Читать книгу Школа вождя. Книга первая. Таинственные Мысы - Ирина Нилова - Страница 5

Александр переживал последние впечатления весь оставшийся вечер. Голос черта остался в его мыслях, впрочем, как и множество подробностей нижнего мира, наполненного темными и низкими мыслями людей. Единственное, чего не увидел там Александр, это самого факта строительства этого мира. Если в верхнем небесном городе было видно, как плазма мысли летела огненными кометами и становилась частицами многовековых построений небес обетованных, то в нижнем мире этого процесса он явно не наблюдал. Правда, помнилось ему, что в то время, пока он смотрел вниз из наблюдательного пункта, куда привел его черт, на серые и мрачные людские построения, виделась ему какая-то морось, словно дождичек какой-то скользкий постоянно висел в воздухе. Запомнилась так же и слизь во всех углах, грязные и сколькие дороги…

Дома там тоже были серыми и рыхлыми, словно сделанные не из камня или других материалов, а из невысохшей глины. Нет, они, скорее, были сделаны из кусочков-ляпов не крепкой и не плотной, а скользкой и едва держащейся в связках мути из какой-то мерзкой, тепловатой материи. Александр гадливо почувствовал даже вкус и запах этой мути. Все, что было построено в нижних мирах, еще и воняло разложением.

«Но ведь это и есть такая человеческая мысль! – вскричал про себя Александр. – Неужели у человека маленькие мысли так плохо пахнут?» – продолжал думать он. Не оставляя размышлений, Александр пошел к дворовому крану, чтобы там умыться. Он долго намыливал руки, затем лицо, потом долго смывал с себя этот тошнотворный запах нижнего мира…

Матушка уже давно ждала его в избе. Легкий ужин был съеден в тишине. Александр сидел за столом с отсутствующим видом и почти не реагировал на матушкины рассказы о новостях деревенской жизни. Днем к ней приходила почтальонша, и, кроме писем и газет, она еще принесла множество новостей, которые не могли бы сами войти в их дом. Матушка давно уже почти никуда не ходила сама, и весь мир для нее замкнулся в усадьбе. Но зато мир сам стал приходить к ней в лице почтальона, соседки Зины и нескольких странных людей, которых на селе называли коротко и хлестко – бичами.

Эти люди приходили всегда только в том случае, когда им что-то было надо. Так, по весне они приходили за семенами и остатками картошки, потому что была пора сеять в огороде, а у них весь семенной фонд картошки был съеден еще в середине зимы. Другие овощи они никогда на семена не сажали, потому что, видимо, совсем не были уверены, что доживут до следующего года. Поэтому весной начинали бродить по селу в поисках семян капусты, свеклы, моркови… И люди давали им, в который раз жалея их за неизживаемые пороки: пьянство превратило этих людей в некое подобие человека.

Лица были чудовищно распухшими, синими. Руки – отечными, с негнущимися пальцами… Одежда за зиму так извозилась, что стояла колом от грязи. Волосы были всклочены и кишели насекомыми. Пить всю зиму напролет и лежать на грязных лежанках вповалку в одном из сельских домов, превращенных бичами в некую общину для выживания в суровой сибирской зиме, стало традицией.

В городе бичей называют бомжами, и принцип их существования очень схож с деревенским бытом бичей. Городские бомжи редко имеют свое жилье даже в виде паршивой избенки. Они ютятся в подвалах, полуразрушенных домах, на вокзалах и переходах… Попрошайничество и пьянство, иногда дерзкий разбой, если есть силы, а так – общая участь для всех: и деревенских, и городских – смерть в канаве и погребение в целлофановом пакете в яме для безвестных и невостребованных трупов…

Александр прислушался к рассказу матушки только тогда, когда она стала рассказывать о том, как приходил Николай – известный на селе бич. Он видел этого человека и даже здоровался с ним, когда тот вежливо окликал его, проходящего мимо. Николай протягивал свою заскорузлую руку для рукопожатия, и Александр не мог отказать ему в этом человеческом участии, хотя в Душе его коробила мысль о чесотке, которую он мог подцепить от такого общения.

Николай выгодно отличался от своего окружения. Он старался держать в чистоте себя самого и свой дом, который по какой-то неизвестной причине и стал прибежищем для бичей со всего села. Николай вставлял стекла или фанеру в окна, когда в очередной пьяной драке кто-нибудь их выбивал. Он откапывал дом из-под снега после метели и строил аккуратную дорожку к туалету.

Он приносил дрова из чужих дворов, и, видимо, внутри дома заботился и о еде, потому что над его избушкой, стоящей рядом с асфальтированной дорогой, проходящей через село, часто дымилась труба, и пахло вполне приятно какой-то овощной похлебкой.

Зато его постояльцы словно в отместку за его заботу постоянно ломали и крушили его избушку, остатки его забора, снимая доски даже с туалета, стоящего поодаль. К весне эта будка во дворе, похожая на скворечник, превратилась уже в щелястое и прозрачное заведение, которое можно просматривать со всех четырех сторон…

Николай приходил к матушке всегда весной. Вот и нынче он постучал в окно, подождал, когда она выйдет, накинув себе на плечи телогрейку. Потом он долго и жалобно рассказывал том, что его новая подруга Ольга ушла от него в соседнее село, к другому бичу – Мишке Лохматому. Матушка сочувственно кивала ему и, наконец, совсем растаяв сердцем, пригласила его к себе в дом.

На столе, к которому немедленно придвинулся Николай вместе с табуретом, поставленным для него посреди горницы, оказалась миска с парящими щами, с большим куском хлеба. Потом был чай с пряниками, но Николай все равно с тревогой и надеждой все поглядывал на буфет, в котором, по его мнению, могло быть еще и что-нибудь спиртное.

Матушка давно поняла намек Николая на его желание что-нибудь выпить, но держалась стойко. Если дать ему выпить хотя бы раз, то можно забыть о покое. В дом повадятся все бичи со всего села и станут канючить под окнами и днем, и ночью. Матушка выдерживала натиск и давление не только от Николая, но и от других бичей. И поэтому ритуал встречи любого человека всегда заканчивался тем, что Николай получал очередную порцию картошки, квашеной капусты и заверение, что немного позднее он получит еще и зеленую капустную рассаду для огорода.

Рассказ матушки о приходе Николая раздосадовал Александра. Ведь он, как и его сестры с братом, не всегда жили в деревне, и матушка в большинстве своем оставалась совершенно одна. И каково же было понимать, что она пускает в дом вот таких опустившихся людей, которые не могут управляться со своими низменными инстинктами.

Но мало того, они ведь наверняка давно уже не принадлежат себе самим, ведь судя по рассказу черта, они, словно троянские кони, носят в себе «жителей» – демонических сущностей, одержавших их тела. А что же можно сделать старенькой женщине, если эта сущность подтолкнет своего «кормильца» к преступлению!?

Не желая думать о плохом, зная в точности, что матушка не будет слушать его увещеваний об осторожности, Александр решил перевести разговор в другое русло:

– Мама, а не спрашивала ли ты Николая, есть ли у него мечта?

– Спрашивала однажды, сынок. Он сказал, что мечта у него самая простая. Он мечтает, чтобы в его дворе стояла целая цистерна с водкой, а от нее в дом вела труба с краном. А он лежал бы на своей лежанке в «куче-мале», среди своих постояльцев, и сосал бы через соломинку водку днем и ночью и так до конца жизни. А рядом его Зинка и тоже с соломинкой!

Александр в этот момент допивал свой чай. Рассказ матушки о мечте бича Коли вывел его из равновесия. Он поперхнулся, выронил чашку из рук, потому что представил себе это безобразное зрелище и ужаснулся.

Ведь наверняка Николай был абсолютно искренен, да и не допускал мысли, что матушка его осудит или станет возражать. Мечта этого человека – это ведь тоже мысль, а значит, и она должна быть где-то воплощена в виде такой возможности. Николай ведь не один так думает. Значит, есть места, где эта мысль по закону сохранения энергии складируется, и там вырастают все условия для ее воплощения в реальной жизни!

Александр поблагодарил матушку, встал из-за стола и вышел в сени. Ночь уже пришла. Сумерки сузили мир до очертаний двора с квадратами окон на грязном снегу. Собаки спрятались по своим будкам и неохотно гремели цепями, словно раздумывая, выйти ли к хозяину, ведь надо было покинуть свои теплые подстилки.

Александр присел на свою любимую мягкую скамью, поплотнее запахнул телогрейку и стал думать о том засилье маленьких людей с крошечными и примитивными мыслишками, заполонивших его страну, и которых убедили однажды, что они гегемоны, а они делали вид, что таковыми и являются.

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь» – это лозунг коммунистических времен. А кто такие пролетарии? Это люди, которые энергию пищи могут превратить только в энергию физической силы. Они не способны при этом ни думать, ни чувствовать творчески. И им надо иметь только план действия на каждый день в виде приказа, а также «хлеб и зрелища», жалкое жилье и возможность заливать свой ум спиртным после работы. И все это в Советском союзе людям физического труда было дано. Им же было внушено, что именно они являются солью земли, а всякие там «интеллигенты в очках и шляпах» – это все «дармоеды и прихлебатели».

Александр знал одного очень умного и образованного человека при советской власти, который, имея два высших образования и множество патентов на изобретения, все же работал простым рабочим в цеху, чтобы отвечать социальному заказу: быть человеком именно физического труда. Это было престижно тогда…. Хотя и глупо прятать свои высокие качества сознания, но это было выгодно. Рабочим давали в первую очередь автомобили, путевки, квартиры. А сами рабочие, понимая свое значение, не знали потом, что делать со своей гегемонией, а значит, просто пили в свободное время и деградировали.