Читать книгу Умер, шмумер, лишь бы был здоров - Ирина Мороз - Страница 2

Отвратительное чувство! Тяжёлые веки, словно два слепленных вареника. Мышцы глаз вяло подёргиваются. Они похожи на свернувшихся червей, потерявших надежду выбраться наружу из высохшего яблока.

В его больном воображении вдруг появились мясистые, ехидно посмеивающиеся губы. Покуривая трубку и время от времени шевеля щёткой усов, губы плюются короткими словами с грузинским акцентом…

«От количества принимаемых лекарств и не такое привидится», – подумал он.

В надежде прогнать остатки кошмарного сна, взмахнул левой рукой, но тут же упёрся пальцами во что-то твёрдое, висящее низко над головой и на ощупь напоминающее стекло. От неожиданности его выцветшие брови поползли на лоб и потянули за собой кожу век. На приоткрытые щёлки глаз жадно набросился тусклый луч света, случайно застрявший в темноте и, вероятно, тоскующий по общению.

Он опустил глаза и увидел колышек собственной бородки на фоне чёрных отворотов пиджака. Его левая рука, оторвавшись от неопознанной тверди, шлёпнулась на гладкую ткань костюма и, переставляя сухие пальцы с жёлтыми ногтями, ползком добралась до кисти правой руки, сердито сжатой в кулак и безжизненно лежащей на животе. Густая тишина опустилась вязкой массой, монотонно загудела в голове и щекочущий, извивающийся шустрыми змейками страх, стал расползаться по его оцепеневшему телу.

«Что за чертовщина, неужели я умер?» – подумал он.

Мысль липкая, тошнотворная поднялась по пищеводу, разбухла, застряла в горле и, заграждая доступ воздуху, вызвала рвотный рефлекс.

С трудом превозмогая слабость, он кое-как продохнул. Пытаясь осознать происходящее с ним, вспомнил, как лежал в кровати, как пил противный куриный бульон, как заходил лечащий врач, как надоело болеть. Он тогда ещё подумал, вот окрепнет, неплохо будет снова отправиться на охоту. Неважно, что в инвалидном кресле, главное, обстановку сменить, природой полюбоваться.

А теперь, присмотревшись к тому немногому, что попало в его ограниченное поле зрения, он ужаснулся: «Да это же склеп. Господи! Похоже, я действительно по дороге на тот свет. Или уже там?… Лежу в прозрачном ящике. Угораздило же меня!.. – он страдальчески зажмурился. – Нет, глупости! „Cogito, ergo sum“[1]. Но тело… Чужое… Застывшее… Да, со мной, бесспорно, что-то не так».

Вдруг послышались шаги. Щелчок. Зажёгся свет. Он вздрогнул. Через редкую решётку ресниц всё видно, хоть и нечётко.

Суетящиеся блики за стеклом приняли очертания фигуры в белом.

«А вот и ангел», – подумал он.

Ангел очкастый и лысый махнул крыльями над крышкой склепа, чихнул, неприлично ругнулся, крылом утёр нос.

Стекло прошипело – ш-ш-шип, – сдвинулось в сторону. Вместо ангельского оперения, он увидел рукава белого медицинского халата и выпуклые бычьи глаза за толстыми линзами.

Страшная догадка хрипло ахнула, протекла под брюки, согревая холодное тело тёплой влагой.

«Патологоанатом, – подумал он, – аутопсия! Какой кошмар!..»

Лысый свистнул, заулыбался:

– Здравствуй, ВИЛ, наполоскался в луже? Давай знакомиться. Меня зовут Торпеда.

«Не вскрывайте меня, батенька, прошу вас! Смотрите, я – жив»!

– Его губы беззвучно шевелились.

Торпеда ухмыльнулся:

– Не бзди, кент, скоро чурёк шамать будешь[2].

Непонятная фраза растворилась в раскатах музыкальных звуков. Он прислушался… «Знакомая мелодия… Напоминает Аппассионату… Правда, аранжировка странная и фортепиано звучит необычно».

Музыка прекратилась.

«Какая эфемерная реальность, – подумал, – а может быть, мне всё это снится? Вот и лупоглазый патологоанатом зачем-то приложил к уху продолговатую коробку и разговаривает сам с собой».

Уставшие веки сомкнулись, а его чудом обострившийся слух принялся вылавливать отдельные слова из потока непонятной речи.

– Готово, Хозяин! Чего? Штейну башню клинит? Рано, говорит? А Зюга что? Кипятится? Пусть кончают гнилые базары. Хоть ВИЛ бацильный, но макитра варит. А тебе, начальник, не резон роги мочить. Догоняешь?[3] Ну, всё, пора сматываться! Алё! Алё! Сдохла мобила. Японский городовой!

Лысый сунул коробку в карман, сплюнул, схватил неподвижное тело за ноги и, вытянув его из саркофага, переложил на тележку. Покатил по коридору.