Читать книгу Шелест ветра перемен - Ирина Ярич - Страница 14

Верхогляд пошёл в ближайшее селение, туда иногда наведывался он с женой или братом, менял дары леса: осенью – грибы, орехи, дикий мёд, а зимой – шкуры и дрова.

В этот раз Верхогляд вернулся испуганный и рассказывал родным: «Рыскают дружинники, доселе тамо не хажившие. Селяне сказывали, печенеги Русь мучат, князь послал дружину воев собрать, тьмой16 спугнуть ворогов».

– А много их тамо, дружинников то, сынок, – Дюжен встревожился, он в растерянности нервно почёсывал седые космы на затылке и шмурыгал, тёр простуженный нос.

–У Микулиша во дворе узрел троих на конях, из избы вдовой бабки-знахарки выходил один, да возле торжища кружили двое, – старательно, с озабоченным видом, вспоминал Верхогляд.

– Эко, принесло их! – пробормотал старик.

– Ты муженёк любый погодь, в село не ходи, – ласково и задумчиво заговорила Гроздана, и гладила мужа по плечу и голове, шевелила и ерошила его светлые тонкие волосы, а он слушал и млел от ласки, которой жена его не баловала. – Заберут бить поганых и тамо ежели не ты, а они тебя одолеют и токмо вороны проведают, где лежат твои белы косточки. Мы с Желаной хворост да поделки отца и Ячменька отнесём на мену.

Все, кроме детей, мнение которых, естественно не спрашивали, согласились с Грозданой и решили, что ни Тугомыслу, ни Верхогляду в селение ходить не следует, а Дюжен и невесткам не советовал туда соваться, дружинники мол люди вольные, им никто кроме князя не указ, обидеть их могут. Гроздана на то отвечала: «Кто меня обидит – трёх дней не проживёт». И спокойно их уверила, что им в отличие от мужей опасаться не стоит, их на битву с печенегами не пошлют, а более им бояться нечего. Желана ей поддакивала. Дюжен хотел возразить, но вспомнил прежние похождения сестёр и догадался, чего они озаботились о мужьях и сами в село рвутся. А сыновья, что ж ежели они не понимают или не хотят уразуметь это, то он же свою голову вместо их не подставит. «Что жа идите, можа соли наменяете», – устало добавил он.

Весеннее яркое небо заплыло тучками, которые раздували свои волнистые сизоватые животики, чтобы потом где-нибудь пролиться дождём. Птицы неустанно гомонили, перебивая друг друга, будто торопились пересказать все новости за долгие месяцы разлуки. Осевший снег частично испарился, обнажив огромные куски земли, сквозь спрессованный настил из опавших листьев и хвои торчали сухие былинки и потемневшая прошлогодняя трава, засыпанная старыми шишками и веточками, сломанными многочисленными набегами буйных ветров. Кое-где мрачно лежали под сероватыми снежными остатками поваленные деревья, некоторые из них упорно держались за почву, но большая часть их корней, будто сломанные руки и пальцы беспомощно тычут в воздух. Оторванных от земли ждало мучительное медленное истощение и обмертвение. Но где смерть, там и жизнь, и наоборот. Когда потеплеет, на коре поселятся мхи, а в древесине будут жить муравьи. А, когда через несколько лет погибшее дерево рассыплется в труху и перегниет и растворится в соках земли, оно войдёт в стволы новых молодых деревьев, и, давая им жизнь, будет жить вместе с ними, и так будет продолжаться пока тёплое дуновение Солнца касается Земли.

Гроздана и Желана прихорашивались, начистили свои медные украшения, и те словно горят в отсветах пламени лучины. Надели бусы из зеленого бисера, витые браслеты, к венцам17 поверх кики18 за крючки прицепили височные кольца и бубенцы на цепочке, по одному с каждой стороны и по шесть медных треугольничков в два яруса.

Гроздана спросила у сына, не провожал ли он Собимысла и Ждана до их землянки.

– Не, мы ходили вместе до роскреси19. Но я попытался было за ними пойти…

– Небось из-за Ягодки, – перебила его мать.

Ячменёк покраснел и утвердительно кивнул головой и продолжил.

– Пошёл по той тропке, что и они, да не поспел. Они на лыжах унеслись, а я дошёл опять до роскрести, и не успел узреть по какой из двух троп укатили.

– Что жа ты сынок не напросился в гости. Они к нам ходют, а к собе не зовут.

Ячменёк смутился, потупился, но будто что-то вспомнив, оживился.

– Так они нам завсегда приносят кули, да короба! А мы что принесём? Их помощью и живём.

– Что ж без них мы померли б с голоду?!

– Можа и не померли, а пришлось бы худо, – уверенно ответил ей сын.

Дюжен не утерпел:

– Во Гроздана, слушай мальца, его уста богам открыты.

Та хотела что-то ответить, но обычно молчаливый Тугомысл её опередил.

– Верно крепкое у них хозяйство, хотелось бы глянуть.

А Верхогляд добавил:

– Дивлюсь акы они сбегнуть успели с таким добром и скотиной?

Гроздана задумчиво молчала, потом изрекла:

– Собимысл – муж хитрый, Ждан не таков, – и почти шёпотом добавила. – На всяку хитрость найдётся другая…

Женщины собрались. Набросили на себя овчинные кожухи, завязали тёплые шерстяные платки, взвалили на спины небольшие вязанки хвороста, захватили короба, в которые побросали детские игрушки. Дети боялись громко рыдать и потихоньку всхлипывали. Дюжен совестил сыновок, что у своих деток все игрушки отняли. Своевольничать начала Гроздана, быстро заткнувшая возразившего было ей мужа. Желана, как всегда старшей сестре поддакивала и последовала её примеру, отобрала у своей малышке её любимую игрушку деревянную курицу, которую вырезал для неё дед и он же приделал под брюшко курицы деревянные колеса на оси. Сладка и остальные девочки были в восторге и возили курицу по столу и по земляному полу. Теперь же Сладка горько плакала. На справедливые замечания свёкра Гроздана возмущёно отвечала:

– Не ради своей забавы беру, а на мену на зерно и соль! Можа скажешь я виновата, что зверя не настреляли, что у нас нет кун20! А куклы – вы с Ячменьком ещё сотворити.

Плюнул Дюжен на сыновок, бестолку им объяснять, что слаб он уже и силой, и глазами, заткнул за пояс топор и вышел вон. Вскоре за ним, ушли и женщины в село, унося в коробах кроме деревянной курицы свистульки, которые Дюжен слепил из глины, что накопал осенью в склоне большого оврага, да соломенные куклы, которые сплёл Ячменёк и деревянные куклы, которые выстругал дед со своим любимым помощником.

Все они предназначались для сестрёнок Ячменька, а теперь достанутся чужим ребятишкам.

Вернулся Дюжен и принялся строгать новую чурку, стараясь успокоить внучек, приговаривал:

– Не плачь Сладка, и вы девоньки, новая кура станет краше прежней.

Потихоньку девочки успокоились, наблюдая, как отлетают стружки, и из деревянного бруска проявляется сначала изогнутая головка, потом шейка курицы.

А в это время семья Собимысла готовилась к празднику и встрече с соседями. Женщины каждый день откладывали для них яйца, пекли медовые хлеба, варили с хмелем мёд. А для дара водяным приготовили гуся и масло конопляное. Мужчины спешили поохотиться, пока у зверя не началась весенняя линька. Настреляли зайцев, белок, куниц, лисиц, даже одного волка. Освежевали тушки и поделили шкурки, чтобы оставить себе и отнести на торг и в подарок соседям, а уж они сами решат, пустить их на одёжку или обменять.