Читать книгу Подсолнух - Ирина Воробей - Страница 2

Выйдя за пределы жилого комплекса, Татьяна оказалась на пустой улице, засаженной тонкими деревцами. В раннее утро прохожие встречались мало. Навстречу по другой стороне шла пожилая женщина с сумкой на колесах. Больше в этом тихом закоулке никого не было. Чуть подальше гудели автомобили, сигналили сирены, издалека доносились скрипящие звуки работающих кранов. В неизвестном для себя направлении девушка двинулась по прямой вперед к шумным улицам и каменным нестройным многоэтажкам.

По широкому проспекту метались во все стороны автомобилисты, мотоциклисты, велосипедисты, скейтеры и роллеры, люди на самокатах, моноколесах и всяких других видах наземного транспорта. По небу летали самолеты, оставляя за собой перистые следы, а по рекам и каналам проплывали катера, гидроциклы и лодки, будоража волнами мутную воду. Субботнее утро здесь выглядело как обычное буднее. На улицы толпами вывалили туристы всех рас и национальностей. Со всех концов улицы слышались разные языки, многие из которых Татьяна не могла распознать.

Последний раз в Москве они с отцом были пять лет назад. Она ездила с ним в небольшую командировку на три дня во время летних каникул. Она мало, что помнила из этой поездки, потому что отец занимался делами. С ней гуляли его друзья, скрипачи. За это короткое время они успели посмотреть только основные достопримечательности. Татьяне ничего не понравилось. Третьяковская галерея была битком набита туристами, из-за чего ни одну картину толком разглядеть не удалось. В очереди в мавзолей стоять пришлось очень долго и в дождь, а удовольствие от осмотра забальзамированного трупа получилось весьма сомнительным. А в историческом музее экскурсию проводила пожилая женщина, которая сама засыпала под монотонный тембр своего голоса.

Теперь у нее было много времени ознакомиться со всеми интересными местами подробнее. Она сама могла решать, когда и куда идти. Никто не мог ее заставить выслушивать скучные диалоги об истинной природе произведений Бетховена двух чопорных богемных пенсионеров. Зато теперь ее волновали базовые вещи: что есть и где спать. Она никогда раньше не задавалась этими вопросами. Еда всегда была готовой, вкусной и полезной, постель – всегда мягкой, теплой и удобной. Рядом всегда был отец, который мог все объяснить или что-нибудь посоветовать. И ходить приходилось по одному и тому же маршруту, а здесь все улицы и проспекты неизвестно, куда вели.

Она не знала, где и как искать жилье, как его, вообще, находят люди. Просто переставляла ноги, скорее, рефлекторно, чем сознательно. Смотрела по сторонам на окружающие объекты, скорее, сквозь, чем на. Голову будто бы занимали важные мысли, но они крутились вокруг одной оси – стержня паники, и никак не развивались. Решение не могло засиять лампочкой в голове, потому что ему неоткуда было взяться.

Татьяна гуляла часа два по стремительно просыпающемуся городу, прежде чем увидела объявление, напечатанное на розовой бумаге, приклеенное к фонарному столбу, что стоял на перекрестке у пешеходного перехода. Она случайно его заметила, отвлекшись на оглушающий рев мотоцикла, который пронесся мимо, но взгляд уловил «Сдам квартиру-студию, 20 000 р., без залога», выделенное жирным увеличенным шрифтом. Мелкими буквами снизу лаконично и емко была описана сама квартира: «Квартира-студия 30 кв.м., с/у совм., лоджия, евроремонт, вся необходимая быт. техника есть, 15 минут пешком до метро». Дальше указывались номер телефона и имя Виктория. Татьяна сорвала листок и прочитала несколько раз.

«Мне даже нечем позвонить!» – с ужасом вспомнила она, когда решила узнать подробности. Татьяна огляделась по сторонам в поисках салона связи. В поле зрения ничего подобного не попалось, поэтому она пошла дальше. Интуитивно следовала за толпой, которая, скорее всего, направлялась к ближайшей станции метро, где всегда находились магазины телефонов. Так оно и оказалось.

У метро толпа сгустилась сильнее. Все выглядели деловыми и спешащими, даже туристы, даже иностранные. Люди быстро шагали по широким тротуарам либо метались туда-сюда, разговаривая по телефону. Находились и те, кто неспешно курил сигарету у мусорного бака или допивал кофе из ближайшей точки фаст-фуда, но они казались статуями на фоне кишащего потока прохожих.

Салон связи находился за ничем не примечательной белой пластиковой дверью, завешанной рекламой и примитивной табличкой с указанием режима работы. Зайдя туда, она удивилась многообразию ассортимента тарифов и мобильных операторов. Всегда до этого сим-карту ей покупал отец, сам управлял тарифом и занимался пополнением баланса, а она только пользовалась и не имела никакого представления о том, как устроен мир. Ей захотелось плакать. Она почувствовала себя беззащитной и никому не нужной. Продавцы оказались не такими приветливыми, как она ожидала, насмотревшись рекламы. Они задавали много сложных вопросов, пытаясь выявить ее предпочтения, но не предлагали ничего конкретного. А ей просто хотелось взять самый выгодный тариф. Консультант продолжал рассказывать про разных операторов, качество связи, линейки тарифных планов, расписывая преимущества каждого. «Зачем мне все это?» – начинала раздражаться Татьяна, водя глазами по стеклянной витрине, на прозрачных полках которой стояли дизайнерские коробки.

– В общем, берите этот, – сдался молодой консультант с кошачьими глазами и тыкнул пальцем в стеклянную дверцу витрины.

Татьяна не поняла, на какую именно коробку он указывал, поскольку смотрели они с кардинально противоположных ракурсов, но решила не отказываться. Наученная горьким опытом, она сразу попросила показать самый дешевый телефон, какой у них есть. Парень отвел ее к витрине напротив, где смартфоны, как тридцать три богатыря, одинаковы с лица, стояли рядами на пластиковых подставках. Он показал на самый крайний с желтым ценником за три тысячи рублей. Татьяна кивнула.

Приятным бонусом оказалось то, что стоимость сим-карты автоматически перекладывалась на баланс, а сама карта давалась бесплатно. Татьяна удивилась, что в этом жестоком капиталистическом обществе что-то еще предоставляют просто так. Это сгладило негативные впечатления, и из салона она вышла уже с улыбкой, связью и мыслью о том, что не все еще потеряно для этого мира.

Девушка сразу набрала указанный в объявлении номер и стала слушать длинные гудки, волнуясь все больше с каждым новым. Она впервые это делала и нервничала, как будто сдает экзамен по решению житейских вопросов, прогуляв все лекции и семинары. На звонок ответил приятный женский голос с правильно поставленной речью, представившийся Викторией. Та, в целом, рассказывала все то, что Татьяна уже прочитала в объявлении, но с некоторыми подробностями.

Мягкий с нотками нежности голос с первого слова располагал к себе. Не ожидая, пока Татьяна спросит, девушка рассказала о наличии всей необходимой мебели и техники для комфортного быта. После внутренних особенностей квартиры она поделилась подробностями о районной инфраструктуре, нахваливая доступность всего необходимого. Это Татьяне было не принципиально, но как бонус, очень даже на руку. Она ведь хотела исследовать город, в котором ей предстояло жить.

– Все в хорошем состоянии. После ремонта ее снимала аккуратная девушка около двух лет, – продолжала Виктория. – И всего за двадцать тысяч рублей в месяц. Отдельно нужно будет оплачивать коммунальные счета. И без залога.

Татьяну вопрос с залогом не волновал, потому что она плохо понимала, что это значит. Она начала считать в уме, сможет ли платить ежемесячно двадцать тысяч за квартиру и еще сверху за коммунальные услуги, но, посчитав, что пройдет испытательный срок во что бы то ни стало и станет получать в два раза больше, решила, что ей будет достаточно денег на жилье и даже на курсы, а первый месяц она как-нибудь перекантуется.

– Когда вы хотели бы посмотреть квартиру? – спросила девушка.

– Я готова хоть сейчас! – воодушевленно ответила Татьяна.

– Отлично. Тогда я вам сейчас сообщением скину адрес, куда подъехать, и встречу вас там у подъезда через два часа, то есть в двенадцать.

– Договорились.

Татьяна услышала по голосу, как Виктория заулыбалась.

– Что ж, до встречи.

Положив трубку, она стала пялиться в телефон в ожидании смс-сообщения, которое пришло спустя две минуты. Посмотрев по карте, Татьяна решила отправиться по указанному адресу на наземном транспорте, потому что метро она никогда не любила, даже в своем городе. В запасе осталось два часа, поэтому можно было не торопиться, а город посмотреть хотелось.

По мере отдаления от центра Москва начинала тускнеть и распадаться. Улицы все меньше выделялись царской стариной и больше загромождались типовыми советскими многоэтажками. Кое-где еще мелькали модерновые торговые и бизнес центры. На дальнем фоне выделялись красочные очертания аттракционов. На горизонте длинной полосой стремились вдаль магистрали. Полузаброшенные пустыри с гаражами и ржавыми автомобилями разрезали пространство спальных районов, придавая им вид убогости и затхлости. Где-то, напротив, воздвигались густо застроенные высотные жилые кварталы, не уникальные, но разноцветные.

Татьяна с любопытством разглядывала людей, что ходили по улицам или стояли на остановках, а потом появлялись перед ней в автобусе. Люди везде были одновременно одинаковые и разные. Большинство одевалось по стандартной моде своего поколения. Некоторые выделялись дизайнерскими находками из последних коллекций, но такие, скорее, были яркими пятнами на общем сером фоне, чем составляли основную палитру, утопая во всеобщей серости. У каждого текла своя жизнь, велись различные дела, происходили какие-то события, но вырванные из контекста они все казались просто пестрой массой. Людей было слишком много, чтобы кто-то на кого-то обращал внимание. Это ее успокоило. Здесь ее вряд ли кто-либо из оставленного прошлого мог найти.

Девушка высадилась на широкой улице, почти напротив узкого переулка, скрытого деревьями, и завернула туда. Ориентируясь по онлайн картам, она дошла до нужной арки, ведущей в череду тесных дворов, и вошла в распахнутые ворота. Пока она ехала, солнце успело достигнуть зенита и своим светом теперь выдавало старину советских дворов, даже если они прятались в тени окружающих зданий.

Опрятная женщина в голубом брючном костюме встретила ее у второго подъезда девятиэтажного серого здания. Она дружелюбно улыбалась, но все жесты и мимику сдерживала, как политики или бизнесмены на важных деловых встречах, чем сразу расположила Татьяну к себе, потому что показывала свою серьезность и деловитость. Они вошли в тускло освещенный подъезд. Пахло чем-то несвежим, но мусора и грязи не было видно. Лифт кряхтел, но и в нем оказалось чисто. Наконец, они встали перед железной черной дверью, полностью плоской, без всяких узоров, только глазок чуть выступал над матовой поверхностью. Виктория по очереди двумя ключами открыла замки и пригласила Татьяну внутрь.

Когда над ней зажегся винтажный бра, девушка увидела перед собой всю квартиру целиком. Это было продолговатое светлое помещение, из окон которого виднелся противоположный дом, точно такой же, только на тон серее и с большим количеством неуклюже замазанных трещин. Справа от двери имелась единственная межкомнатная, ведущая, очевидно, в ванную. Перед ней на стене висела пустая вешалка. Татьяна задержалась на резиновом коврике на несколько секунд, чтобы осмотреть все, пока Виктория не предложила войти и посмотреть квартиру изнутри.

Слева за реечной перегородкой располагалась маленькая кухонька с круглым столиком, за которым стоял диван, а справа – компьютерный стол и стеллаж с книгами. К стене напротив дивана был приставлен двухстворчатый шкаф с глухими узкими дверцами. В квартире царил порядок и уют. Маленькие декоративные безделушки, будь то фарфоровая собачка или простенькая картинка в белой пластиковой рамке, придавали помещению вид оживленности и обжитости.

Виктория поводила Татьяну по квартире кругом, показав места хранения и рассказав немного о соседях, которые не должны были досаждать. Потом она достала какие-то документы: копию свидетельства о собственности, ксерокопию паспорта, договор на пяти страницах, на которые Татьяна даже не обратила внимания. Осмотрев ухоженную ванную, она развернулась к Виктории всем корпусом и воскликнула: «Беру!». Та широко улыбнулась и подошла к столу, на который кинула пакет документов. Татьяна сразу достала деньги и отдала женщине двадцать тысяч рублей, после чего ее кошелек заметно сбросил в объеме.

– Ну, что ж, добро пожаловать. Ваши ключи, – сказала Виктория, протягивая Татьяне звенящую связку.

– Спасибо, – улыбнулась та, сжав в руке еще теплые фигурные куски металла на брелоке в форме капли воды.

Напоследок женщина показала ей, какой ключ какому замку соответствует, впрочем, ключи сильно разнились между собой по форме и перепутать их было сложно. Татьяна, как хозяйка, проводила ее до двери и, счастливо помахав рукой, будто прощалась с единственной подругой, захлопнула дверь, когда Виктория начала спускаться вниз по лестнице. Обернувшись и еще раз оглядев новое обиталище, Татьяна, почувствовала себя взрослой.

Первым делом она занялась стиркой одежды и белья. Потом начала рассматривать содержимое шкафов. Сбегала в супермаркет за необходимыми предметами гигиены, простой косметикой, чаем и печеньками. Делая маленькие глотки горячего напитка, разносящего аромат мяты по комнате, она оглядывалась вокруг, любуясь стенами, полами и мебелью, будто поселилась в Зимнем дворце. Чай ее расслабил. Снова почувствовав усталость и эмоциональное истощение, она прилегла на диванчике и незаметно для себя уснула.

Татьяна погрузилась в очень глубокий сон, который по пробуждении, казалось, длился всего одно мгновение. Она резко открыла глаза, думая, что ничего не изменилось. Но в комнату теперь вливался не белый полуденный свет, а розовато-желтоватые оттенки настигающего небо заката. Девушка соскочила с дивана, начала метаться по незнакомой квартире, пытаясь понять, к чему, где и как приступить. Ей хотелось есть, но было нечего. В первую очередь требовалось привести себя в порядок перед первым рабочим днем в ночном клубе. Она отправилась в ванную и застряла там на полтора часа, пока тщательно намывалась и брила подмышки и ноги. Из косметики она купила самую дешевую тушь, которую первые пять минут не решалась наносить на глаза в страхе потерять все ресницы или, вообще, зрение, но все-таки накрасилась ей аккуратно, стараясь не задевать веки. Потом подкрасила губы жирной, неприятно пахнущей, помадой морковного цвета. Смотрелось пока неплохо, но Татьяна предвкушала, как вся эта косметика может растечься на лице прямо во время выступления. От такой перспективы бросало в дрожь, но прийти в первый день без макияжа ей показалось более кощунственным.

Костюм еще не высох, как и все остальное. Пришлось влезать во влажное белье и мокрые кроссовки, зато в чистое.

Перекусить она решила в маленьком бистро напротив, где подавали вредную, но сытную шаурму, которую Татьяна по привычке называла шавермой. Там было грязно и кучно, но пахло заманчиво. Пришлось сбросить брезгливость на входе, чтобы с наслаждением слопать вкусность за одним из столиков. Девушка забыла даже вытереть соус на щеках. Она сделала это только после того, как шедшая навстречу женщина, с улыбкой глядя на нее, указала на свои щеки с обеих сторон. Татьяна быстро посмотрелась в темный экран телефона и стерла соус руками, потому что салфетки с собой не взяла. Пристыженная, она ускорила шаг, чтобы быстрее добраться до остановки.

В районе «Дэнсхолла» улицы были забиты молодежью, кричащей, смеющейся, гуляющей и даже дерущейся. Многие из толпы шли туда же, куда и Татьяна. Все вокруг ходили красивые, веселые, пьяные. Девушки носили с блестками мини юбки или шортики, тонкие или толстые каблуки и клатчи на ремешке или без. На их фоне Татьяна сама себе казалась неказистым воробьем, по случайности залетевшим в лебединое озеро.

В этот раз очередь казалась длиннее и контрастнее. Невольно Татьянин взгляд приковывали к себе платья, полностью покрытые серебристыми, золотистыми или фиолетовыми пайетками, которые, видимо, стали последним писком моды. Такие платья слепили глаза, но далеко не на каждой смотрелись шикарно, даже на красивых. Кому-то просто не шло к лицу. Но моду не выбирают, ей следуют. Ради желания быть в тренде девушки приносили в жертву собственную красоту. Татьяна такое считала диким, потому что любила выглядеть стильно и красиво даже в ущерб модным тенденциям. Но сейчас ее единственным одеянием являлось бесформенное хлопковое платье и не до конца отмытые кроссовки, поэтому ни о первом, ни о втором и речи быть не могло. К концу длинной очереди из дорого одетых девушек Татьяна почувствовала себя совсем паршиво.

Охранник на фейс-контроле сначала не хотел ее пускать, тем более, вперед очереди, и заставил ждать Павлика, который, к ее удаче, пришел несколько минут спустя. Лицо его еще сохранило юношескую припухлость, но парень всеми косметическими силами старался придать себе взрослости. Он зачесывал волосы назад и чуть вбок, оголяя гладкий лоб. Очевидно, на работу он всегда ходил в деловой одежде, что придавало сто процентов строгости сверху, а ноги обувал в начищенные до блеска туфли с острым носком. Костюм на нем теперь сидел другой, темно-зеленый, матовый, с коричневой рубашкой. Все вместе это смотрелось нелепо. И если бы не такие темные цвета, то выглядел бы он почти так же аляписто, как герой Джима Кэрри в фильме «Маска». Впрочем, несмотря на всю нелепость его вида, Татьяна сейчас не имела морального права критиковать Павлика.

Пока они обходили длинную очередь, парень пытался вкратце ввести девушку в курс дела.

– Штат у нас большой – со всеми в первый день не перезнакомишься,– говорил он быстрым речитативом, стараясь успеть сказать как можно больше. – Относительно дружный. Мы, типа, на отделы тут бьемся. В клубе есть своя кухня и официанты. Есть бар, где всем руководит бар-менеджер. Барных стоек несколько по всему клубу. Есть промоутеры, которые, в основном, тусят в баре или на танцполе.

Пока он это рассказывал, девушка оглядывала толпу. До открытия клуба оставалось полчаса, а очередь так удлинилась, что, казалось, первые в ней посетители пришли сюда утром.

– Вообще, у нас тут много директоров, – продолжал Павлик. – Исполнительный директор, который занимается хозяйственными и административными вопросами. Музыкальный директор, который занимается артистами и диджеями, ну, и вообще, всем музыкальным сопровождением вечеринок. Генеральный промоутер, который занимается раскруткой и продвижением клуба. Их ты, скорее всего, видеть не будешь. Твой руководитель – Арина, арт-директор то есть, которая занимается креативным наполнением: всеми шоу-программами, вечеринками, танцами, в том числе. Ты непосредственно подчиняешься ей, мне, как администратору, и Свете, которая старшая гоу-гоу и заодно хореограф. Я тебя сейчас как раз ей передам. Дальше она тобой займется.

Стеклянные двери автоматически раскрылись перед ними, впустив внутрь. Клуб имел возможность расположить у входа большой гардероб за дубовой лакированной стойкой и кирпичными стенами. Стены холла облицовали керамогранитом с узором черно-белого мрамора, а пол и потолок – глянцевой плиткой, отполированной до зеркальной чистоты. Напротив гардероба висело огромное зеркало наподобие тех, что используют в голливудских гримерках. По периметру стояли трубчатые железные скамейки из нержавеющей стали. Стены, как в галерее, были обвешаны масляными холстами с изображением абстрактных цветных узоров, геометрических и не очень фигур, линий и клякс или непонятно чего еще.

Освещение холла было воссоздано по образцу бального зала века девятнадцатого: одна огромная центральная люстра с множеством мелких блестящих деталей и бра в форме подсвечников по бокам. Сначала Татьяна подумала, что люстра была выполнена из обычного прозрачного пластика, имитирующего стекло, но это вовсе оказался металл, в котором отражался свет множества круглых потолочных лампочек, рассыпанных по поверхности словно звезды. Все вместе это создавало атмосферу ретро футуристичного бального зала. Только этот холл-прихожую, можно было использовать для пафосных светских раутов.

Административную стойку от гардероба отделяла толстая перегородка из стеклянных блоков, выкрашенных в черно-белые цвета в хаотичном чередовании. Стойка тоже была металлическая, с превосходной отражающей способностью. Блочную стеклянную стену за ней испещрили воткнутыми круглыми лампочками, больше похожими на куски разобранной гирлянды. Чтобы войти в танцевальный зал, предстояло сначала преодолеть турникет, плавно переходящий в металлический невысокий забор. Павлик приложил магнитную карту к пластиковому ридеру и они прошли дальше в зал.

В дизайне интерьера преобладали черный и белый цвета, но все предметы, включая столики, кресла, стулья, лестницу и колонны имели не строгую, а причудливую, витиеватую или угловатую неправильную форму. Идеально гладкую напольную плитку в форме многоугольников черепашьего панциря из черного мрамора разрезали белые динамичные разводы. Потолок напоминал пчелиные соты, которые различались количеством углов и кривизной форм. В некоторые из них утопал матовый пластик, а в некоторых блестели зеркала. В таком же стиле украсили стену за барной стойкой из белого мрамора. Светодиодными лентами обрамлялись танцевальные и барные зоны, стены, потолки, колонны и сцена. Свет отражался в зеркалах и в полу, отчего создавалось ощущение нахождения в бесконечном космосе. Интерьер выглядел роскошным и глубоко проработанным. По углам и в других местах, что, видимо, казались дизайнеру пустыми, расставили металлические статуи, изображающие не людей и не животных, а, скорее, древних языческих духов и богов, или визуализирующие чью-то больную фантазию. Статуи скручивались, преломлялись и отражали свет не хуже зеркал.

В центре располагалась сцена, которую Татьяна уже видела. Голубая дверь в гримерку находилась по правую сторону в стене наискосок, ее почти не было видно из-за кулис. По сцене плавала легкая разноцветная дымка и метались в разные стороны лучи цветомузыки. За диджейским пультом стоял тот же парень, что и вчера. Кажется, он настраивал оборудование, потому что иногда резко по всему клубу разносились громкие биты, а иногда мелодичные отрывки известных синглов, но полноценно музыка еще не играла. Он махнул Павлику рукой и улыбнулся.

– Это Таня, новая гоу-гоу, – крикнул ему Павлик, указывая вправо и назад, хотя девушка шла с другой стороны.

Диджей понятливо закивал, по-дурацки улыбаясь, как будто ничего не расслышал. И, действительно, в таких громоздких наушниках услышать что-то было затруднительно. Но Татьяна ответила на его приветствие легким поклоном головы. Почему-то диджея Татьяне Павлик не представил. Девушка подумала, что, вероятно, она должна была его знать, поэтому промолчала.

Павлик по-джентельменски открыл голубую дверь и рукой показал проходить первой. Гримерка оказалась просторной и хорошо освещенной. По сравнению с тем, что было в театре, в котором они танцевали выпускной спектакль, эта являлось дворцом. Светлые стены с рельефными обоями, высокие глянцевые потолки и чистые полы из ламината цвета беленого дуба визуально расширяли пространство и без того свободное. Каждая танцовщица имела свой туалетный столик, которые выстроились вдоль трех стен. Четвертую полностью занимал шкаф-купе с зеркальными створками. Здесь было чисто. Все вещи лежали на своих местах. В углу под потолком висел кондиционер. На стульях валялась одежда, а обувницу у двери полностью забила женская и мужская обувь.

В гримерке толпились парни и девушки. Некоторые уже переоделись в сценические костюмы, остальные ходили в повседневной одежде. Почти у каждого столика кто-то стоял или сидел, а то и по двое. Кто-то копался в шкафу. Кто-то смотрел в окно. Пара девушек валялась на пуфе в углу – те самые «кореянки», которых Татьяна видела вчера на сцене. В центре сгрудилась группа примерно из пяти человек. Татьяна не успела их всех пересчитать, потому что из самого сердца толпы вырвался резкий грубый возглас:

– Это что еще за гадкий утенок?

Взгляды всех устремились на новенькую. Любопытные, недоуменные, смешливые и испытующие. Говорила Света. Татьяна узнала ее по яркому рыжему цвету волос, но Павлик все равно ее представил. Девушка стояла в центре, впереди всех, скрестив руки на груди и расставив ноги на ширине плеч, будто готовилась к танцевальной битве. Выражение лица ее показалось Татьяне высокомерным и глупым одновременно, пафосным и в то же время пустым, раздраженным и напыщенно самоуверенным. Тон ее голоса принял яркий недовольный оттенок. Она чуть ли не фыркнула в сторону Татьяны, из-за чего та сильно смутилась и опустила плечи.

– Балерина! – махнула она одной рукой небрежно, поворачивая голову назад на группу поддержки, которая с любопытством разглядывала новенькую. – Я думала, по назначению Арины сюда как минимум прима Большого должна явиться!

Татьяна чувствовала на себе не менее дюжины пар глаз. Все казались настороженными, внимательными и прикованными к ней. От этого становилось еще нервознее. Татьяна осмотрелась вокруг, будто ее окружила стая голодных волков в диком лесу, и глубоко вздохнула, чтобы хоть как-то облегчить волнение.

– Это Таня, – равнодушным тоном ответил Павлик, игнорируя все слова и взгляды. – Не прима и не Большого, но балерина, а теперь танцовщица гоу-гоу. Прошу любить и жаловать.

Татьяна быстро догадалась, насколько ей здесь не рады, особенно, как назначенцу Арины. Большинство ухмылялись, остальные напряженно молчали, не спуская с новенькой глаз. Ей не понравилось то, как Павлик ее представил, и то, как на это фыркнула Света. Она не хотела, чтобы ее продолжали считать балериной, хотела сбросить с себя этот ярлык и стать кем-то другим, но все продолжали делать на этом акцент.

– Свет, объясни человеку нормально, что да как, – сказал Павлик таким уставшим тоном, будто только что два часа ругался с ней из-за разбросанных по углам квартиры носков. – И снабди всем необходимым.

Света ничего не ответила, а Павлик и не ждал. Он быстро оглядел всех в гримерке унылым взглядом и вышел, оставив Татьяну на растерзание коллегам. Девушка резко почувствовала себя беззащитной, еще более беззащитной, чем в первую ночь. Она каждой порой кожи ощущала излучаемое Светой раздражение. Остальные выглядели и вели себя спокойно, только замерли в ожидании непонятно чего. Лица их выражали немой вопрос, который Татьяна четко прочитать не могла, но догадывалась о сути. Кажется, все они ждали ее появления и многое до нее про нее уже обсудили. Всем было интересно, кого и почему назначила сюда Арина.

Напряженное молчание длилось примерно минуту. Татьяна осматривала комнату, ненадолго останавливая взгляд на каких-нибудь побрякушках, что валялись на туалетных столиках. Света сверлила ее глазами со злобным прищуром, будто читала проклятие про себя. Потом она резко двинулась вперед и направилась мимо новенькой к шкафу. Через несколько секунд развернулась и швырнула в девушку без предупреждения целлофановый прозрачный пакет с чем-то мягким. Татьяне пришлось сделать шаг в сторону и вытянуть руки, чтобы поймать его.

– Надевай, – приказала она, снова отвернувшись к шкафу.

Острый веер рыжих волос прокрутился вслед за девушкой вокруг ее оси и резко спал на мускулистые плечи. Она открыла другую дверь, присела на корточки и достала оттуда коробку для обуви, в которой аккуратно были сложены лакированные белые босоножки на высокой изящной танкетке. Они пришлись Татьяне по вкусу.

– И это, – добавила Света, поставив коробку на руки новенькой поверх пакета.

– Ээ? – протянула Татьяна, оглядев толпу вокруг.

Произнести что-то более вразумительное ей не давал стресс и, как следствие, напряженное онемение во всем теле. Света невозмутимо пялилась в ответ.

– Переодеваться прямо здесь? – сглотнув, уточнила Татьяна.

– Ширма там, – бросила рыжая и присела за столик у окна.

Ее длинная мускулистая рука указала на угол за шкафом, в котором пряталась двустворчатая ширма с красивым цветочным узором, имитирующим японский. Татьяна смекнула и пошла переодеваться.

В пакете лежали бюстгальтер и трусы, более изощренные и напыщенные, чем обычное нижнее белье. Комплект состоял из темно-синего лифа, испещренного крупными и мелкими стразами, словно ночной небосклон звездами, и такого же цвета стринг, соединенных между собой четырьмя кружевными лентами со звездочками по две спереди и сзади. В комплекте шли чулки из темно-синего кружева с узором из белых звезд. Надев костюм, Татьяна еще минуты три стояла за ширмой, стесняясь выходить. В такой одежде она чувствовала себя полностью голой, хотя все самые интимные места были прикрыты. Она осматривала себя со всех сторон, насколько ей позволяла гибкость. Стринги оказались очень узкими, не полностью скрывали зону бикини, что особенно заставляло Татьяну смущаться. Стопам в туфлях было удобно, но ноги дрожали на такой высоте от боязни подвернуться. Она потопталась на месте, чтобы привыкнуть к новой обуви, и один раз чуть не упала, вовремя упершись в стену левой рукой. Как на таких активно танцевать, она пока не могла себе представить. В общем, дискомфорт выражался во всем наряде целиком. Татьяна чувствовала себя по-дурацки и хотела забиться в угол, но все-таки вышла, потому что эта работа была ей жизненно необходима.

Света оценила ее образ в костюме и цокнула губами.

– Отвратительно.

Она подошла к Татьяне и бесцеремонно заглянула в трусы, отодвинув тонкую ткань стринг указательным пальцем. Резинка трусиков хлестнула девушку по низу живота.

– Что за заросли?

По гримерке пробежались неприятные смешки. Татьяна словила несколько прищуренных ухмылок на лицах других девушек. Парни, которых было меньшинство, где-то шесть из шестнадцати, с любопытством поглядывали на нее. Сами они выглядели такими гладкими, будто вместо нормальной человеческой кожи с порами и волосами были обтянуты искусственным силиконовым покрытием.

Татьяна посмотрела на себя, но не знала, что на такое следует ответить. Света скрестила руки на груди и в упор уставилась на растерянную девушку. Та чувствовала, как медленно расплавляется под грозным взглядом, но ничего поделать не могла. Она возмущалась глубоко в душе, волновалась и нервничала, теребила руками звездочки для успокоения, ожидала дальнейших инструкций и горела желанием поскорее выйти в зал лишь для того, чтобы уйти отсюда. Света ей не понравилась. Она была строга, придирчива и неприветлива. Смотрела высокомерно, говорила грубо, всеми жестами и мимикой отталкивала от себя. Очевидно, это и было ее целью – сделать так, чтобы Татьяне стало некомфортно, не понравилось и захотелось уйти, хотя ей поставили противоположную задачу. «А может, нет? – с ужасом осознала она. – Может, Арина специально сказала ей меня гнобить?». Это показалось весьма вероятным. Но даже если весь мир противился тому, чтобы она здесь танцевала, ей просто некуда было идти, поэтому приходилось цепляться за место из последних сил.

– У меня волосы белые и невидимые, это не помешает, – сказала Татьяна, собрав по сусекам организма остатки бойкости. – В следующий раз все сделаю.

Она выдержала долгий Светин взгляд, сменившийся с пренебрежительного до снисходительного.

– Может быть, для тебя действуют какие-то особенные правила, – сказала рыжая, надавив на предпоследнее слово и при этом сощурив глаза, – но все мы здесь подчиняемся строгим стандартам. Ты должна быть гладкой. Везде, кроме головы.

Она еще раз оценивающе взглянула на нее снизу вверх. Остальные последовали ее примеру, как будто синхронизировались по блютуз. Потом Света шмыгнула носом и заговорила более наставническим, чем издевательским тоном:

– Лучше сделай сразу лазерную эпиляцию. С бритвой будешь мучиться.

Татьяна кивнула, хотя полного представления о том, что такое лазерная эпиляция не имела. Никогда до этого область бикини не доставляла ей столько неудобств, поэтому ей и в голову не приходило что-то с ней неестественное делать.

– Может быть, есть шорты? – с надеждой спросила она, хотя вероятность положительного ответа казалась нулевой.

Света вернулась к шкафу и, покопавшись там на одной из полок, достала короткие черные шортики, больше похожие на трусы-хипстеры, но зато они закрывали интимную зону полностью.

– Держи пока, – она бросила шорты в Татьяну, которые прилетели прямо в лицо.

Было не похоже, что Света метила в другую часть тела. Девушка глубоко вздохнула, чтобы стерпеть такое. Затем рыжая указала на свободный угловой туалетный столик, самый далекий от окна. Татьяна за секунду до этого поняла, что ей отведут именно это место.

– Вот твой столик, можешь всю косметику здесь оставлять. Никто ее трогать не будет, – продолжала наставническим тоном Света, отмахнув за плечо длинную рыжую прядь. – Ты танцевать-то хоть умеешь?

Ее прямоугольное лицо приняло такое выражение, будто она уже ничего от жизни не ждала, но в глазах мелькала маленькая искра надежды на лучшее.

– Умею, – твердо ответила Татьяна, чтобы показать свою стойкость, хотя в душе ей хотелось реветь, как маленькой девочке.

– Помимо классики? – уточнила Света, чуть наклонив голову набок, чтобы взгляд ее казался более внимательным и унизительным.

– Буду импровизировать.

Рыжая хмыкнула и отвернулась. Татьяна не стала заходить за ширму, чтобы надеть шорты, потому что парни итак уже все видели. Она быстро натянула их, но застегнуть на тугую пуговицу оказалось непросто. Света уже, было, протянула руки, чтобы помочь ей, но Татьяна отвернулась, воскликнув: «Я сама!».

– Ну, раз ты такая самостоятельная и всеумеющая, пойдешь на сцену со мной сейчас, – сказала Света.

Все уставились на Татьяну ошарашенно, будто она выиграла в лотерею несчетное количество миллионов. Девушку эту насторожило. Сердце забилось сильнее. Почти выпучив из орбит глаза, стараясь придать им форму идеального круга, она внимательно следила за тем, как Света спокойно подходит к туалетному столику, берет тушь, подкрашивает ресницы, добавляет каплю тонального крема на нос и аккуратно размазывает ее губчатым тампоном, потом поправляет костюм, грудь в чашах бюстгальтера, трусики и чулки. Она молча прошла мимо Татьяны к выходу и длинным тонким пальцем показала следовать за ней, не обращаясь по имени и ничего не говоря. Все остальные замерли, провожая их ошеломленными взглядами, а потом, когда дверь за Татьяной начала закрываться, закопошились.

В зале все еще было пусто. До открытия клуба оставалось пять минут. Татьяна поняла это по неоновым цифрам на электронных квадратных часах, что висели над барной стойкой напротив сцены. Музыка, не прерываясь, временами по синусовой волне то затихала до шепота, то разрасталась до оглушающего шума – диджей возился с настройками.

По мере приближения к сцене в Татьяне нарастала паника. Это был ее первый рабочий день. Первый в жизни. Ей предстояло делать то, что чему она никогда не училась. В самом центре танцпола на глазах у целой толпы. А толпа, судя по очереди, ожидалась немаленькая. Она, конечно, грезила в полудреме, как будет выходить на эту сцену, кружиться в этом выступе вокруг шеста и покорять возбужденную публику, но морально оказалась не готова. Страх заполнил все нутро. Сердце забилось в угол. Легким стало не хватать воздуха. Татьяна напрягла мышцы рук и ног, сковав тело изнутри, чтобы не дать себе впасть в паническое бешенство. Почти как Терминатор, она шагала за Светой по ступеням на сцену, затем по ступеням в маленький круглый балкончик. Рыжая выбрала тот, что ближе к гримерке. Татьяне пришлось идти до следующего железными шагами.

Диджей включил композицию, которую она слышала из каждого динамика в городе, и Света начала разминку. Растягивала шею, руки, ноги и корпус. Татьяна следовала ее примеру, хотя разминка никак не помогла ей справиться с ощущением забетонированности. После рыжая начала танцевать, не обращая внимания на Татьяну и начинающую забивать зал толпу молодых людей. Большинство ринулось к барным стойкам в обоих концах зала и посередине. Какая-то часть расселась по столикам. Остальные беспорядочно, с широкими промежутками, заполонили свободное пространство клуба.

С очередным хитом танцпол наполнился людьми из холла, словно волной прилива к берегу прибило множество копошащихся раков. Света активно задвигала руками, обвив шест одной ногой. Она крутилась, вертелась, дергала головой и широко улыбалась, как и вчера, и делала все это так непринужденно, будто танцевала дома перед зеркалом. Татьяна чувствовала себя скованной невидимой проволокой. Она боязливо оглядывалась по сторонам, пытаясь оценить, насколько сильно к ней присматриваются, и двигалась осторожно, едва шевеля конечностями. Талия и таз вовсе оставались неподвижны. Движения эти совсем не соответствовали музыке и ритму, но, к ее счастью, толпу внизу мало интересовало, что происходит на сцене. Хотя пару насмешливых взглядов она все же словила. Так на нее смотрели две красивые девушки модельной внешности в одинаково блестящих платьях, отличающихся только формой декольте. Но от них ее отвлек суровый взгляд Светы, которая осторожно руками подмахнула снизу, призывая к более агрессивным движениям. Под воздействием ее напора и энергетики Татьяна начала резче вертеть попой, переставлять ноги и размахивать руками. Потом, когда заиграла зажигательная ар-н-би мелодия с элементами латиноамериканского фолка, тело самовольно задрыгалось под музыку, порой выдавая такие движения, о своей способности делать которые Татьяна и не подозревала. Но энергия в ней быстро угасала. Ее сковывала невидимая, но очень жесткая цепь, выплавленная из смущения, морализаторского воспитания отца и неуверенности в себе.

Большинство посетителей клуба продолжали толпиться у баров. А та малая часть, что заполоняла танцпол, разбилась на небольшие недвижимые компании. Люди просто пили напитки и общались между собой. До танцев и музыки пока никому не было дела, хотя некоторые девушки начинали двигать плечами или тазом под такт зажигательной мелодии.

Двадцать минут растянулись для Татьяны в бесконечность. Это была не минута славы, как она мечтала вчера перед сном, а вечность ее позора. Толпа не смотрела на нее вовсе, как будто от неловкости, и это задевало гораздо сильнее насмешливого любопытства. Она старалась двигаться плавнее и изящнее, но выходило грубо и нелепо. Она пыталась копировать движения Светы, но получалось как у младенца, повторяющего за мартышкой. Она пробовала абстрагироваться мысленно, чтобы расслабить тело, но, в итоге, только сильнее зажималась.

Наконец, Татьяна словила призывающий взгляд Светы, сообщающий о том, что пора уходить со сцены. Рыжая ловко спустилась по лестнице на высоченных шпильках, как горная коза. Татьяна стала ее догонять. Уходя за кулисы, они натолкнулись на «кореянок» во вчерашних костюмах. Обе девушки никак не поприветствовали коллег, но взглянули на Татьяну с игривым любопытством, будто знали о ней много больше, чем она сама. Девушка проследила за ними и стала наблюдать, как они двигаются и как ведут себя на сцене. Они обладали своеобразным стилем танца. Обе девушки двигались обрывисто, резко и энергично, иногда под музыку замедляясь и как бы растягиваясь в воздухе, но потом быстро возвращались в привычный темп. Судя по восторженным взглядам ближайшей к сцене толпы, людям это нравилось.

Не успела Татьяна войти в гримерку, как за ней появилась грозная фигура Арины с гневным выражением лица, нахмуренными бровями и сжатыми кулаками. Сегодня она носила мятный брючный костюм с безрукавным длинным пиджаком, который накинула поверх белого короткого топа. Топ был настолько короток, что представлял зону декольте во всю ее объемную ширь и полностью открывал плоский живот. На губах блестела алая помада. Рекламные локоны пружинились на каждом шаге. При ее появлении все замерли. Толкнув Татьяну легонько в бок, она вышла в центр гримерки и сразу вскрикнула в рыжий затылок Светы, которая рассматривала себя в зеркало, перегнувшись через стул.

– Какая нахрен сцена? – возмущалась Арина, не стесняясь выражений.

Оглядев поредевших, застывших по стенам и углам, танцовщиков в комнате, Татьяна поняла, что никто здесь не упрекнул бы директора в сквернословии. Света резко обернулась на гневный крик. По губам пробежала злорадная ухмылка. Она скрестила руки на груди и присела краешком попы на столик.

– А что не надо было? – фальшиво удивлялась рыжая. Актриса в ней, на взгляд Татьяны, погибла давно и в муках. – Я думала, ей только там и место. Ты же единолично ее наняла.

Арина несколько секунд злобно пыхтела, как голодный и истосковавшийся по человеческому мясу дракон. Татьяне хотелось исчезнуть из комнаты, чтобы не попасть случайно под ее обжигающее жаром дыхание. Она понимала, что причина гнева арт-директора сильно связана с ней, но пока не понимала, в чем дело.

– Правила никто не отменял, – на тон более спокойным голосом произнесла Арина, выпрямив руки вдоль бедер.

– Неужели? – подняла одну бровь вверх Света и усмехнулась, проведя толстым языком под нижней губой. Бугорок прокатился по подбородку и исчез за тонкой щекой слева. – Судя по всему, на кастинг это не распространяется?

– Распространяется, – приняв уверенную позу, ответила Арина остывшим тоном. – Кастинг я провела сама.

– Ха! – задрала назад голову рыжая и застыла так на несколько секунд, продемонстрировав всем тонкую лебединую шею и квадратный подбородок. – Претенденток получше, видимо, не нашлось? Неужели, «Дэнсхолл» так низко пал?

Они смерили друг друга презрительно-ехидными взглядами. Каждая ухмылялась. Все остальные превратились в бронзовые статуи и старались не дышать, боясь случайного гнева. Татьяна ерзала от дико зудящей неловкости, хотя ей стоило тоже застыть и не двигаться, но накаленные нервы не позволяли.

– Не тебе осуждать мои решения, – медленно проговорила Арина.

Стоя позади нее в двух шагах, Татьяна чувствовала, как сильная волна напряжения медленно растягивается по комнате.

– Ну, куда мне?! – резко повысила голос Света, взмахнув руками. – Я всего лишь жопотряска в стразах! А ты, как истинный ювелир, умеешь заметить в куче камней алмаз!

Она небрежно ткнула указательным пальцем в сторону Татьяны и на высоких нотах продолжила:

– Если она – твой алмаз, какого хера ты прибежала сюда тогда? Ты ее без конкурса взяла, но для сцены она слишком плохо танцует? Ты сама себе противоречишь!

– Алмазы надо огранять и шлифовать, прежде чем выставлять на продажу! – так же отвечала Арина, указывая рукой назад, примерно в Татьяну. – На грязный кусок неровного мутного камня никто не позарится, пока он красиво блестеть не начнет. Но это не значит, что грязный алмаз – не алмаз.

– Раньше ведь мы только отборные бриллианты брали, – прищурилась Света, делая медленный шаг вперед. – А теперь ты всякую дрянь с земли подбираешь? Моей сестре, уже готовой, отшлифованной и ограненной, в сто карат, ты даже в кастинге поучаствовать не дала. Из-за этой сучки.

Рыжая стрельнула в новенькую молниями из глаз, но быстро перенаправила гнев на арт-директора.

– Что у нее за блат?

Татьяна, наконец, осмелилась посмотреть на Арину и увидела ее непреклонный взгляд, безэмоциональное, словно застывшее во льду лицо, уверенную, но напряженную позу. Женщина злилась, но всеми силами держала себя, чтобы не закричать. Скулы ее слегка шевелились от напряжения, а верхняя губа поджала нижнюю.

– Я – ее блат, если тебе привычнее мыслить так, – усмехнулась Арина, сунув руки в карманы брюк.

Директор медленными уверенными шагами начала движение вокруг Светы, глядя то в стену, то в пол, то на надутую гневом девушку. Та оборачивалась вслед за ней с прищуром, в котором были видны только два белых огонька, недобрых, дрыгающихся, готовых к атаке, – отблески потолочной люстры.

– Я предпочту алмаз с земли поднять, самостоятельно отшлифовать и огранить, чем сразу звезду с неба схватить и обжечься, – закончила речь и движение Арина, вернувшись на прежнее место.

С легким стуком каблуков она приставила одну ногу к другой, как солдатик, не вынимая рук из брюк, и уставилась на Свету, которая резко повернула к ней лицо и вскрикнула:

– Ну, вот сама ее шлифовкой и занимайся! На меня не рассчитывай.

Рыжая секунду сверлила Арину глазами, потом с напором двинулась к выходу, одарив по пути и Татьяну проклинающим взглядом. Та съежилась и посмотрела на арт-директора, которая стояла в центре комнаты, оглядывая подчиненных. Фигура ее, статная, властная, прямая, кружилась вокруг своей оси вслед за взглядом, пока не остановилась на Татьяне. Тогда женщина вздохнула и тоже двинулась к выходу, показав танцовщице идти за ней. Девушка, как собачонка, побежала следом. Они прошли по темному коридору, освещенному только неоновой подсветкой к голубой двери в конце, как и прошедшей ночью. Арина с размахом открыла ее и, сделав шага три, резко развернулась к Татьяне корпусом. Та вошла в кабинет и по жесту Арины закрыла за собой дверь.

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что не можешь меня подвести? – спросила арт-директор, снова сунув кисти рук в широкие карманы. – Я на тебя, считай, все фишки поставила. Деньги ты, в любом случае, должна будешь отработать. Но если все пойдет плохо, отрабатывать их будешь, моя унитазы. Все понятно?

Холодный взгляд арт-директора пронзил девушку насквозь. Отчаяние накрыло ее с головой.

– Понятно, – приглушенным обидой голосом ответила Татьяна, опустив глаза.

Арина продолжала разглядывать ее требовательно, будто пыталась выжать еще что-то, но молчала. Потом обошла широкий стол и села в кресло, откинув мало послушные локоны за плечи.

– В первый месяц все у нас танцуют на стойке гоу-гоу за вторым баром, рядом с туалетом, – спокойно начала арт-директор, глядя в монитор, будто разговаривала теперь с Татьяной по телефону, а не вживую. – Сейчас ты пойдешь туда же.

Девушка кивнула, хотя Арина не могла этого заметить, а точнее не хотела, но по покорному внимательному молчанию, видимо, догадывалась, что та все понимает и со всем соглашается.

– Хореографию учи по видеоурокам, – наставнически продолжала она. – Подпишись на Светин канал. Она хорошо там многие вещи объясняет, в том числе базовые. И на паблик ее подпишись. Там тоже много всяких лайфхаков танцевальных.

Она говорила так, будто зачитывала заранее подготовленную инструкцию, параллельно изучая что-то другое на ярком экране перед собой. А потом внезапно посмотрела Татьяне в глаза и задала неожиданный вопрос.

– Ты девственница?

– Что? – опешила девушка, но повертела головой в отрицании этого.

– Один раз, поди, всего сексом занималась? – продолжала изучать ее Арина с легкой усмешкой на пухлых губах.

– Нуу… – потянула Татьяна, а потом сдалась. – Почти.

– Так и думала. У меня дома ты лучше танцевала, – заметила она, приподняв уголки рта. Форма при этом почти не пострадала, оставаясь такой же нарочито пухлой и круглой. – Один раз – не пидорас. Раскрепоститься тебе надо.

Татьяна вмиг раскраснелась, услышав такую резкую фразу, появление которой, казалось бы, ничто не предвещало. Но еще больше ее насторожил смысл сказанного. Арина откинулась на спинку кресла и заложила под голову согнутые в локтях руки, сцепив пальцы.

– Ты больно зажата в танце. Не престало, поди, балерине полуголой в ночном гадюшнике задницей перед пьяной толпой трясти?

Арина, словив черное смущение Татьяны, расхохоталась в голос. Толстые губы растянулись в тонкую алую окружность, обрамляющую широко раскрытую зубастую пасть, которая показалась девушке хищнической, острой и глубокой. Такая загрызет и не подавится. Все то время, пока арт-директор наслаждалась собственной шуткой, девушка переминалась с ноги на ногу, не понимая, как себя вести, что делать и что отвечать. Но, оказалось, отвечать было не обязательно.

– Ладно, сегодня там в углу у туалета как-нибудь перекантуешься. Завтра будь у Арбатской в семь.

– Вечера? – от неловкости спросила Татьяна.

– Разумеется. И с костюмом.

Арина смерила ее таким взглядом, в котором, как будто никогда не было веселья, а вечно царили тьма, холод и презрение. Смех канул в эту бездонную пасть так же бесследно и резко, как и вырвался оттуда за минуту до этого. Они обменялись номерами телефонов. В голове Татьяны тут же возникла мысль покинуть помещение. Казалось, Арина телепатически внедрила в нее эту идею. Девушка послушно кивнула и направилась к выходу.

Прильнув с той стороны к двери всем дрожащим телом, она дала себе секунды отдышаться. Сердце отчего-то стучало неимоверно. Дыханию потребовалась целая минута, чтобы вернуться в привычный режим. Идти в гримерку, полную ненавидящих ее танцовщиков во главе со Светой, ей не хотелось, а до выступления оставалось целых пять минут. Лучшей идеей показалось скоротать эти минуты в туалете.

Татьяна вытерла лоб и щеки увлажненным бумажным полотенцем, протерла подмышки, которые больше вспотели от разговора с Ариной, чем от танцев, поморгала перед зеркалом, будто пыталась сбросить кошмар с ресниц, а потом глубоко-глубоко вдохнула и резко выдохнула. Какая-то часть тяжести вышла наружу, и будто полегчало. Надо было отправляться на стойку, что находилась всего в нескольких метрах от застенка, за которым прятались двери в туалетные кабинки. Их ограждала от зала тонкая черная стена, на внешней стороне которой висели абстрактные картины, изображающие хаос. По крайней мере, Татьяна читала в этих плавных линиях, острых фигурах и бесформенных пятнах разных цветов именно хаос.

Стойка гоу-гоу представляла собой небольшой круглый пьедестал, без перил и шеста, но очень узкий. Максимум, который можно было там себе позволить в танце, это расставить ноги чуть шире, чем на ширине плеч, а упасть с него казалось опасным. Матовое покрытие имитировало то ли резину, то ли кожу. В целом, пьедестал сильно походил на барабан и показался Татьяне весьма неустойчивым. Но выбора ей не предоставили. Предстояло как-то оттанцевать здесь всю ночь.

У бара, как обычно, сгрудилась толпа. Бармены бегали, как ошалелые, акробатически уворачиваясь друг от друга с бутылками и бокалами в руках. Толпа вокруг гудела и пританцовывала. Люди знакомились, веселились, флиртовали. Алкоголь снабжал их энергией для этого. Никто не видел, как Татьяна выходит из туалета и поднимается на мини-подиум. Никого это не интересовало. Она снова танцевала на краю сцену, почти за кулисами, никому ненужная, специально спрятанная от всех. И так было даже лучше.

Музыка продолжала греметь. Смешанный поток мужских и женских голосов заглушали громкие звуковые волны из колонок над подиумом, заставляющие вибрировать все здание и всех, кто в нем находился. Когда в полночь на сцену вышел ведущий в золотом галстуке и бархатном бордовом пиджаке, все внимание публики направилось к нему. О Татьяну здесь словно и не подозревали, стесняться было некого, но ей это не помогало. Движения по-прежнему были такими, будто железная шипастая цепь все сильнее впивалась в кожу, мышцы и кости. Двигаться заставляла только необходимость отрабатывать уже потраченное. Девушка удрученно закрыла глаза, поймала волну легкой музыки над головой и начала танцевать, как умела.

Ночь пролетела быстро. К четырем утра Татьяна чувствовала себя как зомби, хоть и не знала, как мертвецы могут себя чувствовать. Ей казалось, что вся кровь ее вытекла вместе с потом. Легкие наполнились сценическим дымом. Даже выходы на улицу не спасали от удушения. Весь зал был пропитан спиртом и табачными смолами из кальянов, которые разлетались по всему клубу от столика к столику, на танцпол, в туалеты и дальше. Воздуха не хватало, а от обязанности улыбаться никто не освобождал. Скулы тоже болели. Татьяна боялась, что дурацкое выражение неискренней улыбки теперь навсегда застынет на ее лице, но как только она сошла с подиума, щеки сами опустились от бессилия. Ступни, по ощущениям, перестали получать сигналы от мозга и двигались по инерции, сжатые тонкими и жесткими бретелями босоножек. Руки просто свисали с плеч. Татьяна привыкла к интенсивным нагрузкам, ведь, учась в академии, она могла тренироваться много часов напролет, но легкие не привыкли к такому сжатому количеству кислорода, оттого усталость копилась вдвойне. К тому же, колонки находились прямо над ее головой, отчего черепная коробка под утро трещала по швам. Все вместе оказалось очень утомительно и малоприятно. «Добро пожаловать в свободную взрослую жизнь» – саркастично поздравила себя Татьяна и невесело улыбнулась, глядя в черное окно автобуса, на котором возвращалась в арендованную квартиру.

Но, не взирая на все неудобства и усталость, она чувствовала облегчение от прошедшей ночи. В душе искрилась радость от того, что она двигалась, как хотела под музыку, которая ей нравилась; от того, что она преодолела себя, выступая перед толпой почти голой; от того, что продержалась первую ночь, несмотря ни на что. Впереди предстояло продержаться как минимум одиннадцать таких же ночей, а затем бесконечное их число.