Читать книгу ЗОЖники. Иронический роман - Ирина Лиленко-Карелина - Страница 7

От театра до жилища Юрловича полчаса езды плюс крючок еще на полчаса к дому Вали – кота покормить. За это время они почти не разговаривали, так, мелкие реплики по ходу. Валя продолжал самоедство, а Юрлович, пожалуй, впервые, задумался: а чего он лет пять или уже семь носится с этой неразумной парой «Валя плюс Тамара»? До переезда в Москву он редко вспоминал свою сестру, а ее семейство и подавно. С девочкой-племянницей виделся пару раз на бегу, дети его никогда не интересовали. Родня не вписывалась в его насыщенную событиями творческую жизнь, не говоря про личную, которая временами смахивала на глупый, но смешной водевиль. «С чего я вдруг привязался к ним как отец родной?» – спросил он себя и понял, что ответ в слове «отец». Оказывается, хочется быть отцом и наставником, время пришло, наверное. Он вспомнил, что в прошлом году как раз в эту пору его звали взять курс в училище (или как там теперь оно называется?), – забыл. «Надо наведаться к ректору. Может, не передумал еще».

Квартира Сергея Дмитриевича, огромная, но складно продуманная для себя лично, обволакивала гостей уютом. Валя, посетитель не редкий, каждый раз удивлялся ощущению, что пришел домой, где можно быть самим собой без дипломатии и политеса. Для хозяина ценность квартиры была еще и в том, что в соседнем доме располагался ресторан, приемлемый по меню и ценам. Сергей Дмитриевич включил свое обаяние и немедленно стал другом всего коллектива столь чудесного, а главное, нужного заведения. Для него сегодня заказать ужин на дом – снять телефонную трубку.

Бойкий парень приволок целый саквояж яств и ловко расставил их на свежей скатерти. На ужин было предложено меню типа «Дружба народов». Сначала жизнерадостная Адриатика в виде разноцветного греческого салата, после которого хозяин предложил по пятьдесят грамм отличной водки из вычурного старинного графина. Водку он сам настаивал на лимонных корочках. Выпили, и графин тут же вернулся в шкафчик, считавшийся баром. Далее шел настоящий грузинский харчо, в котором всего в меру: грецкий орех не подавляет нежную кислинку ткемали, а подыгрывает ей, создавая приятную композицию; чеснока немного, чтобы не убивал все блюдо своей вкусовой навязчивостью, а растворялся в горячем мясном бульоне, подчеркивая его наваристость. Завершалась трапеза котлетами из мозгов по-новгородски. Нежнейший продукт русской кухни легким перышком покрывал съеденное и выпитое.

«А мозги-то он заказал с воспитательным смыслом», – подумал Валя, но тему ущербности своих мозгов поднимать не стал, а спросил иное, всплывшее совсем случайно из каких-то глубин сознания:

– А скажи мне, Сей Дмитрич, почему театральных на старинную классику тянет? Дряхлую и примитивную, как наша уборщица. Если им ЗОЖ приспичило, так писали бы современную пьесу, зачем старинных разбойников притягивать за уши?

– Э-э-э, как ты воспринимаешь. Нет, друг Валико Зурабович, не так это. Во-первых, где ты возьмешь современных драматургов уровня Шиллера, Пушкина, Чехова? Чехов вообще отдельная статья. Вторым номером идет престиж, соревнование в оригинальности: взять то, что ставлено-переставлено в мире, и переиначить, чтобы критика «Ах!» – и в обморок, а зритель «Вау, мать вашу!» – и с букетами. К тому же актеры, ты и сам знаешь, не особо жалуют современную драматургию. Плоская она, однозначная, все дно на поверхности, как мелководье. Да и пророков в своем и не в своем отечестве нет, как принято в человеческой среде. Вот умрет гений, тогда его и прочувствуют лет через пятьдесят, как Булгакова, например. А самое главное, они же как, суки, писали! Если выбрать правильный угол зрения – современнее не придумаешь. Классики, если разобраться, современнее ныне живущих и пишущих.

Валя возмутился:

– Ну ты завернул! А скажи мне, что современного в «Евгении Онегине»? Такого сейчас вообще быть не может.

– Не видишь ты главного. Сделать из Онегина современную историю – как два пальца… Слушай. Есть мальчик-мажор Евгений, Женя. У него папа – олигарх, мама – пофиг кто. Женя тусит в Питере, прогуливает папенькины денежки, крутит с девицами, танцует по клубам. В одном из клубов случается драка, неожиданно кто-то сует Жене в руку травмат, и Женя ранит в ногу известного продюсера. Папенька скандал утрясает, но гневается по-взрослому и говорит сыну человеческим голосом: «Вот что, козел, нефиг деньги мои прогуливать, зарабатывай свои. Для начала отправишься в Крым к своей бабке, у нее дом с садом и виноградник, будешь ей по хозяйству помогать». Евгений плюет себе в бороду, папаше под ноги и отваливает, денег-то у него других нет. Втайне он надеется, что в Крыму тоже люди и они разные, можно найти компашку, чтобы жить, как в Питере, жизнью повесы и кутилы. Но хрена лысого. Бабкина усадьба в горах на диком отшибе, хозяйство у нее – туева хуча гектаров земли, где в основном виноградник, и пахоты там немерено. Папаша кредитки отобрал, оставил мелочевку. Из всех развлечений – два коттеджа по соседству, такие же сельские виноградари. В одном доме живет мужик с сыном Владимиром, примерно того же возраста, что и Женя, в другом – папа, мама и две дочери, Ольга и Татьяна. Евгений с Владимиром слегка подруживает, но троллит. Его забавляет провинциальный романтизм, незнание столичной жизни, искусственное, как ему кажется, обожание Ольги. Но вместе с Вовой он начинает ходить в дом Лариных.

Валя покосился на Сергея в недоумении – здоров ли он? Зачем опять ужасы школьной программы?

– Ну ладно-ладно, не Лариных. Не пугайся, Петровых.

– Петровы еще страшнее, с одной стороны живут Петровы, с другой – Васечкины.

– Все, не Петровы. Константиниди они, потомки греков, Крым же. Итак, начинают бывать в доме Константиниди. Татьяна западает на Женю, Женя решает подразнить Владимира и пытается крутить с Ольгой. Ольга, в общем-то, дура. Она не понимает в этом ни бельмеса и ведет себя странно. Владимир с горя напивается, идет пьяный купаться в море и тонет. Перед тем как потонуть, бухой пишет письмо Ольге, из которого понятно, с чего понесло его в море топиться. Полиция цепляется к Евгению. Бабка в страхе телефонирует папашке. Папашка-олигарх свирепеет окончательно: «От тебя толку нигде!» – и отправляет сына в Тибет, сидеть с монахами и познавать истину без бабла. Ну, ясен перец, перед этим Татьяна зазывает его на вечернее свидание при луне и объясняется в любви. Он ей: «Отстань, девушка, я в печали, и вообще неприлично девице навязываться первой». И вот в таком фасоне отваливает в ссылку.

– И что? – Вале уже стало интересно.

– Ты слушай. Дальше прошло пять лет. Образумившийся и заматеревший Евгений, прошедший после монахов и познания дзена несколько горячих и холодных точек, мудрым и благородным возвращается в Питер. И буквально сразу со всей своей фамилией оказывается на юбилее папашкиного друга, разумеется тоже олигарха. На этом юбилее папашкин друг представляет всем молодую жену – умопомрачительную красавицу и черт знает какую умницу. А умница эта – знакомая нам Татьяна Константиниди. Женя к ней на шею, а она его в шею, и вот он уехал грустить в Южно-Африканскую Республику, где приобрел уже на свои деньги здоровый виноградник. Мудрый, но печальный конец.

– Во даешь! – Валя был в нешуточном восхищении. – Перечитать, что ли?

– Вот-вот, перечитай, полезно.