Читать книгу Матрёшки - Ирина Костевич - Страница 5

– Ко-о-осмос!!! – мама не верит своим глазам. Пошли-то мы с ней на почту, так как мама отследила на сайте, что посылка пришла, и сказала: «Наконец-то! Краски!» Вроде, какой на почте космос может быть? В этом убийственно приличном месте с длинными очередями… Чтобы размяться немного, встали мы с мамой на почте у полок книгообмена. Тут даже не полки, а два шкафа у стены. Книги кое-как лежат, будто стены домов после землетрясения. Всем же скучно на почте, вот и роются. Мама спину свою согнула. Вгляделась. Говорит непедагогично: «Да ну, на фиг!» Выуживает с нижней полки книжку. Стоит, молчит. Потом как закричит про космос!

Мама у меня большая. Поэтому, даже если она просто разговаривает, кажется, что кричит. А уж если ей что нравится/не нравится, то… Папа, кстати, у меня тоже крупный. Даже ещё выше мамы. Он просто огромнущий, вообще большой-большой. Мама с папой советуют: «Пока не выросла, наслаждайся этим. Цени, что не надо, входя в комнату, голову пригибать. Потому что тебе не в кого мелкой быть. Лови момент, Метр Пятьдесят!» А какой момент, когда мне до камер дотянуться надо? И, кстати, уже метр пятьдесят два.

И вот моя мама трясёт книгой перед охранником, который рядом оказался:

– Да вы понимаете, что это? Вот как это? Я подхожу, а она меня ждёт! Здесь же всё про народные промыслы! А я же этим занимаюсь! Вот вы! Какие виды росписи знаете? Хохлому? Красное и чёрное на золотом?

Толстенький охранник ошалело кивает.

– А знаете ли вы, что вот этот золотой фон появляется только после обжига в печи?

– Посуда ведь деревянная? Какой обжиг?

– Да! В том-то и дело! Посуда деревянная, а её обжигают в печи, потому что до того обмазывают вапом – глиной с мелом. И она становится жаропрочной. А поверх вапа присыпают оловянным порошком. А он вообще ни разу не золотистый, а серебряный по цвету.

– Мам, наш номер объявили! – дёргаю её.

– Сейчас – отмахивается мама.

Но охранник уже убегает-отступает, уносит свой живот к дверям. Значит, ему неинтересно было. А про мою маму он подумал, наверное, что психбольная. Мне так жалко маму, что я спрашиваю на ходу: «А почему серебро превращается в золото?» Мама, очнувшись от восторга, устало идёт к окну приёма.

– Потом расскажу. На, картинки посмотри пока.

«Кладовая радости». Автор Анатолий Рогов. «Юному читателю о русском народном искусстве и его творцах». Юный читатель – это я: Маша-Маша. Знаете, почему два раза? Потому что очень хочу, чтобы у мамы с папой были два ребёнка.

***

В техникуме Настюха показывает мне сине-зелёный синяк на руке:

– Видала, какой большой? Новый…

– Кто тебя? Твоя мама?!

Настя мотает головой отрицательно:

– Это дети. Они убьют меня скоро.

Понятно. Я Настеньку обнимаю и жалею. Маленькие дети бывают и противные, это точно. Но мой братик Макар будет не таким. Будет очень хорошим. Мама обещает только, а братика всё нет. Ну как может не появиться тот, кого ты так ждёшь и обожаешь?!!

А вот Настёне от детей попадает. Она с ними на работе имеет дело. Настя – аниматор в развлекательном центре. Занимается тем, что расписывает мордашки и руки малышни. А дети её так любят, что норовят сжать изо всех сил. А то и куснуть. Ну, или разогнаться и врезаться в мягкую Настю. Думают, ей не больно. А она потом в синяках.

Настёнину парту легко узнать: пледик, кружка с кофе, много разных вещей. Тут и сумка, и коробка с темперой, и альбом, и свитер вязаный. И рюкзак с зайчиком–брелоком. Высится Настино добро уютными горами. А Настя между этим всем улеглась почти, голову на парту положила.

– Рисовать хохлому будешь?

– Потом, – отвечает Настя, не поднимая головы с парты и кутаясь в пледик. – Вот ведь: в школе я сидела точно так же за последней партой. И ничего не делала, а только рисовала. На работе я рисую. Пришла учиться – и опять рисую. В чём подвох? Нет подвоха! Хочешь покажу, что дома нарисовала?

Настя достаёт ещё один альбом, там – русалочка, герои аниме. Я сижу и смотрю, как Настюха закрашивает русалке хвост темперой, которая называется «изумрудно-зелёная». Мне очень нравится Настина русалка. По цвету её хвост немного напоминает Настин синяк.

В сто раз интереснее русалка Василисиных птичек. Но мама велела никогда не сравнивать вслух: «Мы, художники, очень обидчивые. Не понравилось – промолчи!» Это их так Елена Геннадьевна учит.

***

«Не понравилось – промолчи!» Да, мне очень не понравилось, очень! Мне совершенно не понравилось и сейчас не нравится, что теперь я всё время у мамы в телефоне. Маленькая такая, беззащитная. Мне страшно от этого. Я дома, под взглядом этих камеры слежения, боюсь пошевелиться лишний раз. Хотя мама и говорит, что я прекрасно выгляжу на экране. Мне кажется, у меня забирают часть меня и теперь я всё время снимаюсь в кино. И, хотя родители уверяли, что я привыкну – я не привыкла!

Сегодня, когда я не пошла с утра в мамин техникум, а осталась дома, был скандал из-за убежища. Я нашла в высоком шкафу старинную скатерть, вышитую цветочками, и застелила ею свой письменный стол. Стол у меня маленький, а скатерть большая, так что края скатерти свешивались до пола. Я написала записку «Никому не беспокоить!», положила её так, чтобы было получше видно камере. Принесла с кухни печенья и бананов. Залезла под стол на подстилочку. Ну, совсем как тёти Анин Винсент, помните его? И сидела там с телефоном. Хрустя печеньками.

Я бы и так могла сидеть с телефоном, не прячась, но мне хотелось, чтобы никто не знал, чем я занимаюсь. Скатерть, а вечером одеяло и темнота теперь мои лучшие друзья. Они меня защищают. Мама стала названивать ровно через пять минут. Я отвечала из-под стола. Мама требовала, чтобы я вылезала. Я отказалась. Мама пригрозила, что скажет папе. Я была согласна и на это. И что вы думаете? Через полчаса, когда мне уже немного надоело сидеть под столом, и от скуки я стала рисовать зубочисткой на банановых шкурках русалку, как у Насти, мама приехала!

Мама так возмутилась моим поведением, что даже говорить от своей сердитости не могла. Сверкала глазами и расшвыривала вещи: меня за руку – на тахту, сорванную со стола и скомканную скатерть – на высокий шкаф, банановую шкурку с русалкой – в мусорное ведро. А мой телефончик она зашвырнула к себе в сумку.

И после этого мама со мной не разговаривала. Села на кухне у окна и давай себе доделывать задание с хохломой. Очень быстро и ни на что (на меня, к примеру) не отвлекаясь. Будто бы в это время на неё смотрела через камеру её матрёшечная учительница Елена Геннадьевна вместе со всеми руководителями техникума, начиная с директора.

Вот так, в тишине и без обеда, я стартовала в школу. А вечером папа говорил мне, что так грубо вести себя нельзя и не надо расстраивать маму. А то ведь мама и заболеть может.

А ничего, что я тоже могу заболеть? С ума, например, сойти? И поцарапать ваши противные камеры? Как я устала ждать Еву! Ева сказала, что она меня всему научит, если я три месяца не буду задавать ей ни одного вопроса про ведьм и сама не полезу ни на какие сайты, чтобы узнать, а как же это всё делается. Это моё первое испытание. И да, я от него страдаю. Но пока терплю.

Вот о чём я думаю под одеялом и в темноте, А под камерами я уже и думать боюсь. Вдруг у меня по лицу всё заметно, о чём я думаю?