Читать книгу Девочка плачет… - Ирина Рикас - Страница 8

Дом, в котором стала жить Орнела с мужем, стоял на возвышении, у поворота вьющегося над обрывом серпантина дороги, и смотрел кружевными окнами на блестевшее вдали море. Дом невелик, но весь выкрашен свежей краской, обставлен новой мебелью – отец Фантино постарался для новобрачных.

В доме было все, до самых мелких мелочей. Орнеле даже не пришлось взять приданое, приготовленное для нее бабушкой.

– Не сердись, бабузя, наживем дом побольше, все заберу, – смущенно смеялась Орнела. Ей было неловко и грустно не взять бабушкино, но и рассердить свекра она боялась. И ей все казалось, что дом чужой, временный – не было в нем ничего из ее жизни, ничего, что она могла бы назвать своим. Но это она прятала глубоко в сердце, не показывала никому.

Зато уж напоказ – как она гордилась! Она – сеньора, хозяйка дома! Приходили на чашку кофе подруги, завистливо оглядывали каждый уголок. Каким легким взмахом руки она стелила на стол кружевные новенькие салфетки, как привычно наливала из посеребрённого кофейника кофе в прозрачные, тоненькие, как яичная скорлупа, золоченые фарфоровые чашечки – будто других и не видела в жизни.

Особенно любила Орнела, когда приходила Мирабела, Белуча – с раннего детства лучшая ее подруга. Красавица Бе-луча, счастливица Белуча, у которой было так много платьев, что она, не задумываясь, отдавала Орнеле те, что уже надевала два-три раза; у которой был собственный автомобиль, которая могла сама решать, учиться ли ей, и где учиться.

Мирабела радовалась за подругу:

– Нелита, солнце мое, как красиво в твоем доме. Какой модный торшер, проигрыватель! И сколько пластинок! Какой лакированный стол! И какой миленький у тебя муж! Вот уж красавчиков нарожаете. Смотри же, первенца я буду крестить! Будет у меня крестный сыночек!

– Обещаю, Белуча, готовь подарки крестнику, – улыбалась Орнела и сердце ее замирало.

Промелькнули первые медовые недели, Орнела стала маяться тошнотой. Лицо отекло, руки и ноги ослабли, хотелось спать, спать – и ничего больше. Она старалась не поддаваться: вставала, готовила, подавала мужу завтрак, свежевыглаженную сорочку, начищенные туфли. Он трепал ее по волосам, улыбался:

– Ничего, Нелуча, все пройдет, потерпи! – И уходил до вечера. Она падала в постель, как подкошенная, хотела только одного: чтобы он не пришел слишком рано. Так прошло два месяца.

Орнела стала замечать, что муж приходит домой все позже. Она уже справилась со своими слабостями, чувствовала себя лучше, вовсе хорошо, вроде и не было в ней младенца. Только располнела немного, но зато лицо налилось светом, глаза засияли изнутри, как будто там, в глубине ее, горел волшебный фонарик. А что же Фантино? Все то же: потреплет утром мягкой ладонью косы, поцелует в лоб, как падре в церкви, и уходит, и нет его до полуночи.

– Фантино, сладкий, приходи сегодня пораньше, гулять пойдем.

– Что ты, дорогая, тебе вредно. Ложись, не жди меня. Я задержусь в магазине.

И Орнела остается одна на целый день. В тоске бродит по дому, в который раз перебирает детское приданое – богатое, из лучшего в Генуе магазина, – свекром купленное. Потом пойдет в кухню, где хозяйничает у плиты толстая Сандра, тоже присланная доном Камбиазо помогать Орнеле, пока она беременна. Скучно сидеть одной дома. Хорошо, если заедет Белуча, похвастает модными нарядами, расскажет школьные новости.

Белуча заезжала не часто, только по пятницам. Она ездила на своем стареньком «Фиате» лихо, уверенно – но пока только по деревенским дорогам; на большое шоссе, извилистое и все унизанное тоннелями, не выезжала. «Фиат» достался ей от старшего брата, Марио, а тому – от отца.

Марио, как только смог скопить на свою мечту – мотоцикл, так больше и не подходил к машине. «Фиат» долго ржавел под старой оливой за домом. Мирабела упрашивала отца отдать машину ей и, наконец, тот уступил, как всегда уступал просьбам любимой дочки. Он сам свозил машину в мастерскую, где ее подремонтировали и покрасили. Документа на вождение у Мирабелы еще не было – слишком молода. Отец не велел ей выезжать на большую дорогу.

Однажды Орнела попросила подругу:

– Белуча, прокати меня по деревне, так устала дома сидеть.

Бела – с радостью. Орнела села рядом с подругой, поерзала, устраивая потяжелевшее тело, стала приоткрывать окошко и, когда крутила ручку, глянула вниз. Не случайно глянула, что-то блеснуло там, внизу, в узеньком оттопыренном кармашке на внутренней стороне дверцы. Резинка старая, растянулась, вот кармашек и оттопырился. Орнела пальцем еще оттянула резинку, приоткрыла кармашек пошире и увидела там, на дне, золоченую зажигалку.

Орнела сразу узнала зажигалку. Ее подарили Фантино друзья, когда веселились на мальчишнике перед свадьбой. Дорогая зажигалка: он хвастал, что ни у кого такой нет. Орнела прикрыла рукой кармашек, ничего не спросила, только задумалась. Белуча трещала, рассказывала что-то. Орнела кивала, подавала голос: «Ну-ну… а он… а она?..» – и думала о своем.

Это было в пятницу, а в следующий понедельник Орне-ла заглянула в кухню, спросила Сандру:

– Сандрина, дорогая, пойду пройдусь, что-нибудь купить?

– Что ты, Нелита, отдыхай, все привезли с рынка.

– А оливок вяленых привезли?

– Не заказывали…

– Так я пройду до лавки сеньора Даниэле. Страсть, как вяленых хочу.

– Ну что ж, детка, иди, только осторожно. А может, подождешь? Я как управлюсь – провожу тебя.

– Сандрина, я не фарфоровая. Сама-то, небось, работала, когда своих носила?

– И верно, детка, иди, чего сиднем сидеть да дрожать, всего бояться. Пресвятая наша Сеньора тебя не оставит. Я не дрожала, да и надо мной никто не дрожал.

Орнела подгадала как раз к концу школьных занятий. Подошла к школе со стороны переулка, где буйно цветущие ветви бугенвиллей падают каскадом, до земли укрывают школьный забор. Между забором и густо свисающими гроздьями малиновых цветов образовалось пространство: там у школьниц была тайная беседка. Девчонки прятались в ней в перерывах между уроками: болтали, сидя на старых ящиках, хвастались обновками и, бывало, пробовали курить.

В этом переулке Белуча, когда была в школе, всегда оставляла свой «Фиат». Он и сейчас стоял здесь, приткнутый к обочине. Орнела забралась под куст, вглубь, так, что с улицы ее не было видно. Сквозь гроздья цветов она увидела, как стали выбегать из школьных ворот малыши, как некоторые садились в машины к приехавшим за ними мамашам, другие стайками расходились в разные стороны.

Орнела ждала. Стоять было тесно, душно, приходилось пригибаться. Заныли ноги, спина. Она нашла у забора дощатый ящик, села на него, немного развела пальцами ветки, чтобы было виднее. В конце переулка показался мужчина. Орнела отодвинулась глубже в заросли, затаилась. Вот он подошел ближе. Фантино? Да, Фантино! У нее забилось сердце, стало страшно. Что, как он ее здесь увидит?! Она смотрела, почти не дыша, ждала…

Наконец, из школьных ворот вышла Мирабела. Одна, последней вышла. Ждала, когда все разойдутся? Подошла к своей машине. Фантино пошел ей навстречу. Орнела увидела, как он обнял Белу, поцеловал в висок. Прямо на улице! Орнела почувствовала, как сердце ее ослабло. Подкатила тошнота. Она вдохнула глубоко раз, другой – справилась с собой. Смотрела сквозь листья. Они сели в машину. Было видно, как они потянулись друг к другу. «Целуются!» – прошептала одними губами Орнела.

Машина поехала. Орнела еще посидела в своем укрытии, стараясь отдышаться. «Сейчас об этом не буду думать, – мелькнула почему-то в сознании присказка ее любимой книжной героини. – Потом, потом. Сейчас не буду». Она осторожно вылезла, быстро пошла прочь от школы. Вышла на большую улицу, там пошла медленно, прогуливаясь, с легкой мечтательной улыбкой: все у нее лучше всех.

Она вошла в лавку, поболтала с сеньором Даниэле, хозяином: «…какая чудная погода, давно не гуляла, не могу надышаться, не хочется возвращаться домой, но надо, Сандра будет волноваться…». Купила оливок. Пошла медленно, гуляя, домой.

У дома Орнела развязала кокетливый бантик из соломенного жгута, сняла вощеную бумагу, закрывавшую банку с оливками, выбросила в кусты добрую треть содержимого банки и скомканную бумагу. Вошла в кухню, поставила банку на стол:

– Вот, Сандрина, немного еще осталось.

– Сумасшедшая, – засмеялась Сандра, – разве можно столько соленого!

– Теперь пить хочу. Обедать не буду. – Орнела взяла кувшин с домашним лимонадом, пошла к себе, заперлась, до ужина уже не выходила.

В пятницу приехала Мирабела, привезла гостинцев: свежей моцареллы, плавающей в литровом стеклянном бочонке с обтянутым марлей горлышком, сладкого хлеба с цукатами и миндалем, сваренных в меду апельсиновых ломтиков с корочкой. Орнела расцеловала подругу, усадила за стол, дала новую кружевную салфетку:

– Перетри чашки, Белуча, а я пойду, кофейник поставлю. Попируем с тобой!

Она вышла через кухню на подъездную дорожку, где стоял «Фиат» Мирабелы. Гаечный ключ она запасла заранее: он ждал, подсунутый под горшок с петуниями. Она быстро повернула гайки несколько раз, не до конца, так, чтобы не сразу отвалились…

Фантино пришел домой после работы раньше обычного, бледный, тусклый.

– Фантино, сладкий, что с тобой, тебе нездоровится? – спросила Орнела заботливо, перебирая пальцами его волосы, заглядывая в глаза.

– Нелуча, ты еще не знаешь? – Он отстранил ее руку, спрятал глаза. – Бела разбилась! Машину занесло на повороте. Она свалилась с обрыва.

– Как! – ахнула Орнела и заплакала. Непритворно заплакала. Как жалко было подругу! Она у нее одна была. А теперь уже не будет. Да, Орнела решила: никогда у нее подруг не будет. Горько было Орнеле.