Читать книгу Медведи тоже умеют любить - Ирина Юльевна Енц, Ирина Енц - Страница 10

Бежать было бесполезно. Это я понимала прекрасно. Не мне с косолапым соревноваться в беге. Да, и вообще, от дикого зверя лучше не бегать, толку не будет. Все это я знала, лучше кого-либо, не один год проработав в тайге. Но, в тот момент, мыслей у меня в голове не было никаких. Вся жизнь сузилась, скукожилась, уместившись на кончике лезвия ножа. Медведь повел себя довольно странно. Выскочив на поляну, он пробежал несколько метров по направлению ко мне, а потом остановился, как вкопанный, шумно нюхая воздух. Похоже, на убежавшую лошадь он не обратил никакого внимания, и это было странно. В голове быстро мелькнуло «может, обойдется…» Медведи ведь подслеповаты, но если не увидит, то уж учует обязательно. Нюх у медведей превосходный, как, впрочем, и у большинства диких животных.

Мишка постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, словно маятник, и медленно пошел ко мне. И тут, позади меня раздался властный голос.

– Стой, не двигайся!!

А я и так, замерла сусликом, и двигаться, точно, никуда не собиралась. По крайней мере, в данную минуту, это уж точно.

Я скорее почувствовала, чем увидела, как из-за моей спины показался старик Прон. Твердым шагом он направился прямо к медведю, который, вдруг, остановился при звуках его голоса. А мне захотелось зажмуриться от ужаса. Прон спокойно подошел к косолапому, и… ласково потрепал его по голове. Так добрый хозяин обращается со своим верным другом-псом.

– Асхат… Что это на тебя нашло? Поиграть захотел. Это наша гостья, она твоих игр не понимает…

Он ласково разговаривал с мишкой, а тот, словно домашняя кошка, ластился к его руке. Я медленно распрямилась, все еще не выпуская нож из сомкнутых пальцев, и с некоторым облегчением выдохнула. Почему-то все поджилки тряслись, покалывало кончики пальцев на ногах, а сердце бухало, словно кузнечный молот по наковальне. Я понимала, что это произошел вброс адреналина в кровь. Понимать-то, понимала, но ничего поделать не могла, ноги предательски тряслись, еле удерживая меня от позорного падения.

Я все еще не делала резких движений продолжая стоять на месте столбом. А Прон обернулся ко мне и серьезно проговорил:

– Стой спокойно, не шевелись. Дай Асхату тебя обнюхать. Тогда он тебя больше никогда не тронет… – А потом с усмешкой добавил. – Если примет за своего.

Я, подчиняясь старику, стояла неподвижно, словно древнегреческая статуя в затонувшем городе, стараясь отогнать страх. Звери страх чуют, и для них это, как сигнал к нападению. Не без труда, мне удалось справиться со своими эмоциями. А что еще мне оставалось делать? Визжать от страха? Вот уж глупость несусветная. Не знала ни одного случая, чтобы крик помог кому-нибудь в подобной ситуации! Скорее, наоборот. Поэтому, когда медведь подошел ко мне, я уже была почти спокойна. Косолапый обнюхал меня, походив кругами, а потом, к моему удивлению и изумлению старика, лизнул мою руку, в которой я все еще продолжала сжимать нож. Я неуверенно, левой рукой едва дотронулась до его головы. Пальцы слегка дрожали.

– Ну, что, Асхат, давай знакомиться… – Я порадовалась, что мой голос меня не подвел. Усилия, чтобы взять собственные эмоции под контроль не пропали даром.

Медведь смешно задергал носом и громко чихнул. А я неуверенно улыбнулась, так это выглядело забавно. Правда, улыбка скорее походила на неловкую гримасу, чем на выражение радости, но на большее я сейчас была просто не способна. Старик подошел ко мне и с удивлением оглядел меня еще раз, будто, увидел меня впервые. Потом, видимо, отвечая собственным мыслям, тихо проговорил:

– Как удивительно переплетаются узоры судьбы… И нам не ведомы ее замыслы…Поглядим, поглядим…

Мне его слова были не совсем понятны. Мой страх прошел, и теперь я думала только о двух вещах: как мне не свалиться в обморок от пережитого, и найти мою несчастную лошадь. От ужаса, она могла убежать очень далеко. Только я собралась попросить у старика помощи, как он, обернувшись к лесу лицом громко и строго проговорил:

– Один6, ты бы присматривал за своим братцем. А то, вон, гостью нашу напугал, да еще лошадка убежала. Лошадку тебе вернуть придется. – И словно оправдывая свою строгость, чуть ворчливо закончил. – Впредь будешь внимательнее и осторожнее.

И только тут я увидела на краю поляны, откуда появился медведь, стоял мужчина довольно высокого роста, что называется, косая сажень в плечах. Одет он был просто, как все деревенские. Простые и весьма потасканные брюки серого цвета были заправлены в кирзовые сапоги, клетчатая рубашка, а поверх нее жилет из кожи ручной выделки. На ремне висел внушительных размеров охотничий нож, не чета моему. Длинные до плеч волосы были белыми, как снег. То ли цвет у них был такой, то ли мужчина был седой. Передние пряди заплетены в две косички, что слегка не вписывалось в образ простого деревенского мужика. Он не выглядел старым, впрочем, я его особенно и не разглядывала, не до того было. Только что-то знакомое мне показалось в его фигуре, но ломать над этим голову сейчас я тоже не стала. Оглянулась на медведя, который перестал на нас обращать внимание и весьма ходко потрусил к дому. Тут я немного расслабилась, и это было ошибкой. Ноги перестали меня держать, и я опустилась прямо на землю, где стояла. Старик присел рядом со мной на корточки, и протянул фляжку, которая висела у него на поясе.

– На-ка, глотни… Тебе сейчас надо. – Голос был участливый с легкой насмешкой.

Я, не раздумывая, взяла фляжку из его рук, и сделала несколько больших глотков, не заботясь, что за жидкость в ней находится. Вкус я почувствовала только потом. Он был горьковатый и терпкий одновременно, а еще в нем чувствовалась легкая кислинка. Я слегка поморщилась и вернула фляжку старику. Он закрутил деловито пробку и повесил фляжку на место. Похлопал меня по плечу, и, не скрывая уже усмешки, произнес:

– Ничего… ничего, сейчас легче будет.

Я не спрашивала, что он мне дал. Во рту остался привкус шалфея и черемухи. Там было что-то еще, но сейчас для меня это было неважно. Я пыталась отдышаться. Тем временем, пока старик старался привести меня в норму, мужчина, который вышел из леса, легкой, скользящей походкой бывалого таежника подошел к нам. Посмотрел на меня сверху вниз и покачал головой. Его жест можно было понять только в одном смысле: «Бродят тут всякие…». Но, если честно, в данный момент мне было совершенно безразлично, если не сказать хуже, что он обо мне думает.

Я подняла взгляд, пытаясь его как следует разглядеть, наплевав на деликатность и правила приличия. Какие уж тут правила, когда меня минуту назад, чуть медведь не сожрал! И, между прочим, если я правильно поняла, его медведь. Так что, мою легкую бесцеремонность ему придется потерпеть, как некую компенсацию за пережитый мною страх. Внешность у него была довольно запоминающаяся. Суровое, словно выточенное из камня лицо, плотно сжатые губы, нос с легкой горбинкой, делающий его немного похожим на хищную птицу, небольшая черная борода, в которой не было заметно ни одного седого волоска. Из чего я заключила, что волосы были все-таки седыми. Мелькнула мысль, что же должно было случиться в его жизни, что он так рано поседел. Но, разумеется, искать ответ на этот вопрос было совсем не ко времени. Глаза были темно-серого, почти пепельного цвета. Черный зрачок терялся в них, будто растворяясь, что придавало его взгляду жутковатое свойство, словно он смотрит не на тебя, а сквозь тебя. Большой шрам пересекал его левый глаз, немного стягивая его, от самой брови, через всю щеку, оканчиваясь под скулой. Это создавало некую иллюзию, словно он в презрительной ухмылке щурил левый глаз. Да еще и это странное имя «Один». Скорее всего, это было не настоящее имя, а просто кличка, которую он получил, надо полагать, благодаря все тому же шраму. Шрам, как ни странно, не портил его облика, не безобразил лицо, а делал его действительно похожим на скандинавского бога, повелителя ассов. И еще, скорее всего, это было из-за его глаз, которые приковывали к себе внимание своей необычностью, заставляя забывать обо всем остальном.

Постояв несколько секунд надо мной, он обратился к старику.

– Я пойду Асхата закрою. Иначе лошадь сюда ни за что не вернется. – И направился вслед за медведем к дому.

Старик, соглашаясь, кивнул ему, а потом опять обратился ко мне.

– Ну что? Здесь посидишь или к дому пойдем?

Я, мысленно прикинула, смогу ли я дойти сейчас до дома старика, и решила, что мне это будет по силам. Тем более, что рядом с домом был родник, а пить мне сейчас хотелось нестерпимо. Во рту все пересохло, и снадобье Прона, которым он меня напоил, вызывало во рту еще большую сухость. Была и еще одна причина. Я не верила, что Один сумеет быстро найти Люську. А сидеть в ожидании этого события на земле посередине поляны было бы совсем глупо. Поэтому, я кивнула старику, и пробормотала:

– Чего здесь сидеть? Лучше к дому пойду…

Старик опять усмехнулся и, поднявшись с корточек пошел к дому, периодически оглядываясь на меня. Кое-как поднявшись с земли, я поплелась вслед за ним, стараясь, чтобы меня не болтало из стороны в сторону при этом. Но, видимо, питье, которое мне дал Прон, оказало свое влияние. И, подходя к дому, я чувствовала себя уже вполне сносно.

Один стоял на берегу ручья и пытался выманить медведя из воды, чтобы запереть его в небольшой пристройке, которую я не сразу разглядела, позади дома, и двери которой сейчас были распахнуты, словно бы приглашая косолапого зайти внутрь. Как видно, пристройка из досок служила жильцам кладовкой для хозяйственных нужд. Но, медведю, как видно было глубоко начихать на все приглашения. Он плескался в воде, словно малый ребенок. Брызги радужным фейерверком разлетались ореолом вокруг него. Я невольно залюбовалась этой картиной, совсем позабыв о недавнем пережитом страхе. А косолапый не обращал ни малейшего внимания на все усилия человека, старавшегося его выманить из воды. Со стороны это выглядело весьма забавно. И я, совсем не к месту, вспомнила свое голубое детство, когда бабушка пыталась меня вытащить из реки, а я делала вид, что вовсе не замечаю ее громогласных воплей и размахивания рук. Эти воспоминания вызвали на моем лице улыбку, которую тут же заметил старик.

– Чему радуешься? – Тут же спросил он.

Я хмыкнула и указала рукой на медведя.

– Как дите малое… Меня тоже так же из воды в детстве не могли вытащить.

Старик усмехнулся.

– Все живое в нашем мире создано по одному образу и подобию. – И указав не на крыльцо, предложил. – Сядь в теньке посиди пока. А я помогу Асхата закрыть. Не то мы твою лошадку и вправду сюда не заманим.

Я присела на крыльцо. Мне нестерпимо хотелось пить, а еще не мешало бы умыться холодной водой. Но, пока там принимал водные процедуры медведь, идти туда не очень хотелось. Он, конечно, почти ручной зверь, но все же зверь. А испытывать судьбу во второй раз за это утро, особого желания не возникало.

Вскоре двум мужчинам удалось «выудить» медведя из воды, и он неохотно отправился следом за Одином. А я кинулась к роднику. Встала на колени и опустила голову в ледяную воду, и так замерла в блаженстве на несколько секунд. Потом напилась вволю, прогоняя горьковатый привкус во рту, оставшийся после снадобья старика.

На крыльце меня уже поджидал Прон. Я присела рядом с ним, и задала вопрос, который меня сейчас интересовал больше всего:

– И как мы будем сейчас искать мою лошадь?

Старик в притворном удивлении приподнял свои лохматые брови:

– Мы…? Мы никак не будем. Ее сейчас Один приведет. – И с интересом стал разглядывать поляну перед домом, как будто увидел там что-то в высшей степени занимательное.

Я проследила его взгляд, но ничего, стоящего такого пристального внимания не заметила, и опять уставилась на Прона. А тот делал вид, что не замечает моего взгляда, поднялся с крыльца, подошел к молодой березке, которая росла рядом и к которой, совсем недавно, я привязывала Люську, и стал тихонечко что-то напевать, поглаживая белый ствол своей ладонью с узловатыми пальцами. Я прислушалась и смогла разобрать слова:

– Ты расти на радость всем, древо жизни,

Пусть обойдут тебя грозы и молнии,

Пусть достаточно будет тебе влаги и воздуха,

Чтоб росло ты и зеленело всегда…

Насколько я могла понять, это было старославянская песня-приговор, которую наши предки исполняли, обращаясь за живительной силой растения, чтобы излечить недуги. Я сидела и слушала, как старик снова и снова повторяет эти строки, а в голове моей роились тысячи вопросов, которые я хотела бы ему задать. А ведь он действительно настоящий лекарь, и мне было чему у него поучиться. Только вот, вряд ли он возьмет меня в ученики. Тем более, что один у него уже, похоже, был. Один вышел из-за угла дома, и, не глядя ни на меня, ни на старика, прямиком отправился к опушке леса. Я принялась с любопытством за ним наблюдать. Мне было интересно, где и как он будет искать мою кобылу. У меня была тайная надежда, что умница-Люська должна прийти прямиком в родную конюшню. О том, как буду до базы добираться я, пока не думала. Расстраивало только одно. Лекарства для Кольки остались в седельной сумке, притороченной к седлу лошади. А значит, до того, как я начну лечить парня, времени уйдет намного больше, чем я представляла себе. Погруженная в свои тревожные мысли, я перестала обращать внимания на Одина. И совершенно напрасно.

Он остановился на краю леса, сложил ладони рупором и издал какой-то гортанный крик, похожий на лошадиное ржание, только намного ниже тоном. Звук, подхваченный эхом, разнесся по всей поляне. Появилось такое ощущение, что здесь пасется целый табун лошадей, и все они начали ржать. Звук пометался по лугу, отражаясь от стоявших деревьев и замер на низкой ноте. А через несколько секунд, из леса послышалось ответное ржание. Вскоре, на поляну выскочила Люська, с бешено вращающимися глазами, с пеной на удилах, вся в мыле. Один издал еще какой-то звук, который я не взялась бы описать кроме как, успокаивающий свист. Кобыла подошла к мужчине, и отфыркиваясь встала с ним рядом, испуганно дрожа всей кожей. Он погладил лошадку по шее, что -то при этом приговаривая, а затем, взял повод в руку и направился к нам.

Я переводила удивленный, если не сказать, ошарашенный взгляд с приближающегося Одина на старика, не в силах произнести ничего более вразумительного, кроме как, «ни хрена себе!». Вроде бы, приличной женщине не к лицу подобные выражения, но мне на это было сейчас просто наплевать. На мой удивленный и вопросительный взгляд, Прон ответил с коротким смешком.

– Один с любым зверем разговаривать умеет. Талант у парня…

Конечно, «парнем» назвать Одина у меня вряд ли язык повернулся бы, но, возможно, с высоты своего возраста Прон вполне мог о нем так говорить. Тогда и я для него была просто «девочкой». Я все еще продолжала таращится на Одина, когда он подвел Люську ко мне и протянул поводья, не произнося при этом ни слова. Я с большим трудом выдавила из себя «спасибо», приняла повод и принялась ее водить по поляне, чтобы она немного остыла. Потом позволила ей напиться из ручья, и вскочила в седло. И тут у «парня» прорезался голос. Хмуро глядя на меня, он произнес:

– Не советую тебе сейчас ее понукать. Пусть идет, как сама захочет. Ей пришлось набегаться, да и страха натерпелась, бедная. – Голос звучал немного хрипло, будто, у него в горле пересохло.

Я с изумлением уставилась на него. Он что, думает я изверг какой, примусь лошадь кнутом стегать, погоняя? Не найдя, что я толкового могу ему ответить, я еще раз пробормотала «спасибо», и направила кобылку в сторону тропы. На самой кромке леса, я не выдержала и оглянулась. Прона нигде не было видно, а Один стоял и смотрел нам с Люськой вслед. И только тут я поняла. Именно его я видела тогда, ночью в черемуховых кустах возле базы.

Всю обратную дорогу до дома я вспоминала свое посещение избы знахаря. В голове была невообразимая куча-мала из вопросов и догадок. Кто такой это Один? Он сын старика? Или его ученик? Почему Саныч ничего мне о нем не рассказал. И медведь Асхат тоже был загадкой. Не могу сказать, что мне часто приходилось встречаться с медведями, но немного я знала об этом звере. Медведи по своей сути не агрессивны, но, чтобы такой взрослый медведь стал тебе другом… Это очень сомнительно, и возможно только в одном случае: если человек воспитал его с детства.

За всеми этими размышлениями, я не заметила, как добралась до базы. Люська-умница довезла меня безо всяких приключений. Впрочем, нам с ней приключений на сегодня было вполне достаточно. Я решила, что не стоит рассказывать мужикам обо всем, что случилось у дома деда Прона. Андрей помогал Василичу на кухне. Колол дрова и таскал воду. Завидев меня, оба бросили свои дела и кинулись ко мне. Василич молча оглядел меня беглым взглядом с ног до головы и, убедившись, что я цела и невредима, удовлетворенно крякнул. Он прекрасно знал, что я терпеть не могу отвечать на бесконечные вопросы о собственном самочувствии или о том, как мои дела. Тем более, что все было вполне очевидным. Я задала вопрос, который волновал меня больше всего:

– Как там Колька?

Андрей с Василичем переглянулись, и после молчаливого соглашения, заговорил Андрей.

– Вроде бы жара нет. Но, нога его мне не нравится. Я его с полчаса назад твоим отваром напоил. Луковицы отвязали. А так… – Он пожал плечами. – Вроде бы все не так плохо. Ты привезла лекарства?

Я молча кивнула. Достала свою добычу из седельной сумки, попросила Андрея обиходить Люську, а Василича – поставить кастрюльку для отвара. И сразу прошла в свою избушку, поглядеть, как там Колька. Несчастный парнишка спал, как убитый. Нога, лежавшая поверх одеяла, была опухшей и особого оптимизма мне не внушала. Но я очень надеялась, что снадобья Прона помогут парню быстро встать на ноги.