Читать книгу Медведи тоже умеют любить - Ирина Юльевна Енц, Ирина Енц - Страница 17

Когда, взятых в охотхозяйстве лошадей не вернули на третий день, люди заволновались и отправились на поиски пропавшей семьи. Прошли по маршруту, нашли пещеру, в которой произошел обвал, и поняли, что случилось несчастье. А неподалеку, на стоянке, возле давно остывшего костра, обнаружили мальчика. Он лежал, свернувшись калачиком на подстилке из пихтовой лапки возле костра. Его голова была совершенно седая, без единого темного волоска, а левую половину лица пересекал большой шрам. Удивление вызывал тот факт, что шрам уже был зажившим, словно мальчик его заработал уже несколько лет назад. Ни воспаления, ни крови, будто операцию проводил в лучшей косметологической клинике какой-нибудь профессор, светило-хирург. И одежда на нем была чистая, не подранная, без каких-либо следов крови, вроде как он только что ее надел, а не находился в тайге уже несколько дней. И еще, когда его увозили, на внутренней стороне запястья обнаружили еще один странный шрам, больше похожий на ожог в виде пересечения трех изломанных линий, покрасневший и слегка припухший, будто нанесен он на руку подростка был совсем недавно.

Мальчик был без сознания, и его сразу отправили в местную больницу. Ни по дороге, ни уже на месте, он так и не пришел в сознание. Врачи забеспокоились, что он впал в кому. Но, в таком состоянии перевозить его в областную клинику посчитали опасным. На консультацию вызвали профессора из города.

Тем временем, на место трагедии прибыли спасатели, чтобы разобрать завал в пещере. Но, найти там живых уже никто не надеялся. И как оказался ребенок один возле костра, да еще с таким шрамом никто не мог понять.

Олег очнулся в больнице. Белые стены, запах хлорки и люди в белых халатах, окружающие его со всех сторон. Он опять зажмурился, пытаясь понять, как он здесь оказался. В памяти всплывали только неясные образы. Сильный грохот обвала, склоненный над ними с мамой, отец, пытающийся их прикрыть от падающих камней, острая боль, а следом душная темнота. Но, это было еще не все. Он это точно знал. Было еще что-то, он старался вспомнить изо всех сил, что же это было, интуитивно чувствуя, что это и было самое важное, но картинка была словно в тумане, все время ускользала от него. От собственного бессилия он молча заплакал. Слезы просто катились, словно сами по себе из-под закрытых ресниц. И тут он услышал взволнованный женский голос.

– Доктор, он очнулся!

Тут же, рядом с собой он почувствовал какую-то суету. Медленно открыл глаза. Над ним склонился мужчина в белом халате, по виду очень похожий на Эйнштейна с фотографии, которая висела у отца в кабинете, только этот мужчина был еще в очках. Он принялся говорить с Олегом ласковым голосом, словно тот был маленьким ребенком:

– Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? Что у нас болит?

Олег молча смотрел на него, и не отвечал. У него не было желания вообще говорить. Все слова куда-то подевались. Потом его начали вертеть во все стороны, цеплять какие-то провода, ставить какие-то уколы. Он с равнодушием, несвойственным подросткам в его возрасте, смотрел все время в потолок, никак не реагируя на все эти манипуляции с его телом. Как странно ему подумалось про себя самого. Будто все это происходило не с ним, а именно, с его телом, а он сам все это время был просто сторонним наблюдателем. Но эта мысль так же только скользнула по краю сознания, не вызвав никаких особых эмоций.

Дни полетели за днями, и Олег не мог сказать, сколько их было. Время для него превратилось в какую-то другую субстанцию, которую, как воду можно было разливать по стаканам дней и кружкам ночей. Он не спал и не бодрствовал, находясь в каком-то состоянии полузабытья. Словно для него сейчас существовало два мира, и в обоих мирах он пребывал только наполовину.

Вскоре, он начал вставать, принимать самостоятельно пищу, силы возвращались к нему очень быстро. Чему удивлялся весь медперсонал. Однажды, в очередной раз открыв глаза, рядом со своей кроватью он увидел дядю Сережу. Это был друг отца, и Олег это хорошо помнил. Мужчина смотрел на него с жалостью, словно, на больную собаку, и Олега это почему-то разозлило. Но, он опять не проронил ни слова, просто выражая взглядом свое негодование по этому поводу.

– Олег, крепись…

Что последует за этим его «крепись» Олег уже знал. Он знал это сразу, как только начинал вспоминать, что произошло с ним там, в пещере. Родители остались там навсегда. Отца нашли сразу, почему-то, почти у самого выхода из пещеры, только слегка присыпанного камнями. А вот тело мамы так и не было обнаружено. Решили, что лавиной обрушившихся камней ее унесло вглубь, куда спасатели добраться так и не смогли.

Поговорив тихо о чем-то с доктором, дядя Сережа забрал его к себе. Ванька с Федором старались расшевелить его и поддержать, как могли, но, в их взглядах Олег видел ту же жалость, словно к больному псу, как и у дяди Сережи. И это отгораживало от него ребят, словно прочной стеной. Но, испытания на этом не закончились. Вскоре умерла бабушка Анфиса. После известия о гибели дочери и зятя ее разбил инсульт, она впала в кому и так умерла, не приходя в сознание. Дядя Сережа рассказывал об этом тихонько Федору, старшему сыну, советуясь с ним, как можно сообщить эту печальную новость ему, Олегу. А Олег стоял рядом с дверью и все слышал. Заметив мальчика на пороге кухни, дядя Сережа сначала испугался, но увидев его реакцию на известие, слегка озадачился. Олег молча ушел в свою комнату, которую делил с Ваней, лег в кровать, и отвернувшись к стене крепко зажмурился. Его рвала изнутри такая страшная боль, что впору выть и кататься по полу. Но он, сжав кулаки, и закусив до крови губу, молчал, глотая горькие слезы. Он – мужчина, а мужчины не плачут, так ему всегда говорил отец.

Прошло еще немного времени, и к ним в дом пришла незнакомая женщина, которая оказалась работником социальной службы. Дядя Сережа провел ее на кухню и закрыл дверь. Но Олег, как только увидел ее на пороге их квартиры, сразу понял, она пришла за ним. Дядя Сережа сначала о чем-то тихо разговаривал с ней, а потом, перешел на высокие тона, и Олег, невольно услышал весь их последующий разговор.

– Я же собрал все документы, которые вы требовали! Я хочу усыновить этого мальчика! Он с раннего детства в моей семье и мои сыновья ему, как братья! Он сын моего погибшего друга, в конце концов! И я имею право, поступить так, как сочту нужным!!

Женщина ответила ему сухим казенным голосом.

– Я вам уже в третий раз объясняю, что ваше заявление об усыновлении мальчика отклонено. Вы не его родственник, и, насколько нам известно, уже воспитываете двоих сыновей без матери. Если мне не изменяет память, вы, кажется, геолог? Значит большинство своего времени вы проводите вне дома, работа у вас такая. А мальчик в таком возрасте, когда за ним нужен глаз да глаз. Я не собираюсь с вами спорить. Вот постановление. Вам разрешено самому привезти мальчика в детский дом. Адрес здесь указан. И, разумеется, вы сможете его навещать.

Дверь с шумом распахнулась, и женщина решительным шагом направилась к выходу, мельком взглянув на замершего столбом посередине комнаты Олега. Этим вечером дядя Сережа напился практически до бесчувствия. Он сидел один на кухне, закрыв дверь и, прогнав мальчишек прочь, громко выл, словно раненый зверь. Это было очень страшно. Когда жизнь ломает сильного человека, это всегда страшно. Федор с Иваном сидели в комнате и смотрели на кухонную дверь перепуганными глазами, не зная, не понимая, что предпринять. Олег открыл двери и сделал шаг к, сидящему у стола человеку. Таким он дядю Сережу видел первый раз в жизни. Мальчик молча положил руку на плечо взрослого мужчины, и посмотрел тому в глаза. Серьезно, печально и понимающе.

В детском доме ему пришлось несладко. Шрам на лице и его упорное нежелание говорить, делали его предметом всеобщего настороженного внимания и издевательств. Сначала он просто сторонился остальных детей, отгораживаясь от них стеной молчаливого равнодушия. Некоторыми это было истолковано неправильно. Они решили, что он слабак – калека. И вскоре им пришлось об этом горько пожалеть. Дрался он дико, яростно, безо всякой жалости, словно загнанный в угол волк, на которого кидалась свора охотничьих собак. Кое как, нескольким воспитателям удалось его скрутить и запереть в кладовой. Всех напугало до смерти то неистовое, почти нечеловеческое пламя, которое горело в его глазах. А через несколько дней, когда после продолжительных нравоучений и строгостей, его вернули в общую спальню, той же ночью он сбежал. Его выловили на железнодорожной станции через неделю в товарном вагоне, в котором он, сломленный усталостью и голодом, уснул прямо на грязных досках пола. Вернули обратно в детский дом, где за ним прочно закрепилась слава «трудного подростка». Директор детского дома строго ему выговаривал, что, если он совершит хоть еще один проступок, его переведут в колонию для малолетних преступников. Пугал он так Олега, или вправду имел такие намерения, мальчику было не интересно. Правда, после этого случая к нему больше не лезли. Смотрели в спину с ненавистью, но задевать больше не смели. Даже старшие ребята, старались с ним не связываться, и с презрением его называли «одноглазым Одином».