Читать книгу 30 вопросов, чтобы влюбиться - Ирина Воробей - Страница 2

Глава 1.

Оглавление

После третьего урока я бегу в столовую со всех ног, чтобы занять очередь. Время обеда – полшколы стягивается поесть. В этот раз мне везет. Кабинет литературы на первом этаже, неподалеку. Я быстро прибегаю и становлюсь всего лишь пятой. Даже беспокоюсь, успеют ли подтянуться Анжелика, Валентин и другие, а то придется пропускать.

Но очередь ползет медленно. Три первые девчонки долго думают, что выбрать из комплексных обедов. И у меня появляется время пораскинуть мозгами.

В Ликином списке целых тридцать вопросов. Она дала мне всего месяц.

Господи, зачем ей знать, какой у него размер обуви? Серьезно? Она ему кроссовки собралась дарить в качестве подката?

Ладно, допустим, это я смогу раздобыть. Но как узнать, кто его первая любовь? Была ли она вообще?

Ксюня тоже может о таком не знать. Откровенничать со мной кто-то из них вряд ли будет.

Однако больше всего добивают последние вопросы, которые Коростылева задала о себе любимой: знает ли ее Бархатов, что о ней думает.

Как об этом всем спросить невзначай? Она совсем поехавшая?

Вздохнув тяжело, я пробегаюсь по вопросам снова. Лика прислала их гугловским файлом. Видимо, прямо туда мне и вписывать ответы.

Взбрендило же ей…

Неужели такой, как она вообще нужно добиваться парня? Мне казалось, стоит ей лишь подмигнуть, и любой к ней сам подскочит, сразу с букетом и валентинкой.

Бархатов, видите ли, ее намеков не понимает. Он слепой разве? Красоту-то мог бы и разглядеть. Он меня уже бесит, потому что приходится из-за его невнимательности теперь что-то выдумывать, как-то действовать, сближаться с Ксюней против своей воли и ее.

Аркгх!

Хочется перебить здесь посуду и повыкидывать салаты из пиал. Как вспомню, что Анжелика меня видела с отвалившимся силиконом, так сразу краснею по самое темечко. Не думала, что выражение «сгорать от стыда» настолько буквальное. Я прям чувствую эти ожоги изнутри и снаружи. И мне даже поделиться не с кем.

Еще солнце из огромных окон столовой меня дожаривает. Оно легко отсвечивает от всех металлических поверхностей: витрины, столов, стульев, которыми помещение заполнено. И от глянцевых стен, выкрашенных в небесно-голубой. И даже от стекол картинок с натюрмортами. И все эти лучи бьют в меня.

Анжелика с Валентином подходят ровно в тот момент, когда я приближаюсь к кассе. За ними скачут Еловская Вера и Кузьмин Вова. Все уже с подносами. А я только теперь понимаю, что не взяла ничего, кроме приборов. Хватаю первый попавшийся салат с лавки. В очереди раздаются недовольные возгласы.

– Я им занимала, – спешу оправдаться.

Несколько человек цокают, но я не реагирую больше.

– Спасибо, – Валентин подтягивает уголки рта наверх, вставая за мной в очередь к кассе, и это все окупает. Ради этой сжатой улыбки я готова хоть все очереди в городе отстоять, лишь бы он всегда следовал за мной.

Он так близко. У меня аж мурашки. Его дыхание мятным бризом спадает на мои щеки. Мне кажется, они уже алые или около того. Жарко. И ладони потеют. Предательски. А сердце-то как стучит, вот-вот вылетит прямо в его солнечное сплетение и шмякнется на пол. По-любому разобьется.

Вдыхаю его аромат. Сегодня Валентин пахнет пачули и бергамотом, наверное, новый гель для душа. Свежо. Кожа у него вся такая белая, гладкая, чуть ли не светится. Точно эльф! Даже уши немного заостренные. Ну, вылитый Леголас. Ах, мой краш с детства.

Он так вытянулся за последний год, так возмужал. Теперь за ним многие девчонки из драмкружка и не только бегают. А я его и мелким любила, между прочим, до того, как это стало мейнстримом.

Парень опускает на меня васильковый взгляд, и я прячу влюбленные глаза в его груди. Руки против моей воли потянулись к нему. Сама не понимаю, как стала чистить его значок «Звезда гимназии – за артистичность». Такие значки дают не каждому – только достигшим успеха ученикам. Валин талант все признают. Марина Антоновна, руководитель нашего драмкружка, сама его когда-то позвала, увидев исключительные способности в тогдашнем пятикласснике.

– Что там? – спрашивает Валентин недоуменно.

Я делаю вид, что чищу его значок от въевшейся грязи.

Ну, как чищу, измазываю собственным потом, который выделяется из меня литрами от волнения. Дуреха.

– Все, уже ничего, – в последний раз протираю эмалированный металл рукавом свитера и улыбаюсь виновато.

Сколько я по нему уже сохну? С пятого класса? И в драмкружок ведь из-за него записалась. Хотя актриса из меня никакущая. Марина Антоновна в этом убедилась на самой первой нашей постановке, когда я все слова на сцене забыла, простояв целое действие камнем. С тех пор мне дают только эпизодические роли или вообще бессловесные. Зато загружают кучей другой работы: вожусь с реквизитом, костюмами, декорациями и административные обязанности теперь выполняю в помощниках у Марины Антоновны. Вечно как белка в колесе, но ничего, главное, что Валя постоянно в моем поле зрения.

Только на спектакль для Хэллоуина мне выделили полноценную роль. Потому что там как раз нужен призрак, а это мое амплуа, и не нужно много говорить. Я не должна подвести группу, особенно Валентина. Буду стараться и отыграю на все тысячу процентов. Тем более, на репетициях теперь мы с Валей будем чаще взаимодействовать. От предвкушения даже сердцу щекотно.

Кассирша столовой быстро расщепляет мои фантазии одним громогласным криком:

– Следующий.

Расплатившись, я оглядываю полный зал. Мне надо занять стол на всех пятерых. И я нахожу такой в самом центре. Спешу, пока не заняли. Компания топчется у кассы. Обсуждают прошедшую тему – «Преступление и наказание» Достоевского. Валя любит классику и много в ней понимает.

Я сажусь во главе прямоугольного стола. Анжелика с Валентином по правому боку, Еловская с Кузьминым – по левому.

– Да они там все больные на голову, – Коростылева закатывает глаза, перемешивая соус от тефтелей с макаронами. – Этот бабулек топором рубит, эта собой торгует. Типа ради детей.

– Не все так просто, – фырчит Валентин, разделывая ножом и вилкой куриный шницель. – То, что творит Соня – это жертвенность. Мало кто на такое способен.

– Ой, тоже мне, святая грешница. Сонечка меня больше всего бесит. У нее даже фамилия приторная – Мармеладова. Все ее используют, а она и рада, потому что дура. Была бы поумнее, научилась бы сама себя использовать.

– Такой персонаж важен для истории, – спокойно парирует Валентин. – Она именно такой и должна быть, святее святых при всем своем несовершенстве, чтобы дать Раскольникову осознать свою порочность, а потом обратиться к Богу и вылечиться.

– Вылечиться? – Анжелика чуть ли не плюется едой в сидящую напротив Еловскую. – Скорее, заразиться верой.

– А мне Соня понравилась, – я наконец могу вступить в их беседу, хотя боюсь ляпнуть глупость и упасть в глазах Валентина. – Она так любит Раскольникова, на все ради него готова. Жертвует своей жизнью, зато они остаются вместе. По-моему, это сильно.

Все четверо смотрят на меня с недоумением.

– Ты как будто «Сумерки» читала, а не «Преступление и наказание», – Валентин едва заметно морщится, и я заливаюсь жаром по самые скулы. – Только ванильные сопли собрала с поверхности.

Ребята за столом выдавливают смешки. Мой мир рушится. Все-таки следовало промолчать.

– Да нет, я… – бегаю глазами по жирной куче непонятно чего в пиале перед собой. Даже не понимаю, что взяла и что буду есть. Похоже на мимозу, которую я не люблю. – Я о том, что… любовь… любовь – это… прекрасно… любовь исцеляет.

А мысленно бью себя по лбу.

Мда уж, капец глубокий анализ. Сопли сейчас из меня потекут, наверное, такие же ванильные.

Но мне нечего добавить. Я поняла, что трагедию Раскольникова не поняла. Да и не пыталась, если честно. Мы с мамой тоже бедно живем, тоже в кредит, но убивать банковских работников нам обеим не хочется.

– Достоевский в этом произведении столько сложных тем поднимает. Вопросы социального неравенства, жертвенности, вседозволенности, несправедливости, религии, – Валентин увлеченно продолжает. И я ему благодарна, что он легко перекрыл мой позор, не стал зацикливаться и не дал Анжелике его посмаковать. Мой рыцарь.

Расплываясь в улыбке, я так его и слушаю. Валентин говорит о трагедии личности Раскольникова, о постулатах христианства, о том, в какие времена для себя Достоевский писал этот роман. Ничего толком не понимаю, но мне нравится. Валентин всегда интересно рассказывает. Он вообще умный, заслушаешься.

Анжелике быстро надоедает, и она нагло перебивает его громким вопросом, окидывая взглядом всех, кроме меня:

– Вы уже нашли наряды для осеннего бала?

– Даа! Наконец-то! – Еловская тут же подхватывает и рассказывает о своих мучительных поисках подходящего платья, чтобы не роскошно, но и не скромно, не дорого, но и не дешево, романтично, но и не ванильно.

Бал проходит ежегодно для старших классов, начиная с восьмого. Туда все должны являться в вечерних платьях и смокингах. Я в целом люблю такие мероприятия, где можно побыть принцессой. Но… Девчонки на каждый бал готовят новый образ, а я уже третий раз подряд пойду в мамином свадебном платье, которое она не разрешает переделывать, будто собирается все-таки выйти в нем замуж. На новые наряды для одного вечера денег у нас нет, и я вынуждена позориться в который раз.

Я бы, наверное, не пошла, если не надо было всем классом танцевать краковяк, который мы уже месяц репетируем. Каждый класс обязан показать один танец. И я не могу подвести ребят и классную руководительницу. Бал уже в эту пятницу. Отказываться стоило раньше.

Участвовать в беседе мне тоже больше не хочется. Валентин на меня даже мельком не смотрит. Остальные с восторгом обсуждают предстоящий бал между собой, словно меня и нет за столом.

Я погружаюсь в собственную тоску. Пытаюсь понять, что теперь Валентин обо мне думает. Наверняка убедился, что я набитая ванилью кукла, которая не способна воспринимать философию и драму. Мне так хочется ему доказать, что я не только романтические сопли жую, а как, не знаю. «Сумерки» я, к слову, читала, и мне понравилось. Между прочим, там тоже есть своя философия и драма.

Сама не замечаю, как вываливаю набранную ложку салата на стол. Только чересчур громкий, почти писклявый, и неестественно задиристый смех Анжелики выводит меня из задумчивости. Искрящиеся глазки девушки постоянно убегают куда-то в сторону и отскакивают обратно на ребят. Я прослеживаю траекторию ее взглядов и понимаю, в чем дело.

В столовой появляется высокая фигура в бейсболке с плоским козырьком. Бархатов носит бомберы и свободные джинсы карго, с резинкой на лодыжке. Огромные беспроводные наушники всегда висят на шее, как неотъемлемый атрибут. Я без них его никогда и не видела. Они с Ксюней настолько разные, что я бы и не заподозрила их в родстве, если бы не одинаковая и редкая фамилия.

Приглядываюсь к нему впервые. Да, Слава, симпатичен, строен, стилен. У него прямое лицо, чуть вытянутое, с выразительным носом и интересными глазами – на редкость зелеными с золотым ореолом вокруг зрачка. Но он не красавчик, чтоб все с ума сходили. Анжелика явно может заинтересовать кого поприличнее. Как Валентин, например.

И чего это я? Мне же только на руку.

Я метаю испуганный взгляд в Валю, потом на Анжелику, которая не сводит с Бархатова глаз, и успокоительно выдыхаю.

Бархатов садится через столик в компании одноклассников и гогочет, не стесняясь показывать всю пасть целиком. Кадык выпирает на шее острым камнем. Я даже вижу язычок над глоткой. Мотаю головой и увожу взгляд в пиалу. Неприлично так смотреть на другого человека, хотя я такая незаметная, что порой кажется, могу творить любую дичь, никто и глазом не моргнет.

Валентин поднимается из-за стола первым. Кузьмин с Еловской сразу за ним вскакивают. А Анжелика не торопится, хотя слопала весь обед. На их вопросительное молчание отвечает:

– Я Леру подожду.

Мы все вчетвером удивляемся, потому что меня в этой компании никто и никогда не ждет. Я к этому привыкла и давно перестала обижаться. Остальные хмыкают, но уходят без лишних вопросов.

– Как продвигается? – спрашивает Коростылева, а сама то и дело поглядывает на Бархатова.

Он, действительно, тугодум. Совсем не замечает ни ее беспричинного смеха, ни ее стреляющих глазок, ни той волны феромонов, которую девушка запускает обильно, аж я чувствую.

– Пока никак. Я ведь только в выходные получила задание, – возмущаясь, защищаюсь.

– Хм. Запиши, что он сегодня взял на обед. Каждый день записывай. Хочу знать его любимое блюдо, – Анжелика кивает на мой смартфон.

Я выполняю ее приказ немедля и вношу в заметки: «ПН – пюре с котлетой, морс, творожная ватрушка». Мы обе смотрим на то, как Бархатов чуть не давится едой от смеха. Его сосед рассказывает что-то, не переставая хохотать, чем и смешит всех остальных. Бархатов только прикусывает круглую выпечку и склоняется над столом, качаясь. Выглядит как женщины из африканского племени мурси, которые растягивают нижнюю губу специальными дисками. Я недавно про таких ролик видела. И ватрушку выпустить не может, и посмеяться толком. Это вызывает улыбку.

– Да вынь ты ее уже! – не выдерживает девушка, сидящая с другого бока от Бархатова, и выдирает из его зубов половину лакомства. Вторая часть остается у парня во рту. Он запрокидывает голову, хохоча, а девушка прикрывает ему пол-лица ладонью, как себе. Потом еще помогает пальцами вытереть крошки со щек. А Бархатову хоть бы хны – только бросил смешливое «спасибо», ничуть не смутившись.

Я гляжу на Анжелику с любопытством и четко вижу под густыми ресницами кипучую ревность. Кошусь с опаской на телефон в ее кулаке – вот-вот треснет.

– В первую очередь узнай, кто она ему, – цедит мне в ухо Коростылева и уходит, задрав подбородок.

«Что так непонятно?» – хочется мне ответить вслух, но держусь, а внутри злорадствую, что ее уделали. Пусть это и не отменяет задания и угрожающего мне позора, если я его не выполню.

Поэтому на следующем уроке я возвращаюсь к файлу со списком.

Итак, первый вопрос: дата рождения.

Она что соцсетями не пользуется? Ну, настолько очевидные вещи-то можно было не спрашивать.

Я сразу захожу в «ВК» и ищу Бархатова в Ксюниных друзьях. И не нахожу. Ищу по школе – все не те. Ищу по фамилии и имени. Ищу по диджейскому нику – DJ Барх. Креативности в нем не больше, чем во мне, походу. И опять не нахожу. Разумеется, Анжелика все соцсети уже перелопатила, потому и дала мне это тупое задание, что самой ничего не узнать.

И где же мне взять его дату рождения

Глаз цепляет сразу следующий вопрос – номер телефона. А затем и адрес. Ох. Такая информация абы где не вывешивается. Приходится разрабатывать целый план.

30 вопросов, чтобы влюбиться

Подняться наверх