Читать книгу Бестолковая любовь - Ирина Лобановская - Страница 2

Сева вырос в семье инженеров. Простых и советских. Насквозь обыкновенных. Сколько получали родители и как всю жизнь сводили концы с концами, знали лишь они сами. Но жили родители довольно дружно, хотя мать по имени Жанна совершенно очевидно любила больше младшего Кольку и предпочитала его всем и всегда. Ситуация была прозрачна и стерильна, как отфильтрованная вода, – отец мальчишек, Виталик Бакейкин, женился на Жанне после рождения младшего, словно с его помощью. И она осталась безмерно благодарной Коленьке за благоприобретенного и столь желанного мужа.

Вообще добиваться законных мужей с помощью детишек – прием довольно старый, опробованный и не сказать чтобы слишком плохой или чересчур рискованный. Без риска нельзя даже прикоснуться к металлическим держалкам в вагоне метро – сразу рождается электрический разряд, пролетает та самая искра, из которой… Ну, пламя, конечно, не разгорится, однако каждому становится неприятно и как-то дискомфортно – ты за нее, эту палку, хватаешься, чтобы с ног не свалиться и в спину уставших сотоварищей по вагону не упереться, а она, гадюка, тебя – током… Как непокорная женщина. Ты ее – за талию, а она тебя – вдруг по морде. Да за что?! За какие грехи?! Они еще еле-еле намечались. Только есть на свете женщины и предметы, абсолютно уверенные в человеческой греховности. Заранее. Всерьез. И переубедить их нельзя. Потому что их сознание жестко диктует одно и то же – они, именно они абсолютно правы. Всегда и во всем.

Жанна была такой же убежденной в собственной правоте, но о грехах не задумывалась. Вообще будущие Севины родители размышляли о жизни мало. Она попросту не стоила их раздумий.

А посему его будущая мамочка – тогда еще девочка Жанна – пустилась во все тяжкие, едва почуяв себя студенткой. Она жалела о бессмысленно и бесцельно прожитых школьных годах, когда умненькие, не в пример ей, подружки бегали в кино, танцевали в компаниях и обучались мастерству поцелуя в темных подъездах. А она, Жанна, повинуясь мудрым родительским наставлениям: «Доченька, учись! Учись, доченька! Это главное в жизни», сидела все вечера напролет за учебниками. Она была послушной дочерью. Несообразительной. И верила тогда, будто родители хорошо знают, что главное, а что – нет. Ничего они не знали! Только делали вид. Просто мастерски притворялись, что знают. Как большинство живущих на земле.

– Маменька, какая ты законопослушная! – значительно позже ехидно протянул однажды ее младший сын, язвительный и вредный Колька.

Именно ему Жанна была обязана мужем. И никогда не забывала об этом.

Студенческие отношения – они часто легкие, двусмысленные и недвусмысленные одновременно. Когда радость жизни срывает всех первокурсников-неофитов с неустойчивых юных тормозов и не дает никому ни малейшей возможности осознать самое себя, свои отношения с миром, продумать свою линию жизни… Линия жизни… А что это такое?..

На первом курсе Жанна надумала жить по-новому, прежних ошибок больше не совершать и переписать набело свое черное и скучное прошлое. Красотой она не блистала, зато брала разумностью, самонадеянностью и отчаянным, вырвавшимся на весеннее приволье желанием бескрайне свободной жизни. А оно, это желание, спрятать никому никогда еще не удавалось, и поэтому противоположный пол шагает на такое откровение завороженно и смело, как на зеленый волшебный огонек светофора.

Жанна быстро натренировалась, овладела нехитрым искусством любви, все испытала, сделала два аборта и вдруг обратила внимание на Виталика. Его все так, и только так называли – Виталик, до того он был мягкий, тихий и застенчивый. Из этаких веревки вить… Правда, первая попытка свить с ним гнездышко почему-то сорвалась. Нежданно-негаданно.

Жанна родила сына и радостно сообщила об этом Виталику. Тот нежно улыбнулся и доброжелательно заметил:

– Ты молодец!

Жанна удивилась. Нет, не выданной ей характеристике. Что она молодец, Жанна не сомневалась ни секунды, но она ждала продолжения. Точнее, предложения. Она сама его уже сделала первой в виде сына.

Жанна не задумывалась, хотя стоило бы, над тем, что Виталик Бакейкин, который жил в общежитии – он приехал в Москву с Дальнего Востока, – давно в курсе ее бурной жизни. И как-то не учла, что приятели не раз заявляли ему открытым текстом:

– Ты не будь, дружок, идиотом! Смазливых подстилок в своей жизни еще встретишь навалом. А Жанкины требования… Плюнь ты на них! Попахивает испорченной рыбой, упорно добивающейся, чтобы ее съели.

Насчет подстилок в своей жизни Виталик тоже не сомневался. А потому не спешил.

– Сын ведь у нас! – горделиво и слегка заискивающе сказала ему Жанна.

– Не мой! – ласково и мягко отозвался покладистый Виталик.

– А чей же? – немного растерялась Жанна.

– Тебе виднее, – скромно и добродушно заметил папаша.

И Жанна поняла, что поставила не на ту лошадку. Зря старалась. Без толку мучилась. Понапрасну рожала ребенка. Все впустую… А ведь она уже обнадежила ошеломленных поступком дочери родителей, что с минуты на минуту выйдет замуж и что у мальчика есть отец, который счастлив появлению на свет сына…

Но на другую лошадку ставить было поздно. Во-первых, с ребенком на руках не до скачек, во-вторых, весь институт наслышан о Жанкиных похождениях, а в-третьих… В-третьих, она внезапно осознала, что лучше мужа, чем этот мирный Виталик с его всегда детски распахнутым круглым взором, ей не найти. И нужно долбить в одну цель.

«Изменить я Бакейкина не изменю, – подумала Жанна, – поэтому постараюсь его использовать в личных целях». Это была неплохая идея, родившаяся в сообразительной головке.

Когда-то мать учила Жанну:

– Найдешь для себя мужчину, облюбуешь его – и бей в одну точку! Обхаживай да выгуливай его возле своего дома. Прицельно! На других уже больше не смотри. Этот – и никакой другой! А как только он поймет, что он единственный для тебя…

– То моментально смоется с концами! – весело заключила Жанна.

– Да ну! – с досадой махнула рукой мать. – При чем тут смоется? И что у тебя за жаргон? Слушать противно!

– Не нравится – не слушай, – тотчас надерзила Жанна.

Она как раз в то время вышла из повиновения – уже училась на первом курсе. И ей нравилось ощущать себя свободной, как желтый воздушный шарик, вырвавшийся из руки зазевавшегося ребенка.

Мать нахмурилась. Стала резкой, недовольной. Всем нравятся лишь вежливые люди. И не важно, что они думают о тебе, эти вежливые, главное – как они с тобой говорят.

– Ты меня оборвала, дай мне договорить. Для мужчины самое важное – осознать свою единственность, неповторимость. И тогда на этом можно и нужно умело сыграть. Только не переиграй!

Жанна отмахнулась. В то время она уже жирно, раз и навсегда перечеркнула старые родительские правила. Мечтала о своих собственных. А вот потом, позже, когда родился Сева, вдруг вспомнила и осознала: а ведь, кажется, мать тогда, два года назад, была права… И срочно взяла материнский совет на вооружение.

Поскольку Жанна училась, по утрам с малышом сидела мать. Она не работала. А Жанна продолжала встречаться с Виталиком. Частенько вечерами наведывалась к нему в общежитие. И полюбила повторять:

– Величайший подвиг – это материнство. А отец – всегда только случайность.

Все общежитские возмущались:

– Ты что, Виталик, неужели в нее втрескался?! Или не соображаешь вовсе? Зачем она тебе, эта пустозвонка?

Виталик молча, застенчиво улыбался.

И тогда Жанна отважилась на новый опрометчивый шаг – родила второго сына… Чтобы жизнь не оказалась упускаемой и даже упущенной возможностью.

Общежитие заклокотало и вспенилось, как неловко открытое шампанское. Родители Жанны были близки к инфаркту, но устояли. Они успели уже очень привязаться к Севочке, а оставить его на руках у этой мерзавки – как повторяла мать – нет, не дождется дочка такого!

Зато Жанна дождалась совсем другого. Приближалось распределение, грозное и страшное, вроде весеннего обвала в горах. Возвращаться на родной Дальний Восток к маме и папе Виталик Бакейкин не планировал даже в самом черновом и черном варианте, а у Жанниных родителей имелась неплохая квартирешка на улице Вавилова в кирпичном доме. И Виталик сделал Жанне-пустозвонке долгожданное предложение. Потому что все приходит к тому, кто умеет ждать.

– Сдурел?! – дружно возопило все общежитие.

– Она мать моих детей, – с торжественной скромностью и некоторой патетикой объяснил свой рациональный поступок Виталик.