Читать книгу Бегство - Ирина Критская - Страница 6

Когда Катарина открыла глаза в палате было темно и холодно, у неё кружилась голова и жутко хотелось пить. Опустив ноги на тёплый пол, она с наслаждением напрягла икры, которые, почему-то занемели и вдруг почувствовала непривычную неловкость в паху. Раздражённо подскочив, Катарина хотела было избавиться от того, что так мешало, и тут ужас понимания окатил её ледяным холодом, и все, что вчера с ней произошло вдруг встало на свои места страшно и безысходно. Она, наверное, разнесла бы сейчас все в этой поганой палате, но дверь распахнулась, и Раиса буквально в два шага допрыгнула до неё, железной рукой ухватила за плечо и с силой усадила, вдавив в кровать.

– Тихо! Что ты с таким лицом тут носишься? Тебе надо поберечься, чистка хоть и операция детская, но все же операция.

Теперь, когда Катарина окончательно поняла, что   ней произошло, уже не ужас, чёрное, беспросветное отчаянье накатило на неё, придавило, расплющило, совершенно лишило сил. Они отняли у неё то, о чем она мечтала, о чем молила Бога, и то, что она вымолила. Она застонала, скорее даже завыла волчицей, вцепилась в оттопырившийся на плоской груди медсестры халат, хотела повалить её на пол, но та, ловким натренированным движением вывернулась, резким ударом в шею лишила Катарину возможности дышать. И когда та пришла в себя, то шевелится уже не могла – препарат из немаленького шприца, который Раиса небрежно бросила в мусорку у кровати, сделал свое дело.

– Не дрыгайся. А то для таких активных у нас есть миленькое отделение с такими специалистами, у которых 'мама' сказать не сможешь.  Прыгает тут она.

Катарина, захлебываясь слезами, они градом текли по её заледеневшим вдруг щекам, стекали в рот, по подбородку, обжигали шею.

– За что? Скажи мне, за что? За что?

Катарина повторяла и повторяла одно и тоже, понимая, как это глупо, но язык тяжело ворочался во рту, как будто сам по себе.  Раиса глянула на неё мельком, в её глазах промелькнуло что-то похожее на жалость, она подвинула к кровати стул, села.

– Да ладно тебе. Забудь. Жизнь большая.

Потом вдруг опомнилась, подняла голову к потолку, туда, где скорее всего, была установлена камера, жёстко и отчётливо сказала.

– Выполняем распоряжения клиента. Таких клиентов, как ваш муж, клиника терять права не имеет. Да и вы… Вы же подписали согласие. Сами. Собственной рукой.

Катарина вспомнила – сквозь снова сгущающийся туман мелькали картинки вчерашнего дня – доктор – Буратино, бумага с прыгающими мелкими буковками, ампула с крошечной иголочкой, впившейся в плечо…  Она сама… Сама… Она сама разрешила им убить своего ребёнка…

…

Небо было ярко голубым, опрокинутым навзничь над чашей долины, в которой среди старых садов спряталось большое, нарядное село. Катарина планировала в этом небе, тугие потоки воздуха поддерживали её легкое тело, аккуратно и нежно отпускали её все ниже, и вот уже она могла рассмотреть все – даже огромные ромашки на лугу около реки. Что-то было до боли знакомое в этих улицах, Катарине казалось, что если она сейчас опустится на землю и пробежит вот по тому переулку вниз, к реке, то она увидит огромный колодец-журавель, а дальше – небольшой песчаный склон и берег тихой ласковой реки. А вот тот белый дом-мазанка с высокой крышей, почти не заметный сверху из-за огромных груш-дуль, она знает вплоть до самого укромного уголка, она помнит его так, как будто уехала оттуда вчера. Катарина расправила руки, чуть уменьшив поток воздуха и опустилась ниже. С трудом подавив горячую волну, восставшую в груди и затопившую сердце, она ухватившись за ветку, спряталась в листве, потому что там, внизу, около аккуратного, обшитого тесом сарайчика стояла тоненькая девочка в ярком сарафане, с косицей, завязанной атласной ленточкой – она сама…

…

Очнулась? Ну слава Богу, а я уж думала тебя насмерть закололи. Ты, знаешь, меньше дергайся, правда. С ними все равно не сладишь, а они тебе здоровье подорвут не на шутку. Тут умельцы. Давай, сядь, я тебе облепиховый морс дам, в то сама до холодильника не доползешь.  Меня, Катьк, зовут Женя. Неужели не узнаешь?

Катарина медленно приходила в себя, в постепенно проявляющейся картинке появилась рыжая стриженная голова, румяные щеки и хитрые оливковые глазки. И Катарина вспомнила! Женя! Женька!!! Её весёлая, суматошная, шаловливая подружка из того самого села, над которым она сегодня так счастливо летала.