Читать книгу 300 дней и вся оставшаяся жизнь - Ирина Волчок - Страница 12

Как же его все-таки называть? Вполне, между прочим, нормальный мужик, приказ о повышении жалованья Светка ей с утра подсунула – на ознакомление и подписание. Двадцать процентов, как и обещал. Может, у мамы спросить, все-таки русский язык и литература… Да нет, глупости, конечно.

– Вот, Инна Алексеевна, приказ о вашей зарплате. И чем это вы так нашего нового шефа зацепили? – Нотки в Светкином голосе звучали обиженные.

Очень хот елось сказать что-нибудь вроде: «Да тем, что работаю, как лошадь, а не юбки каждую неделю на пять сантиметров подрезаю!» Но реплика настолько отдавала совершенно конкретной Полиной Георгиевной, что Инночка с трудом сдержала смешок:

– Ничего, Светочка, лиха беда начало, какие твои годы! Зато выглядишь замечательно.

Это была чистая правда, Светке было девятнадцать, и вся она была свежая, юная и блестящая. Правда, привычка носить на работу вечерние туалеты утомляла, но сегодня Инночке страсть как хотелось оказаться в Светкином гардеробе, ведь предстоял вечер…

Договорились, что он за ней заедет. Не к подъезду, а к небольшой булочной, с незапамятных времен ютившейся на углу в их доме. Инночка тоскливо инспектировала содержимое шкафа: всю ее сознательную жизнь мама наставляла: покупай дорогие, неброские вещи, коричневые, бежевые, умбра, «топленое молоко», охра, в крайнем случае терракот. Эти цвета отлично сочетаются между собой, хорошо подходят к твоей светлой коже и русо-рыжим волосам. Не носи белое – непрактично, не носи черное – с твоим ростом и комплекцией ты будешь похожа на муравья. Никакого красного, это цвет шлюх и пожарных машин. «И помидоров! – кричала Инночка и лезла к матери ласкаться. – Ты ужасно старомодная педагогиня!» Но материнскому завету всегда следовала, не позволяя себе даже любимое зеленое.

Податься, что ли, к Томке. У нее все шмотки «неправильных» цветов. Глупо как-то. И неудобно… Но выпендриться хотелось. Даже не ради Валентиныча, а ради себя. Нашел же в ней что-то классный (и сопливый… ладно, юный) компьютерщик Генка? Может, не такое уж она и ископаемое?

– Сашка, Шурятина, ты дома?! – заорала на всю квартиру Инночка.

Невнятное «ага» донеслось из комнаты сына.

– Слушай, ребенок…

Сашка был выше своей матери на вполне приличные восемь сантиметров, вполне законно этим гордился и на «ребенка», опять же вполне привычно, поморщился.

– Дай штаны кожаные на прокат, а? Всего на один вечер. Честное слово!

– Ма, они тебе велики будут, они растянулись чуть-чуть. – Голос Сашки ломался давно, но периодически еще соскальзывал в дискант.

– А ты мне поможешь шнуровку на боках подтянуть…

– Ладно. Два вопроса: что ты сверху оденешь…

– Наденешь! – вмешалась в разговор бабушка с порога. – Одеть можно куклу или ребенка.

– Или пугало! – заржал Сашка басом и без паузы продолжил: – И куда ты вообще в таком экстриме собираешься?

– Собираюсь я на деловую встречу, а «одену», как вы изволили выразиться, бабушкин похоронный прикид.

«Похоронным прикидом» в семье величали глухой черный свитер с высоким горлом.

– Что это, интересно, за деловая встреча такая, куда молодая и красивая женщина собирается в кожаных штанах сына и бабушкином похоронном прикиде, а? – вконец обнаглел ребенок.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – рассмеялась Инночка. – Молодость и красота часто мешают женщинам во время деловых встреч.

Так, сапоги на каблучищах (каблучищи мы любим, это потому, что ростом не вышли, метр шестьдесят пять – это вообще несерьезно), короткая черная же кожаная куртка.

– Нуся, ты вырядилась, как гангстер из дешевого боевика. Или как гробовщик. Может, украшение какое-нибудь, брошечку, цепочку?

– Перебьются, – неопределенно возразила Инночка и выдернула из волос шпильки.

Не слишком длинная, но тяжеленная грива хлынула по узким прямым плечам. Вот такая она сегодня загадочная, пусть как хочет, так и понимает.

Она не помнила, какая у него машина, она, собственно, вообще в автомобилях не разбиралась. Что-то низкое, с плывущими, текучими какими-то контурами замигало фарами, потом посигналило. Инночка растерялась, боясь попасть в дурацкую ситуацию: а вдруг это вовсе не Терпилина машина, и ее, Инночку, просто банально «снимает» какой-то идиот? Наконец дверца открылась:

– Ну, что же ты, садись! Если бы я не был в курсе, что ты, как дисциплинированный сотрудник, появишься на этом перекрестке в двадцать ноль-ноль, я бы тоже тебя не узнал. В этом имидже ты – как факел.

– А вы, видимо, Прометей. И сейчас понесете меня людям из общепита. В рамках общечеловеческого прогресса. – Она почему-то сразу переходила, вот уже во второй раз, в разговорах с ним в этот тон постоянной пикировки.

В машине было тепло. И уютно, несмотря на очень низкую посадку. Шеф откровенно рассматривал ее. Инночка решила держать паузу – хотя бы ради разнообразия. Последнее время она часто ловила себя на том, что сначала говорит, а потом думает.

– Нет, меня точно посадят. Без права переписки. Или вообще – в зиндан… – пробормотал Терпила, включая двигатель.

– Это еще почему?

– Не «почему», а «за что». За развращение малолетних подчиненных.

– А ты меня развращаешь? – изумилась она от таких откровенных авансов.

– Ха, с нашей первой встречи!

Уж что-что, а первую встречу она надолго запомнила. Несмотря на настоящую симпатию, появившуюся между ними – неизвестно когда именно, – признаваться в мелком хулиганстве с нанесением телесных повреждений неизвестной науке степени тяжести Инночка не собиралась. Поэтому и молчала героически до самого кабака.

Выбор места встречи ее разочаровал: ресторан был помпезный, с лепниной, где только возможно, с многоярусными желто-зелено-голубыми шторами и скатертями.

– Фу, пошлятина какая, оказывается, – оглядевшись, констатировал он к ее великому облегчению. Вкус у него точно есть, и не только в формате рекламных буклетов.

Еда оказалась под стать интерьеру: разукрашенная не пойми чем до полной неузнаваемости продуктов, абсолютно невкусная и жутко дорогая. Пресловутый брудершафт прошел в официальной обстановке: они, как полные кретины, встали с бокалами и троекратно облобызались, словно два солидных купчины, только что заключивших сделку. Причем свято уверенные в том, что каждый остался в барыше. На них оглядывались.

– Имя-то придумала?

– Давай на людях буду звать тебя просто «шеф». А в конфиденциальной обстановке – Витка.

…В тот вечер они почти не пили, вяло ковырялись вилками в кулинарных изысках и трепались. Трепались оголтело, с удовольствием, то и дело сбиваясь на анекдоты, причем именно такие, какие Инночка любила, – смешные, непошлые и с неожиданным финалом: «Инвентаризация в зоопарке идет третий месяц: змеи – два мотка по сорок метров, карликовые пони – два ведра». «Метро на скаку остановит. Горящую избу пропьет!»

Как-то мимоходом выяснилось, что Витка в армии не служил по причине сильной близорукости, которую ему недавно скорректировали лазером почти до абсолютной единицы, а очки он таскает исключительно по привычке, а иначе кажется, что «лицо у него голое». Дизайнер он профессиональный, а вот в компьютерах – чайник-чайником. Следовала уморительная история двухлетней давности о его попытке скопировать что-то с винчестера на RW, которая, как ни невероятно это звучит, закончилась полной и безоговорочной смертью всей системы, во что не верили самые опытные хакеры, и все уговаривали Витку повторить порядок действий, приведших к абсолютно невозможному результату. Он не хвастался, не рисовался, не производил впечатление павлина, и в то же время не лез в душу. С ним было весело и легко. А еще из вскользь брошенных фраз выходило, что он об Инночке много чего знал: знал, что у ее мамы редкое имя Капитолина и совершенно банальное отчество Ивановна, знал про оболтуса Сашку и, наверное, даже вычислил, чьи на ней кожаные штаны с панковской шнуровкой по бокам от пояса и до самых сапожек. Как ни странно, это совсем не раздражало ее, даже в определенной степени льстило.

Перед самым ее домом он предложил вместе провести воскресный вечер: театр, кино, прогулка, что-нибудь экстраординарное? Как угодно, только не сегодняшний кошмарный «Парадиз». Решено было определиться ближе к делу. Увидимся на работе? Да, до завтра! И никаких попыток поцеловать ее на прощанье, что, честно говоря, добавило еще пару баллов к рейтингу Витки в Инночкиных глазах. Привычная вечерняя процедура (эй, гарсон, что-нибудь из эпистолярного) сегодня казалось какой-то постыдной и ненужной. Почему ей стало неуютно, она так и не решила…