Читать книгу Ведьмин корень - Ирина Владимировна Скидневская - Страница 4

1

Всё переменилось после ночи, когда похитили ребёнка и Антея с Куражом вызвали на поиски. Сначала сын поинтересовался, где её серебряное кольцо с сердоликом, просил надеть и не снимать, потом появились иголки, воткнутые в косяки, разложенные повсюду кисти сушёной рябины и зубчики чеснока. За зеркалами торчали пучки чертополоха, а из её фотографии и осиновой коры Антей смастерил оберег и сунул ей под подушку. И пшено, везде пшено: каша из пшена, пшено во дворе, под порогом, в собачьей будке, пшено в её обуви, в сумке, в шкафу. Нита терпела из последних сил. Сама виновата. Однажды рассказала ему, что бабушка перед свадьбой насыпала ей в туфли пшена: вдруг среди гостей окажется ведьма, тогда она не сможет ей навредить, пока не пересчитает пшено до последнего зёрнышка…

– Мама, у нас мало пшена, очень мало пшена. – Антей выбирал чёрные зёрнышки из жёлтой крупы, рассыпанной на столе.

– У нас его достаточно, Антей. На ведро каши хватит.

– Мало! Иди, мама, в лавку и купи ещё пшена. Из собаки твоей суп сварит, из шкуры шапку сошьёт. Надо нам больше пшена, больше пшена.

Нита, хлопотавшая у плиты, замерла.

– Что?

– Ещё, ещё, ещё!

– Что ты сказал про собаку?!

Антей крепко зажмурился.

– Ничего. Ничего не сказал! Нам надо…

– Хватит! Пожалуйста, прекрати… Что ты видел той ночью? Скажи мне правду, сынок… посмотри на меня!

– Я смотрю, мама, смотрю на тебя. – Но он снова склонился над столом. – Нам надо больше пшена… больше пшена…

Бедный мой мальчик, думала Нита, кто тебя так напугал?

…Бабар не сомневался, что от мальчишки и его псины не будет пользы. Информаторы – вот реальная сила. За тридцать лет службы в отделе розыска пропавших он привык полагаться только на них. Список незаконных дел, которыми занимались в предместьях, был довольно обширен, всегда было кого и за что прижать, неважно, за торговлю травкой, домашнее насилие или тщательно оберегаемый личный секрет. Взамен Бабар получал необходимые сведения. Они гарантировали хорошие показатели раскрываемости, которые могли быть и выше, потому что Бабар знал почти наверняка, что случилось с каждым, исчезнувшим в Северном округе. Но с полученной информацией приходилось обращаться осторожно, чтобы по глупости не ступить на территорию, принадлежащую влиятельным лицам. Так что часть сведений приходилось утаивать.

Людей он не любил, его неимоверно раздражала их глупость. Однако он научился пропускать её мимо себя, вовремя отключаться, когда что-то могло довести до срыва. В молодости такое случилось дважды: вспышка гнева и поножовщина – он едва не погубил себя. Но теперь он всегда шёл к цели с минимумом приложенных сил, просчитав самый короткий приемлемый путь, и не останавливался ни перед чем, чтобы пройти его до конца. Волевое, словно вырубленное топором лицо, холодный взгляд, который он никогда не отводил в сторону, и какое-то особенное немногословие, когда слова отмерялись тщательно, будто их было жаль тратить, – все эти признаки выдавали в нём силу, которая, встретив противодействие, могла легко уничтожить, смести любого, кто был слабее.

…Два похищения! Котт, начальник отделения, попеременно то грозил разжаловать, то улещивал, обещая в случае успеха – любого мало-мальски полезного выхлопа – выделить премию из городского фонда. А у Бабара ни зацепки. Он впервые усомнился в действенности своей тактики: как ни старался выведать имена похитителей, всюду натыкался на угрюмое молчание, подпитываемое всеобщим страхом. Проговорилась, правда, одна старуха, которую Бабар шантажировал проделками её вороватой внучки: пропали не двое детей, а больше, десять, а может, все двадцать. «Двадцать? А ты не рехнулась ли?!» Рассвирепевший Бабар схватил её за ворот платья, но вытряс лишь душу: хитрая старуха знала, что срок её жизни истёк, и успела отбыть на небеса. Конечно, Бабар ей не поверил. А если бы и поверил, всё равно не стал бы землю рыть без приказа начальства. Искать неприятности не в его правилах, его цель – продержаться до пенсии и уйти с почётом.

Идея привлечь к поискам собаку, да ещё в сопровождении мальчишки-идиота, выглядела наивной, но её выдвинул не кто-нибудь, а брат Хозяйки, Ричард Горн, а это многое значит. Так что не высовывайся, Бабар.

Всех в отделении заранее познакомили с Комаром и его псиной, проинструктировали, как себя вести в случае нового инцидента, и вот ирония судьбы: именно в его дежурство произошло очередное похищение. Бабар крепко задумался. Раз уж на него свалилось это испытание – возглавить группу с собакой, он будет предельно внимателен (настороже), проявит сдержанность (никакой инициативы), продемонстрирует уважение (по возможности, проигнорирует самые дикие выходки мальчишки). Ему просто нужно как-то пережить эту ночь.

…Тусклые лампочки на фонарных столбах горели через одну, на небе ни звезды. Чтобы осветить улицу, в домах распахнули ставни и зажгли свет. Объединившись, мужчины обыскивали дворы. Женщины в накинутых на плечи шалях бродили от столба к столбу и шёпотом переговаривались, дрожа от холода. Все боялись, что несчастье, постигшее их соседей, случится и с ними.

Прибывшее на место спецподразделение прочёсывало окрестности, розыскная группа занялась опросами соседей. Свидетелей, как всегда, не было, мать от горя была невменяемой. От её криков, доносившихся из окна квартиры на первом этаже, у Бабара разболелась голова, а отойти подальше он не мог: Комар, экипированный в резиновые сапоги и широченный непромокаемый плащ, стоял возле подъезда и ждал, когда вынесут вещи ребёнка. Здоровенный пёс смирно сидел у его ног на поводке, не доставляя лишних хлопот. Удивительно, как мальчишка его выдрессировал, пёс ни разу не гавкнул, не метнулся в сторону по своим собачьим делам. Невиданный зверь – умный, послушный. Не кошка. Бабар ходил вокруг, на всякий случай отгоняя от пса зевак. Мало ли, столько скрытых психов кругом, пырнут ножом на почве неприязни к собакам, а ты потом отвечай. Но люди не расходились, и понемногу вокруг группы с собакой образовалось плотное кольцо.

Наконец вынесли пластиковый пакет с вещами.

– Чем ещё помочь, Антей? – спросил высоченный худой коллега Бабара по фамилии Зуб.

– Да чем? Не мешать… Не мешать, не мешать… Следы совсем затоптали… вот плохо… Тут и так грязь… Сколько ему было?

– Что значит было? А вы здесь для чего? Ищите! – раздались в толпе возмущённые крики.

Меньше года, вот сколько, и, по правде сказать, Бабар мысленно согласился с этим было, ведь похищенных ранее детей так и не нашли. Но Комар, конечно, употребил слово без всякого умысла, он вообще бездумно говорил всё, что в башку упало, и сейчас двинул речь, задыхаясь от возбуждения и нелепо размахивая руками:

– Мы будем искать… будем искать… Но он такой маленький… Он создал нам проблему, потому что маленький… Маленькие сами не могут идти… не умеют… не умеют они, не умеют, не умеют… Вдруг его где-нибудь уронят или поставят на ноги… поставят, чтобы передохнуть? Вот это будет хорошо… Так у нас появятся следы, а собака почует, и мы пойдём по следам… побежим по следам… по следам… по следам…

В носу блестит, негнущийся плащ колоколом до земли, на крошечной голове лыжная шапка с помпоном – гном да и только. Молчал бы лучше. А то с каждым словом настраивал людей против себя. Толпа гудела, волновалась. Бабар вовремя вмешался:

– Граждане! Не мешайте работать! Расходимся по домам! Задерживаете!

Люди разошлись, но ещё долго в тёмных окнах маячили бледные лица. Зуб вернулся в дом, а мальчишка распустил намотанный вокруг кисти поводок на максимальную длину, давая собаке больше свободы. Пёс обнюхал детскую рубашонку и, пригнув голову к самой земле, принялся сосредоточенно петлять от подворотни к подворотне. Бабар сопровождал их. Время от времени этот Антей-Мантей подсовывал псу пакет, чтобы тот мог освежить в памяти запах.

Куража тянуло вправо, к окраине предместий, но всякий раз, пройдя длинную улицу до конца, они возвращались к дому похищенного ребёнка. Это заевшее действие нагоняло тоску не только на Бабара, через час всем стало ясно, что нюхательный эксперимент с треском провалился.

– Слышь, приятель, может, отпустим наших? – сказал Бабар. – Сколько можно туда-сюда?

– Пусть едут… А мы ещё походим, ладно?

Бабар вернулся к машине, где стояли несколько автоматчиков во главе с коттом. Они переговорили, и группа уехала, пообещав, что машина вернётся в течение часа.

Мглистая весенняя ночь всё настойчивее забиралась ледяными пальцами под куртку. Бабар ёжился и терял терпение.

– Хватит, парень, – выждав, сказал он. – Ничего мы тут не найдём. Пора возвращаться, сейчас придёт машина и отвезёт тебя домой.

– А ты?

– Мне ещё в отделение. Моя смена продолжается.

– Давай, в последний раз – до конца улицы? А потом вернёмся.

Мальчишка просил, а не требовал, и Бабар проявил великодушие. Ещё пять минут, и всё кончится.

Снова пробежав улицу насквозь, они неожиданно двинулись дальше через пустырь и оказались у торчавших из земли каменных глыб. Здесь начинался спуск к заросшим осокой непролазным речным берегам, здесь, на границе света, жилья и – гиблой тьмы, случилось невероятное. Пёс взял след.

Ничто не предвещало катастрофы. Бабар стоял и глядел по сторонам, пока Комар возился с резиновыми сапогами. Вроде бы чистил подошвы, а потом вдруг закричал, словно кого заметил:

– Там, Бабар, там!

И рванул с места в противоположную от реки сторону, в овражистые тёмные поля, понёсся, гадёныш, в одной руке поводок, в другой включённый фонарик.

Всё случилось слишком неожиданно.

– Что там?! – заорал Бабар, выхватывая из кобуры оружие. – Кого видишь?!

Обещанная премия на мгновение помрачила его разум. Конечно, надо было думать головой, а не карманом, остановиться, отпустить мальчишку с собакой – пусть бегут! Но ему примечталось, что они вот-вот настигнут похитителей, и он нырнул вслед за мальчишкой в полосу разрежённого тумана.

В самом деле… как было бы кстати изловить похитителя… За премией последует отгул, который начальник не посмеет не дать за сегодняшние мучения, а потом будет натопленная банька у одной вдовы, с пивком, с рыбкой… Столько удовольствий сразу… Хорошо! Но слишком рано Бабар расслабился. Они бежали и бежали, никого не настигая, – по следам, по следам, по следам. Туман уплотнился, под ногами зачавкала вода, пошли кочки; захлопав крыльями, шарахнулась в сторону разбуженная цапля, и до Бабара дошло: проклятый пёс завёл их в старые болота.

– Подожди! Стой! – задыхаясь, закричал он, но те двое, впереди, не слышали.

Прозрение наступило слишком поздно. Ни зги вокруг не видно, фонарик Бабара разрядился, он с раздражением отшвырнул его на бегу, и теперь перед ним мелькал только сноп света от фонаря мальчишки да его серый плащ.

Проклиная всех богов, каких знал, грузный Бабар бежал по одному псу ведомой тропинке среди покрытых ряской чёрных трясин. Он еле поспевал, боялся отстать и завязнуть в болоте или, что хуже всего, нарваться в этой адовой тьме на похитителей. У засады, как известно, всегда преимущество.

Наконец мальчишка в изнеможении остановился и согнулся, уперев руки в колени, чтобы восстановить дыхание. Бабар мешком повалился на мокрую траву и отключился, а когда пришёл в себя, рядом, вывалив язык, лежал пёс. Мальчишка неподалёку размахивал фонарём, разрезая жёлтыми росчерками волглую тьму. Словно в ответ, хмурые небеса выпустили из плена ущербную луну, пролившую бледный свет на пролесок с чахлыми осинками.

Тихо, как в могиле, подумал Бабар. Он с трудом сел. Пальцы правой руки свело, он еле разжал их, засовывая пистолет в кобуру. Хорошо, хоть не потерял…

– Эй, напарничек, подь сюда… Где мы?

– Не знаю…

Мальчишка подошёл и присел на корточки, Бабар грубо схватил его за локоть. От неожиданности тот дёрнулся и слегка струхнул, увидев перекошенное лицо Бабара.

– Ты чего? Больно же!

Пёс с рычанием вскочил на ноги, и Бабар выпустил мальчишкину руку.

– Ну? Кого видел?

– Никого…

– Как… никого?! – От потрясения Бабар начал задыхаться: – Ах, ты ж… Ах… А чего орал?!

– Радовался, что на след напали…

Радовался… Кажется, Бабар даже всхлипнул.

– Как мы отсюда выберемся, умник? Завести завёл, а как назад?!

– Кураж выведет… по нашим следам…

– Какие, дрит твою, следы?! Вода везде! Ночь!

– У меня специальные подошвы… пахучие… Вставай, торопиться надо…

– Куда гонишь? Дай отдышаться…

Но от сердца отлегло. Вот почему гном возился с сапогами…

Он хотел сказать, что нужно возвращаться, но мальчишка уже схватил поводок, и они с псом побежали дальше, выписывая зигзаги между осин. Только что Бабар думал, что не сможет подняться без посторонней помощи, а тут словно неведомая сила подкинула его с земли.

…Теперь пёс бежал медленнее, хотя следа не потерял. Мальчишка шёл быстрым шагом, но притормаживал, видя, как Бабару тяжело. Спасибо, не бросает, думал Бабар, растерявший по дороге половину своей злости, – не до того, когда речь идёт о выживании…

Он не знал, сколько часов они шли, казалось, целую вечность, но вскоре после третьего привала пёс вывел их к глубокому оврагу.

– Выключи фонарь… – шёпотом приказал еле живой Бабар.

Они подошли к самому краю. В чёрной овражьей пасти торчали обломанные стволы деревьев. Мальчишка заметно робел. У Бабара сердце тяжело ухало в груди при мысли, что придётся спуститься в эту страшную яму, где полно змеиных гнёзд под корягами и прочих смертельных ловушек. Было здесь жутко и безжизненно. Ни одна птица не вспорхнула, даже пёс попятился, тихо заскулив. Ночь постепенно бледнела, открывая взору брошенное селение за оврагом: полуразвалившиеся дома, столбы с паутиной оборванных проводов… И над всем этим – клочки тумана и глухое безмолвие.

– Узнаёшь места? – оцепенев, спросил Бабар.

– Я? Я здесь ни разу… не был… никогда…

– Не был, но слыхал. Это Ведьмин овраг.

– Да? – едва слышно произнес мальчишка.

– Видишь ту деревню? Когда-то завелась здесь ведьма и всех в деревне извела. Слышь? Я тут кое-что приметил… Только не маши руками, не зацепи… – Бабар показал глазами на куст орешника.

Мальчишка отшатнулся, увидев на ветке, на уровне глаз, утыканную чёрными перьями петлю.

– Что это?!

– Ведьмин знак: дальше идти запрещено… – Бабар тяжело дышал. – Слушай меня, парень… слушай внимательно… Ждёт нас в этом овраге лютая смерть, такая, что и врагу не пожелаешь… Перейдём границу, и нам конец… Уходить надо… Быстрее…

Будто понимая, о чём они говорят, пёс сидел смирно, прижав уши к голове. А мальчишка, прыщ мелкий, не унимался, хотя сам, небось, в штаны напустил. У Бабара вон и то ноги сделались ватными.

– Ты же этот… Защитник! Забыл?

– Помню. – Бабар отвечал сдержанно, ведь от этого сейчас зависела его жизнь. – Просто не первый год служу, у меня нюх на неприятности острей, чем у твоей собаки… Вечером на смену идти, а я места себе не нахожу… И, как назло, подменить некому… И видишь, как оно вышло, куда мы с тобой забрели…

Пацан разозлился. Губы трясутся, а туда же:

– Я понял! Ты хочешь спрятаться за чужими спинами! Чтобы другие боролись, а не ты! Мы зачем сюда пришли? Кто ребёнка будет спасать?!

Стиснув зубы, Бабар покачал головой.

– Да тише ты, не ори… Время упущено, мальцу уже не помочь… Поздно… А вот себя поберечь ещё можем… Скажем, след в поле потеряли… в другой стороне, у реки…

– А потом? Будем с этим жить?

– Ты уж сам выбирай, жить тебе или не жить, а я не пойду дальше, баста! Не собираюсь тут по глупости умирать. Даже костей наших не сыщут. Ты хоть понимаешь, на что мы налетели?! – содрогаясь, страшным шёпотом говорил Бабар. – Это ведьма! И у неё такая силища, что она в открытую таскает детей для своих ритуалов, никого не боится… Двадцать детей украла и не попалась!

– Сколько? – ужаснулся пацан.

А ведь это похоже на правду, слишком все боятся, думал Бабар, покрываясь липким потом. Не врала старуха. И как он, дурак, сразу не понял? Только ведьма может так напугать. И ей не страшны замки и запоры, она пройдёт в любую дверь…

Он не мог развернуться и уйти через болото, он полностью зависел от мальчишки и треклятого пса. И ещё он так устал, что плохо соображал; ум, которым он так гордился, подводил его в самую критическую минуту. Что получается? С ведьмой он воевать не станет. Если пацан расскажет в отделении, что они отступили, ему ничего не будет, а Бабара заклеймят как труса и с позором выгонят, а значит, и пенсии не видать. Пристрелить бы обоих… Нет, шуметь нельзя, да и без собаки с болот не выбраться. Если мальчишку придушить – подстраховаться – пёс в горло вцепится… Вот он попал… вот попал… Бабару хотелось заскулить по-собачьи, завыть, пожаловаться луне на свою глупость.

– А давай, дождёмся рассвета, Бабар? На свету не так страшно. Поплюём, фигу ей покажем. Может, сдюжим? И оружие у тебя есть…

– Фигу, оружие… Ты что, совсем больной?! Её весь город боится! – Бабар говорил убедительно, потому что сам боялся. – Вот что, Антей. Мы сейчас уйдём и забудем про наше ночное путешествие.

– Как это?!

– Как будто нам приснился дурной сон, кошмар, вот как. А сон – его надо просто забыть. Так всегда делают. Ничего этого, – Бабар кивнул на овраг, полный зловещих теней, – не было. Вернёмся – не привлекай внимания, а то знаешь, что будет? Вякнешь про неё – она обязательно услышит и не просто убьёт, а сперва помучает: из собаки твоей суп сварит, из шкуры шапку сошьёт. И тебе во двор подбросит. Хочешь этого? Твоя мать тоже с тобой живёт?

Мальчишка в ужасе зажмурился, замахал на Бабара руками.

– И не вздумай ляпнуть про свои пахучие следы. Запомни: мы совсем в другой стороне были… развиднелось – вернулись полями.

Бабар отошёл подальше от края и стоял, озираясь. Комар недолго оставался один на один с чёрным оврагом. Он поднял собаку и присоединился к Бабару.

Как они шли обратно, Бабар почти не помнил, это был ад – всё болит, не хватает воздуха, но ты ещё не умер, и волочишь ноги, лишь бы выйти из гнилого болота.

2

Бабар сказал: веди себя как ни в чём не бывало, чем естественнее, тем лучше. Не получалось. Чтобы защитить своих, много чего требовалось, а за таким товаром в обычную лавку не сходишь, надо к знахаркам, так что тайком всё не купишь. Хорошо, что покупателей было много и Антей не выглядел белой вороной, выбирая чертополох, сушёную рябину и сломанную косу. Не суетись, не выдай нас ничем, ни взглядом, ни словом… особенно словом, сказал напоследок Бабар, когда они под утро наконец добрались до ближайшего поста в предместье. Лицо него было серым, взгляд ненавидящим.

Однажды, возвращаясь из магазина, Антей увидел впереди, на другой стороне улицы, забирающей в горку, знакомую худую фигуру в шляпе и с тростью. Господин Горн! Это он пригласил Антея участвовать в расследовании похищений.

Антей очень обрадовался. Первым побуждением было закричать во всё горло:

– Эй, эй, подождите, я здесь! – А потом броситься вперёд, догнать и долго и энергично трясти руку, которую господин Горн всегда подавал ему, как равному, и рассказывать, захлёбываясь от избытка чувств, как после витаминок помолодел Кураж…

Что-то удержало Антея, какая-то непонятная тяжесть. Тяжесть в ногах, на душе. Его будто внезапно прибило к земле. Он стоял и наблюдал, вытянув шею.

Оказавшись возле дома Антея, который сам же для него выбрал, господин Горн чуть замедлил шаг. У Антея замерло сердце. Остановится? Постучит тяжёлой тростью в дверь? Пожалуйста, пожалуйста… Но господин Горн прошёл мимо, так и не повернув головы… не повернув головы… Потому что с трусами не о чем разговаривать.

Антей добрёл до дома, бессознательно скормил Куражу купленный на ужин батон колбасы. А потом лёг на диван, сжавшись в комок, и лежал так до вечера, пока из гостей не пришла мать.

Назавтра, когда Антей опять покупал в бакалейной лавке пшено, ему на плечо опустилась чья-то тяжёлая рука. Антей вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, обомлел. Бабар! В чёрной полицейской форме и хмурый как туча…

– Поговорить надо.

– Не хочу с тобой говорить, Бабар… – пробормотал Антей, торопливо складывая в сумку пакеты с пшеном.

– Серьёзно закупился. Кашу, что ль, любишь?

– Не хочу с тобой говорить…

Протирая прилавок, пожилой продавец незаметно прислушивался к их разговору.

– Слышь? – сказал Бабар. – Дыру протрёшь.

Продавец тут же исчез в подсобке.

– Как живёшь?

– Не хочу говорить…

– Тяжело мне, парень, – как-то слишком по-человечески пожаловался Бабар, и Антей поднял на него удивлённые глаза. – Две недели как два года тянутся. Не сплю, вздрагиваю от каждого стука. Устал. На работе как на врага смотрят, на допросы таскают. Но у них против нас ничего нет, так что не отобрать им у меня пенсию! Я заслужил, я двадцать шесть лет честно отбарабанил! Пусть выкусят! Главное, чтоб ты молчал, понял? Молчи, и мы прорвёмся.

От этого мы у Антея тисками сдавило грудь. Стащив с прилавка тяжёлую сумку, он поплёлся к выходу.

– Не надорвись. Помочь, что ль?

– Ты уже помог, – прошептал Антей, но Бабар услышал и, больно схватив за плечо, наклонился прямо к лицу, обдавая прокуренным дыханием.

– Смотри, герой, будешь распускать язык – задавлю! Ты на хрена столько пшена накупил, гадёныш? Спалить нас хочешь? Думаешь, все кругом слепые?

Кое-как Антей от него вырвался.

На следующий день, в поздних сумерках он побежал за хлебом. На улице было безлюдно, только возле булочной двое пьяных затеяли перебранку. Если бы не фонарный столб, за который они держались, спор, наверное, продолжился бы на земле.

Антей вышел из булочной с батоном под мышкой и припустил, ёжась на холодном ветру. Помирившиеся спорщики в обнимку брели по улице. Антей обогнал их, и вдруг сзади раздался шум, громкие крики. Он в испуге обернулся.

Несколько мужчин, среди которых были внезапно протрезвевшие пьяные, заламывали руки… Бабару.

Крупный и сильный, Бабар отбивался и выл:

– Пустите, гады, убью!

Его еле скрутили, надели наручники.

– Нож подберите, – сказал кто-то знакомым голосом, и в невысоком парне, который отдавал приказания, Антей узнал Тигреца. – Уводите! Да заткните его уже! Голова трещит от этих воплей.

Антей в нерешительности подошёл к Тигрецу.

– Вот, приятеля твоего взяли с поличным, – отдуваясь, сказал Тигрец и протянул Антею руку.

– Он мне не приятель, – здороваясь, одними губами сказал Антей.

– Это точно. Караулил тут тебя с ножом этот неприятель. Теперь мы его надолго упрячем за покушение на убийство.

– Маме не говорите, – испуганно сказал Антей.

– Понял. В Дуке нет тюрьмы, знаешь, наверное. Осуждённых увозят в Лапник. Так что Бабара здесь больше не будет. Тебе нечего бояться.

Антей и не боялся, ненависть к этому человеку была сильнее любого другого чувства. Он молчал, поражённый не тем, что Бабар собирался его убить, а тем, что Тигрец с полицейскими всё это время продолжали за ними следить. Не забыли, значит, про них, по-прежнему рассчитывают, что Антей с Бабаром выведут их на похитителей… Ему нужно было это обдумать.

– За что он тебя?

– Да он чокнулся, по-моему… на всех злится… и ко мне прилип как репей… Вчера в лавке жаловался, что вы его допросами замучили. Плохо сплю, говорит…

– Ну, в тюрьме выспится. Я тебя провожу, – сказал Тигрец, всматриваясь в растерянное лицо Антея.

– Не надо, я сам… Тут же рядом.

– Как псин?

– Передаёт тебе привет! – деланно-веселым голосом отозвался Антей.

– Привет принят! – улыбнулся Тигрец. – Ну, бывай, брат.

– Ты тоже бывай…