколько берёз она спасла, сколько благодаря ей милых зверушек не поранилось острыми краями сломанных пластиковых стаканчиков. А теперь вот хохлома…

ХОХЛОМА! – шепчу я на ночь ведьминское заклинание. И крепко зажмуриваюсь. Хох. Ло. Ма.

Ура!!! Теперь я золотистый хомяк и умею говорить на специальном языке! Только щёки надо получше набить зерном.