Читать книгу Прощай, молодость - Ирина Ракша - Страница 4

В истории России пять раз власть брали в свои руки женщины. Они руководили огромной страной и при этом оставались воистину женщинами. Со всем присущим им разнообразием характеров, со всеми особенностями и даже слабостями. И, как бы то ни было, каждая из них сыграла значительную роль в становлении и развитии Русского государства.

* * *

Разные-разные толки шли по Первопрестольной 26 мая 1724 года – в день коронования супруги Петра Первого Екатерины Алексеевны (1684-1727).

Народ и солдатство уже не первый год недовольно роптали на многолетнюю связь царя со своей фавориткой, с некогда безвестной красавицей Мартой из лифляндских краёв, «неудобь сказываемые» кривотолки и ныне, в день присяги новой царице, катились по Москве с новой силой.

– Не подобает Катерине на царстве быть, – говорил вполголоса один из старых солдат, стоя в толпе на набережной, – не наша, не русская. Мы, старики, ведаем, как она в полон попала в Лифляндии. Как привели её под знамя наше в одной рубахе, как отдана была под караул, как с караульным офицером играла. А потом он надел на неё свой кафтан.

Прохожие московиты внимательно слушали служивого.

– А его величество государя нашего Петра они потом с князем Меншиковым обманывали, приворотным зельем его обвели, – продолжал он. – На ту пору не было ни солдата, ни генерала, кто б не знал этого.

А «Катеринушка» действительно Петра словно злым кореньем обвела: увидев её однажды, он не мог забыть её тонкого лица, пышнотелых форм, застенчиво-лукавой полуулыбки. Ещё в 1708 году хоть и шуткой, Пётр выразил желание видеть возле себя «необъявленную» пока подругу. «Гораздо без вас скучаю, – писал он ей из Вильно, – а потому что ошить и обмыть мя некому…» Забывая сына-первенца, решительно изгнав из памяти образ несчастной первой своей супруги Евдокии Лопухиной, а за ней и первой фаворитки Анны Монс, Пётр как зеницу ока хранил вторую, более счастливую, избранницу. Даже в разгар своей борьбы с Карлом, полагая жизнь свою в опасности, государь помнил о любезной сердцу фаворитке и назначил послать ей три тысячи рублей – сумму для того времени весьма значительную.

Впрочем, любовь выражалась не только в посылках денег и бутылок с венгерским, до которых та всю жизнь была «зело охоча». Любовь выказывалась в постоянных заботах государя о любимой женщине.

Суровый деспот, человек с железным характером, способный смотреть, как родного сына истязают на дыбе, в своих отношениях к Екатерине он был неузнаваем: письмо за письмом, одно нежнее другого, посылал ей. И каждое – полное любви и заботы.

Не смущало Петра и низкое её происхождение. Марта Самуиловна Скавронская – таково её настоящее имя – лишь после крещения и принятия православия (по настоянию Петра) взяла имя Екатерина Алексеевна. Она была приёмной дочерью протестантского пастора Глюка, который жил в Ливонии, в городе Мариенбурге. К тому времени, когда русские войска под предводительством графа Шереметева принялись теснить шведов и подступили к Мариенбургу (а вскоре взяли в плен его жителей), Марта Самуиловна была уже замужем за блестящим драгуном Иоганном, который вместе со своим отрядом, охранявшим город, бежал из него при приближении русских.

Хорошенькую, пышнотелую Марту как пленницу, как военную добычу взяли в услужение к русскому главнокомандующему. Однако у Шереметева пленницу увидел Меншиков и склонил фельдмаршала уступить ему красавицу. И вскоре «Алексашка, государев любимец» страстно привязался к ней. Да и Марта ответила ему искренней любовью. Было! Было в ней нечто такое, что заставляло кружиться мужские головы. Её характер был взрывчатой смесью нежной, томной женственности и мужской резкости и отваги. Обворожительная, ласковая и кроткая, она не могла не привлечь к себе сердце Меншикова.

В один из дней, будучи в гостях у своего фаворита, Пётр неожиданно заметил красавицу, что прислуживала за столом и которой Алексашка очень гордился. Высказав вдруг пожелание заночевать у Меншикова, Пётр после ужина категорично велел Марте посветить себе в спальне. Меншиков вынужден был покорно склонить голову в знак согласия. Утром, едва Пётр уехал, из спальни медленно вышла Марта. Но уже другая Марта: крутая, сильная, резкая – и тут же высказала Меншикову, как намерена поступать в дальнейшем.

А государь вскоре вновь объявился у Меншикова. «Где же Марта?» – сухо спросил он, не увидев служанки, и по его голосу царский любимец понял: государь приехал повидаться вовсе не с ним. Явилась Марта. Пётр оживился. Пошли смешки, шутки, как и намедни. Но хитрая Марта была задумчива, сдержанна… Смолк и Пётр, словно заворожённый склонившись к тарелке. Весёлая беседа стихла.

В конце ужина она по обязанности поднесла ему рюмку водки на подносе. Пётр поднял взгляд и встретил её глаза, полные зовущих горестных слёз. Пётр быстро встал, опрокинул водку и, отведя взор, резко сказал Алексашке: «Я увожу её с собой…»

Лишь в 1710 году, когда она уже родила Петру двух дочерей, ей было дано звание фрейлины. Однако близкие к государю подмечали: Пётр, вообще не терпевший женщин, вмешивающихся в «мужские» дела, напротив, бывал доволен, когда в деловой разговор вступала Екатерина. Как свидетельствовали близкие к Петру люди, простая и разумная логика собеседницы не раз выводила их из лабиринта придворной софистики, бросала новый свет на многие вопросы.

В тесном кружке приближённых её уже называли не иначе как «государыня». И вот в 1711 году Пётр решил узаконить давние отношения – жениться на ней (при немногих свидетелях) – после одного значительного события. В Прутском походе русские войска попали в плен. И, согласно свидетельству самого Петра, лишь благодаря сметливым подсказкам Екатерины военачальники выпутались из тяжёлой ситуации. Её значимость в глазах общества как заступницы Русского государства сильно возросла. Теперь Пётр стал неразлучен с Екатериной. Повсюду возил с собой и любил окружать её роскошью. Наряды, диадемы, драгоценные каменья на пышной груди. И вся она, крупная, пышная, казалось, была создана для этой роскоши. Хотя, заметим, это не помешало ей родить Петру одиннадцать детей, из которых выжили лишь две дочери: Анна и Елизавета. Елизавете в будущем предстояло стать русской царицей.

Постепенно Екатерина образовала при себе двор, поражавший даже иностранцев отменным вкусом и изяществом. Своим девочкам Екатерина Алексеевна дала прекрасное европейское образование. Хотя сама, даже став царицей, не желала учиться читать и писать. Говорила, что главная её забота теперь – «выучиться делать всё угодное Петру, и этого с неё достаточно».

Однако Меншиков, давняя её любовь, сохранил негласное влияние на Екатерину и после того, как она стала царицей. Она частенько спасала царского любимца от заслуженных наказаний. Как верно подметил историк прошлого, «алчность князя Ижорского не раз выводила Петра из терпения. Но пред царём за князя всегда был верный ходатай. Пётр называл Екатерину и Меншикова «детьми своего сердца», и каждый из «детей» старался, чтоб царская милость не обходила другого». Впрочем, Петра мало интересовали тонкости отношений жены и Меншикова. Практически он во всём доверял супруге. Даже решился короновать её. Это была его высочайшая воля. Воля человека, страстно влюблённого всей мощью души и тела. Передавая Екатерине верховную власть, Пётр перед лицом всей России как бы признавался в единственной своей слабости – бесконечной любви к этой женщине. Однако в конце 1724 года Екатерина преподнесла ему некий страшный «сюрприз».

Пётр старел. А она была ещё молода, к тому же с «большим интимным прошлым». Он часто надолго отлучался, и она как бы невзначай остановила свой женский взор на изящном послушном французе – камергере Монсе.

Пётр, узнав из доноса об измене жены, был взбешён. Екатерина уже объявлена Императрицей Всероссийской, пути назад нет. Доносителя «вычислили» и взяли в тайную канцелярию. Под пыткой тот оговорил и нескольких других лиц, «интимно близких» царице. Петру раскрылась вся ошеломляющая подоплёка цепи измен. И не только с Монсом. Надо заметить, что следствие велось в тайне. В строжайшей тайне государыня и Монс ничего не подозревали и продолжали отношения. 9 ноября 1724 года прямо со следствия Пётр отправился во дворец. Он поужинал, мило поболтал с супругой. Побеседовал невзначай и с приглашённым Монсом. На камергере лежала масса обязанностей. О них и говорили. Ничто не выдавало внутреннего напряжения Петра, не предвещало грозы. «Который час?» – вдруг обратился он к супруге. Та посмотрела на свои часы – подарок Петра из Дрездена: «Девять часов». И тут Пётр вдруг резко вырвал из её рук часы, покрутил стрелку и грозно объявил: «Ошибаетесь. Двенадцать часов. И всем пора идти спать». Все тотчас в смятении разошлись. Через несколько минут Монс был арестован у себя в комнате. На следующий день поутру его ввели в государеву канцелярию. Пётр, заваленный ворохом бумаг, взятых у Монса при обыске, поднял голову и посмотрел на арестанта. И в этом чёрном от горя и гнева взгляде было столько жестокости и жажды мести, что Монс затрясся всем телом и, лишившись сознания, упал.

Государь сам занялся расследованием. Только теперь он ясно понял, чью подчас волю выполнял, потворствуя жене. По её указке он кого-то повышал в должностях, кому-то дарил поместья, кого-то карал, кого-то миловал.

Вскоре Монсу было предъявлено «обвинение во взяточничестве». Верховный суд постановил: «Учинить ему, Вильяму Монсу смертную казнь…» Пётр тотчас утвердил приговор суда. И Монса обезглавили. Но месть Петра заключалась и в том, что он повёз Екатерину смотреть на отрубленную голову её любовника. Историки пишут: «Ничем не выдала своего потрясения государыня, когда они медленно проезжали мимо эшафота». Пётр, не спуская глаз, следил за ней. Но даже ресницы не дрогнули на её бледном красивом лице. Отношения супругов были безвозвратно подорваны. Ледяным отчуждением теперь веяло от Петра. Он не желал её видеть. Все доверенные лица императрицы были удалены от двора. Впал в немилость и Меншиков. Екатерина озлобилась, затаилась. И вскоре грянула болезнь дотоле вполне здорового государя.

Одна из версий историков утверждает причастность Екатерины и Меншикова к отравлению Петра. Но мы не касаемся этой версии.

Государь Император Всея Руси Пётр Великий умирал в страшных «желудочных» муках. Крики и стоны его раздавались по всему дворцу. Жена не подходила к нему. Незадолго до кончины, когда боль на минуту утихла, Пётр пришёл в себя и выразил желание срочно что-то написать. Однако отяжелевшая его рука с трудом смогла вывести едва понятные буквы: «Отдайте всё…». Заметив, что пишет неясно, он, набравшись сил, крикнул, чтоб позвали его любимую дочь Анну. Но пока за ней бегали, он впал в беспамятство и уже более не пришёл в сознание. Так и осталось загадкой, кому Пётр I намеревался отдать всё, в том числе и трон.

После смерти государя все сенаторы и сановники пришли к тайному согласию: возвести на престол внука Петра I, малолетнего Петра, сына некогда казнённого великого князя Алексея Петровича. На другой день чуть свет, прежде, нежели в императорский дворец прибыл князь Меншиков, сенаторы собрались в тронном зале. Все люто ненавидели Меншикова и холодно смотрели на царицу. У дверей была поставлена стража. Меншикова, когда тот прибыл во дворец, в зал не пустили. Тогда он срочно приказал привести роту вооружённых гвардейцев и отправился с ними во дворец. Разоружив охрану, он выломал дверь в зал, где заседали сенаторы и генералы, и совершенно спокойным голосом объявил, что императрицею и законною русскою государыней остаётся на престоле Екатерина Алексеевна, отныне Екатерина I. Под ружьями никто не смог ни пикнуть, ни воспротивиться.

Однако царствование сильно пьющей к тому времени Екатерины I было недолгим. Поначалу меж балами и пышными трапезами она стала даже вникать в некоторые дела и порой довольно сносно вела их. Впрочем, за действиями этими постоянно чувствовалась рука и воля Меншикова, издавна её любящего и, возможно, ею любимого. Но между ними легла смерть.

Из последних дел Екатерины, умершей в 1727 году (похоже, от цирроза), отметим главное, что сделало честь её имени. Умирая, Екатерина I завещала российский трон не дочерям своим, а внуку Петра и Евдокии Лопухиной – великому юному князю Петру II. Это было её последним решением.

С. Куняев, И. Ракша и певица Л. Нам