Читать книгу Точка пересечения - Ирина Лемешева - Страница 12

Анатолий вышел на работу. Приходил молчаливый, озабоченный. Жанна ни о чем не спрашивала, ждала. А вопрос крутился на языке: что с квартирой? Когда переезд? Они с мамой даже были на мебельной базе с записочкой от Семена, присмотрели красивый гарнитур – стеночка с зеркальной витриной, с сейфом и выдвижным баром. А ещё журнальный столик и набор мягкой мебели – диван и два кресла с абстрактным рисунком – разбегающиеся коричневые линии на горчичном фоне. И ещё останется место для ее пианино – в правом углу. Ну, а остальное – мелочи: люстры, занавески.

Но Анатолий молчал. Как-то в воскресенье за обедом Семён спросил:

– Ну, что ребята? Гарнитур брать будем? А то убежит. Жалко. И цена неплохая.

– У меня квартира сдаётся, до июня договор, – тихо произнес Анатолий. – Но не это главное. На работе много изменений, – он замолчал.

За столом стало тихо. Даже Дима перестал возюкать ложкой по тарелке.

– И дальше что, дорогой зять? Ты уж позволь спросить, мы все же не чужие. Да и жене твоей тоже интересно должно быть. Да, дочка? – обратился он к Жанне, которая сидела, не поднимая глаз.

– А, может, ты в курсе, что происходит, а тайны только от нас?

– Сёма-Сёма, – Лида привычно похлопала мужа по руке.

– Что Сёма-Сёма? – голос отца был непривычно тихим. – Сколько годков мы с тобой уже вместе прошли? А прошли немало всего. И когда-то я скрывал что-то от тебя? Было такое?

– Да, не скрываю я, – тихо произнес Анатолий. У меня после Москвы должность другая.

– Что, повысили? – едко спросил Семён.

– Нет, наоборот. У нас в отделе начальство новое, перетрубаций много и увольнений. Я вообще на ниточке вишу. И квартиру хотели забрать. Пока отстояли, потому что Дима маленький. А что будет дальше – не знаю. Потому переезжать сейчас нету смысла. И тем более – покупать мебель. Вот и все тайны.

Жанна почувствовала, как её глаза медленно наполняются слезами. От обиды – как же так, почему от нее все скрывается? Или они не семья? Или Анатолий не считает её за серьезного собеседника, с которым можно поделиться, посоветоваться, обсудить. Правильно тогда сказал папа – "за ширмой". Между ними ширма, невидимая, но очень ощутимая стенка, за которую не пробиться. А она и не пыталась, если честно. Не хотела быть навязчивой прилипалой и старательно держала навязанную ей дистанцию. Кроме того, она так уповала на эту квартиру, так ждала, что они наконец-то будут жить отдельно, по своим правилам и законам. И отменятся эти многочисленные командировки – ведь не захочет же Анатолий оставлять ее одну, с маленьким ребенком. И тогда, вот тогда упадет эта ширма.

Семён встал из-за стола, резко отодвинув тарелку с недоеденным обедом. Жанна помнила с детства папину фразу – у нас нет собак и кошек, что положила – съешь. А потому на столе всегда стояла большая супница с половником и расписной ляган – для вторых блюд. Каждый брал, сколько хотел. И только компот мама наливала прямо в кружку, спросив предварительно: с гущей?

– Что, невкусно, Сёма? – Лида растерянно смотрела на недоеденное пюре и начатую отбивную.

– Вкусно, потом доем, – буркнул Семён, выходя из-за стола.

Весь день было тихо. Не выходил из комнаты Анатолий. Семён смотрел телевизор на лоджии, Лида хлопотала на кухне. Жанна возилась с малышом.

К ужину Анатолий не вышел, и на переговоры пошла Лида. Когда все собрались за столом, Семён начал веско и тихо:

– Значит, так. Мы тут с мамой переговорили и решили. До июня людей дергать не будем – договор, значит договор. Пусть живут себе. А в июне все будет ясно: и с работой твоей и с квартирой. Заберут квартиру – возьмёте кооператив, деньги копили все эти годы, надо будет – добавим, поможем. Будут проблемы на работе – безработным не останешься. Пойдешь к нам в управление, да хоть шофером служебным, как Санёк мой. Чем плохо? И с машиной, и с зарплатой, да ещё перепадает всякое, по мелочам. Ну, а если утрясется все – так тут и говорить не о чем. А гарнитур … Что гарнитур? Этот уйдет – другой придет. Все вроде, мать? – он посмотрел на Лиду.

Та коротко кивнула. Ой, как не хотелось ей отпускать и дочку, и внука, но понимала – не состоится настоящая семья, пока живут они вместе, пока ни Жанна, ни Анатолий не чувствуют себя хозяевами в своем доме. Она с благодарностью вспомнила родителей Семена, которые почти сразу отселили их в крошечный домик, дав возможность жить отдельно. Прав ее Сема, прав, ничего не скажешь.

Больше эту тему не поднимали. К июню съехали квартиранты, освободили квартиру, которую оставили пока за Анатолием.

Семён отправил с работы маляра – стены освежить, обои переклеить – те, простенькие, в полосочку, заклеили югославскими, с богатым орнаментом, на пол лег толстый линолеум, набивной, удачно совпавший по цвету с обоями. И гарнитур, который так нравится Жанне, с сейфом и баром, достали, только обивка была темно-зелёного цвета вместо горчичного и витрина без зеркала. Кухонный гарнитур купили родители и Рая детям на новоселье. Он весь не поместился в крошечной кухоньке, половину пришлось вынести на хозяйственный балкончик.

Ремонт курировал Семён: наезжал, проверял, следил, чтобы узор на обоях совпал точно. В спальне осталась кровать от бывших жильцов – простенькая, ни цвета, ни фасона. Ее подняли на попа́, когда клали линолеум.

– Семен батькович! Вот, под кроватью нашел, – маляр Сурик протянул Семёну крошечную серёжку. – Золото – не золото – не знаю. Обронили, видать, замочек слабый.

– Спасибо, друг, – Семён положил серёжку в кармашек рубашки. – Лиде отдам на хранение. А то эти замотают – молодежь, – он презрительно махнул рукой.