Читать книгу Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш, Irvine Welsh - Страница 13

Новый год прошел, и в небе над Эдинбургом повисли черные зловещие тучи, похожие на ветхие мешки, забитые тяжелыми валунами. Старожилы отсиживались по домам, то и дело опасливо поглядывая наверх – как бы мешки не прохудились! Бесшабашная молодежь уже совершала быстрые набеги на ближайшие бары: послепраздничное похмелье миновало, проклюнулся оптимизм, а вместе с ним и желание нарушить новогодние зароки.

Единственным плачевным исключением из задорной вакханалии был Дэнни Скиннер, корпевший в офисе над отчетом, – с ватной головой, с пересохшим ртом, хмуро слушая восторженный писк Брайана Кибби, уже успевшего оправиться от недавней трепки. Кибби взахлеб рассказывал Шеннон Макдауэлл о своих похождениях.

– В эти выходные, – гундосил он девичьим голосом, – мы отправились в Гленши…

Шеннон благосклонно кивала, попивая кофе из кружки с логотипом Pet Shop Boys. Кто-нибудь другой, более сообразительный, давно бы уже догадался, что она слушает исключительно от скуки, но Кибби, будучи по уши влюблен, не вполне контролировал свои антенны. Его жизнь прыгала по темным ухабам – болезнь отца, трения в семье, – и единственными светлыми пятнами во мраке были Шеннон, видеоигры (прежде всего «Харвест Мун»), макет железной дороги и, конечно же, ребята из клуба «Заводные походники», особенно одна девчонка, почти как Шеннон…

– …у нас целая команда, – кудахтал Кибби. – Кенни – он самый главный, председатель клуба, смешной и совершенно безбашенный; потом Джеральд – этот пытается не отставать, но мы… – Он скорчил соболезнующую гримасу. – В общем, мы его называем «тихоход». И наконец, Люси, которая…

Кибби так и не успел пропеть о главном предмете своего восторга: грубое вмешательство Дэнни Скиннера спутало ему ноты.

– Эти твои походы… э-э… Брайан, – начал он в прокурорской манере, позаимствованной у Фоя. – Эти прогулки на свежем воздухе. Там есть симпатичные девчонки?

Единственной целью Скиннера было вызвать у врага стыдливый румянец. И он этой цели добился. Шеннон закатила глаза, неразборчиво буркнула и погрузилась в бумаги.

– Да, с нами ходят де… девушки, – отвечал Брайан, косясь на Шеннон, которая раздраженно листала отчет.

– Шустренькие как пить дать! – постулировал Скиннер.

Кибби замешкался, опасаясь каким-то неясным и глубоко пошлым образом скомпрометировать чистую Люси.

– Ну… Я не знаю… нельзя так…

Скиннер поджал губы, и на его скулах, как показалось Кибби, выступили пятна зловещего нечеловеческого цвета.

– Но вдуть-то им можно?

Шеннон посмотрела сперва на Кибби, затем на Скиннера; в ее взгляде ясно читалась команда: «Свободны оба!» Скиннер в ответ протестующе развел руками.

– С нами ходят нормальные девчонки! – заявил Брайан чуть ли не агрессивно и даже почувствовал, что на миг обрел над противником моральное превосходство.

– Ты хоть одну трахнул? – с каменной серьезностью допрашивал Скиннер. – Отвечай, да или нет?

Кибби отвернулся с гримасой отвращения, неуклюже пытаясь спрятать позорную невинность под маской оскорбленной нравственности. Шеннон фыркнула, резко встала и удалилась к стеллажам, покачивая головой. На выручку Скиннеру пришел Колин Макги, который ухмыльнулся и поднял брови, взяв на себя роль зрителя взамен Шеннон.

– В чем дело, Брай? – продолжал воодушевленный Скиннер. – Нормальный житейский вопрос, чего стесняться? Засадил ли ты хоть одной девчонке из своего клуба?

– Не твое дело!!! – выпалил Кибби и стремглав умчался в туалет, по пути едва не сбив возвращавшуюся на место Шеннон.

– Задел его за живое, – пожал плечами Скиннер.

Шеннон нахмурилась. Кибби был занудой, конечно, но в общем неплохим парнем, хотя и слишком наивным.

– Ну хватит тебе, Дэнни.

Скиннер в ответ сально подмигнул, и она, к своему неудовольствию, почувствовала медленный укол желания. Дурацкие пьяные ласки на вечеринке в управлении жилищного строительства! Ерунда из разряда ничего не значащих случайностей, о которых стараешься забыть, да не дают многозначительные взгляды из-под выгнутой брови. Скиннер тоже ощутил проскочившую искру, и ему сделалось стыдно. Он вел себя как полный идиот. Правда, отношения с Кей расклеились после его рождественских выходок, но он все равно ее любил. А вот у Кибби никого нет, подумал он со злорадством. И примирительно заключил:

– Да ладно, ничего такого, что парню двадцать один год, а он еще девственник. Всякое бывает.

Скиннер ни на минуту не оставлял Брайана Кибби в покое. Если в офисе его нападки носили характер псевдодружеских подначек, оттененных презрительным превосходством, то на курсах повышения квалификации в местном колледже, где они готовились получить сертификаты специалистов общественного здравоохранения, Скиннер пускался во все тяжкие. В неформальной обстановке, в окружении благодарных зрителей, он блистал и жалил без сожаления, всячески оскорбляя, унижая и притесняя робкого и некрасноречивого Кибби. Доходило до того, что в оживленных местах, например в столовой во время обеденного перерыва, Брайан боялся даже лишний раз рот открыть, чтобы ненароком не привлечь внимания своего мучителя. Остальные студенты либо охотно ассистировали, либо исполняли роли пассивных статистов: никто не хотел перейти Скиннеру дорогу и отведать его острого как бритва языка.

У Скиннерова языка, однако, была и другая сторона, мягкая и обольстительная, к которой Кибби испытывал черную зависть, по накалу не уступающую его ужасу перед режущей стороной. Практически все женщины, служащие в управе, не говоря уже о студентках колледжа, в той или иной форме испытали на себе сладкие чары этого языка, ибо его обладатель считал своим долгом с каждой проходящей юбки содрать дань в виде улыбочки, кивка или фривольного замечания.

Чем больше времени Скиннер проводил в обществе Брайана Кибби, тем глубже и горячей становилась его брезгливая ненависть, пугающая и необъяснимая, и наконец дело зашло так далеко, что, казалось, терпению наступил предел; нарыв грозил прорваться в любую минуту. Однако тут произошло событие, взметнувшее жар страстей еще круче, до немыслимых ранее высот.

Обручальное кольцо, приготовленное для Кей Баллантайн, жгло Дэнни Скиннеру карман. Было холодное воскресное утро. С моря посвистывал свежий северный бриз, что не мешало горожанам оживленно сновать по улицам, исследуя соблазны январских распродаж.

– Хочешь, это… прогуляемся в парке? – предложил Скиннер своей подруге.

Они спустились по каменным ступеням мимо законсервированных на зиму цветочных часов. В холодном воздухе ухали басовые струны: на эстрадной площадке «Росс», похоже, что-то затевалось. Взвился и опал распевающийся голос, пробежала стайка опрятных персонажей в чистых джинсах – все указывало на скорое начало религиозного рок-концерта.

– Пойдем посмотрим, – оживилась Кей.

– Да ну… – Скиннер кивнул в сторону лавочки. – Давай лучше присядем вот здесь.

– Не хочу сидеть, холодно! – возразила она, притопывая ногами и убирая с лица пряди волос.

– Ненадолго, на минуточку! Я тебе должен кое-что сказать.

Заинтригованная, Кей согласилась; они присели на лавочку. Скиннер посмотрел на нее с торжественной грустью:

– Ты знаешь, я был полным идиотом. И скотиной. На Рождество…

– Брось, Дэнни. Мы уже говорили об этом… Давай забудем, дело прошлое! А сейчас воскресенье, и можно…

– Ангел, пожалуйста, выслушай меня! – перебил Скиннер, доставая из кармана коробочку. – Я тебя люблю. Я хочу, чтоб ты всегда была со мной.

Он поддел крышку. Кей тихо вздохнула, увидев блеск бриллиантового кольца.

Скиннер соскользнул со скамейки и встал перед ней на одно колено:

– Будь моей женой, Кей! Ты согласна?

Кей Баллантайн была потрясена. Она уже привыкла к мысли, что Скиннеру с ней скучно, что он хочет расстаться и поэтому так сильно пьет.

– Дэнни… Я прямо не знаю, что сказать…

Скиннер одарил ее строгим взглядом: к счастью, такая реакция входила в число отрепетированных.

– Например, «да».

– Да! Ну конечно да!

Кей нагнулась и поцеловала его. А он надел кольцо ей на палец.

Брайан Кибби, надвинув на уши любимую бейсболку, прогуливался по улице Принцев в компании своего друга Иэна Бьюкена. Налетевший шквал сорвал с его головы дурацкий убор и утащил в парк, через живую изгородь.

– Моя бейсболка!

Кибби подпрыгнул и бросился в погоню: через ворота, вниз по мощенному булыжником склону. Беглая бейсболка сперва не показывалась на глаза, затем обнаружилась под одной из лавочек у подножия холма, прямо под ногами одиноко сидящей девушки в белом плаще. Брайан Кибби тихонько приблизился сзади, нагнулся, протянул руку… О боже! Сквозь ажурную спинку прямо ему в лицо таращился стоящий на коленях Дэнни Скиннер.

Практически столкнувшись носами, мужчины замерли. Повисла мучительная пауза. Наконец Кибби разлепил губы.

– П-привет, Дэнни, – произнес он тихо. – У меня вот… шапочка улетела.

Кей в изумлении повернулась. Кибби изо всех сил старался не думать о том, что Скиннер стоит на коленях перед пугающе красивой девушкой. Девушка была одета в белый кожаный плащ с меховой оторочкой, пушистую шапочку и меховые наушники. Ее курносый носик покраснел от холода, а огромные глаза широко распахнулись, словно в противовес зловеще сузившимся щелям Дэнни Скиннера, который продолжал с жалким упрямством делать вид, будто не замечает проклятого Кибби. Немая сцена окончилась лишь после того, как Кей толкнула любимого костяшками пальцев и указала на коллегу, который успел уже встать и ожесточенно мял в кулаке злополучную бейсболку.

– Здравствуй, Брайан, – произнес Скиннер деревянным голосом.

Кей встала. Ее жених тоже вынужден был подняться. Сложив ладошки домиком, Кей склонила голову и посмотрела на Скиннера с требовательной улыбкой, а затем повернулась к Кибби, который помимо воли любовался головокружительным блеском ее зубов и гордым полетом черных волос, выбившихся из-под шапочки.

Чувствуя, как слова застревают в горле, Скиннер с грехом пополам процедил:

– Познакомься, это Брайан. Работает со мной в управе… – И совсем уж невнятно добавил: – А это Кей.

Кей одарила Кибби такой умопомрачительной улыбкой, что тот едва не рухнул в обморок.

Боже, как она прекрасна!.. И это девушка Скиннера! Они, наверное, друг друга любят… Почему лучшие девушки обязательно выбирают таких типов? Нет в мире справедливости… Зубы такие белые, и кожа как бархат, и волосы… Боже, какая красота!

– Как поживаешь, Брайан? – воскликнула Кей и кивнула подоспевшему Иэну, который скромно держался в стороне. Затем она поддела локтем Скиннера, яростно игравшего желваками, и умоляюще захлопала глазами: – Дэнни, я не могу удержаться! Я всему миру должна сказать!

Скиннер скрипел зубами, его бледное лицо было страшно. Кей на него не смотрела: вытянув руку, она демонстрировала новым знакомым бриллиантовое кольцо – то самое, что он ей подарил несколько секунд назад в неповторимо интимной обстановке, в момент, который мог бы стать самым важным в его жизни, а вместо этого был безнадежно испорчен этим… этим…

Ах ты, сучий заглотыш! Подлюка мерзкая! Первый, кто узнал о моей гребаной помолвке… Ходячий гнойный аборт! На коленях меня застал… И еще какого-то педика притащил!

– А мне предложение сделали! – певуче хвасталась Кей; на заднем плане очень кстати гремел церковный хор.

Скиннер тоскливо повел глазами и натолкнулся на приятеля Кибби: оттопыренные уши, огромный кадык.

Еще один ублюдок.

Брайан Кибби ловил взбешенные взгляды Скиннера – и не мог не понимать, что нечаянно вторгся в очень деликатный ритуал из разряда особых, недоступных ему ситуаций, за которыми он мог лишь завистливо наблюдать со стороны. И за это вторжение ему придется дорого заплатить.

– Поздравляю от всей души, – сказал он как можно мягче, пытаясь одновременно подлизаться к Кей и вымолить снисхождение у свирепого врага.

Иэн тоже закивал как болванчик.

Скиннер в ответ выдавил нечто похожее на «хргхмммм…», словно давясь осколками разгрызенной ярости.

Первый, кто узнал! Первый!.. Самый важный, самый красивый момент в моей жизни… И этот чмошник – первый, кто узнал!

Они с Кей шли по аллее. Скиннер корчился от пережитого унижения, а она лишь подливала масла в огонь – своей радостью, единением со вселенной… Любуясь блестящим камешком на пальце, она рассеянно заметила:

– А он неплохой парень, да?

Скиннер обернулся и посмотрел на Кибби, который уходил в противоположную сторону, вверх по мощенному булыжником склону, придерживая дурацкую бейсболку.

Убью гниду.

Кей округлила глаза: она ожидала ответа. Скиннер промямлил что-то вроде: «Да парень как парень», и по ее изменившемуся взгляду понял, что она уловила в его голосе отзвуки тайной злой силы, доселе незнакомой, молчавшей даже в самые темные и пьяные минуты. И эту силу разбудил в нем Кибби… Пытаясь обуздать эмоции и взять ситуацию под контроль, Скиннер предложил отметить помолвку в баре на улице Роз.

Одним тостом дело, конечно, не ограничилось, и скоро Кей поняла, что ей уже хватит, но Скиннер только вошел во вкус; теперь уже настал ее черед брать ситуацию в свои руки. Она стала говорить о планах на будущее, о том, в каком районе лучше жить. Не прошло и пяти минут, как она вдохновенно обставляла их воображаемый дом.

Скиннер поначалу снисходительно подыгрывал, но, когда речь зашла о детях, почувствовал знакомое раздражение. Во-первых, дети сулили безнадежное рабство, конец веселой жизни. Во-вторых – и это главное, – прежде чем принимать родительские обязанности, он должен был непременно узнать, кто его отец. Они начали спорить. У Кей в глазах блестели слезы: она видела, как волшебство драгоценного дня растворяется в мутных потоках лагера и «Джека Дэниэлса».

– Зачем обязательно столько пить? – горько недоумевала она. – Я знаю, твоя мать не такая! И отец не такой… Ведь не такой?

Скиннер ощутил во всем теле холодную боль, словно гигантское насекомое вцепилось острыми жвалами.

– Нет, конечно, – солгал он, ерзая от стыда. – Здоровяк, ни капли в рот не брал.

Поток злобных мыслей устремился в новое русло, к матери. У нее тоже не было братьев и сестер! И вообще никого, кроме единственного сына. Почему же она молчит? Держит на руках все козыри – и закрывает тему всякий раз, как встает вопрос об отце!

Разве я слишком многого требую? Он что, изнасиловал ее? Оказался педофилом? Что он ей сделал?

– Ну тогда… почему? – Кей вопросительно указала на пивную кружку.

Мать рассказывала, что ее отец, которого Скиннер почти не помнил, любил закладывать за воротник, пока не умер от инсульта.

– Мой дед был алкоголиком. – Скиннер пожал плечами. – Наверное, передалось через поколение.

Кей посмотрела на него, открыв рот:

– Боже, ушам своим не верю! Говоришь, словно гордишься.

– Знаешь, я так хотел бы встретиться с отцом, – с неожиданной тоской произнес Скиннер. И удивился своим словам не меньше, чем Кей. До сих пор он никому, кроме матери, в этом не признавался.

Кей убрала с глаз волосы, придвинулась вплотную, стиснула ему руку:

– Твоя мама о нем не рассказывает?

– Сначала шутила, что мой отец – Джо Страммер из Clash. – Скиннер горько усмехнулся. – У нее есть альбом с автографом, гребаная драгоценность… Меня даже в школе за это лупили: не ври типа, что твой отец из «клэшаков». – Он прищурился, смакуя воспоминание. – Затем были Билли Айдол, Жан-Жак Бернел, Дэйв Вэниан… каждый панк-рокер, что давал концерты в Глазго или в Эдинбурге. Дошло до того, что я штудировал рок-журналы, искал похожих на меня музыкантов. Ребенок, что возьмешь… А она просто пудрила мне мозги. Я даже по улицам ходил, заглядывал в лица незнакомым мужикам – особенно тем, что улыбались. Хорошо, на педофила не нарвался… А теперь она вообще замкнулась, ничего не говорит. – Скиннер поднял кружку, сделал большой глоток. – Где-то раз в три года я поднимаю тему, она устраивает истерику, мы ругаемся… вот и все.

Кей снова нервно поправила прическу, посмотрела на свой бокал. Решила, что не будет допивать.

– Твоя мать его здорово ненавидит.

– Это же нелепо! Так ненавидеть другого человека… – Скиннер осекся, вспомнив лицо Кибби, его верблюжьи глаза. – Я имею в виду – ненавидеть так долго, – пояснил он неуклюже.

А ведь я действительно ненавижу Кибби. Я ничем не лучше ее. Почему Кибби, что он мне сделал?

Если бы только Кибби испарился, уехал, перевелся назад в округ Файф! Если бы он исчез из моей жизни!

Стены, выкрашенные в ярко-желтый цвет, небесно-голубые шторы на узких окнах… Домашний интерьер маленькой уютной палаты разбивался об алюминиевый блеск больничной койки. Из стены торчал кронштейн с шарниром, к нему крепился телевизор. Еще имелись два стула, тумбочка на колесиках и небольшая раковина в углу.

На кровати лежал Кит Кибби, обмякший, как спущенное колесо. Жизнь покидала его медленно и неуклонно. Из капельницы в бледную руку поступал физиологический раствор, и ритмичные бульки казались Киту тиканьем часов, отсчитывающих последние секунды. За окном торчали голые ветки – высохшие, как его рука. По весне они нальются новой силой, а он уже никогда… Прошлое лето было удачным, подумал Кит сквозь наркотический туман. И повторил вслух, чтобы лишний раз удостовериться: «Хорошее лето…» Сразу нахлынула горькая обида, и он протестующе мотнул бритой головой: «А мне их отпущено всего сорок девять!»

Дежурная сестра Франческа Райан пришла, чтобы измерить больному пульс и давление. Она возилась с резиновой манжеткой, а он смотрел на черные волоски у нее над губой и с теплой грустью думал, что, если их удалить, девчонка будет очень даже ничего.

Электролиз. Раз – и нету. Ну, еще несколько фунтов сбросить. И получится не девочка, а загляденье.

Сестра Райан не чаяла, как поскорее выбраться из палаты Кибби. Ее пугала не его болезнь – к виду неизбежной смерти она давно привыкла, – а нечто цепкое и страшное, дыхание какой-то жадной силы. Ей больше по душе был Дейви Роджерс из соседней палаты, хотя он и дразнился, что она родилась в бандитском городе Лимерике: «Не пускайте девку в операционную, не давайте ей ножа! Она вам устроит кровавую баню!»

Старый Дейви был, конечно, еще тот охальник, зато весь на виду: что на уме, то и на языке. А Кит Кибби, казалось, замышлял страшные вещи, сверля ей взглядом спину.

У Франчески слегка отлегло на сердце, когда она увидела семью Кибби: жену и двоих детей. Они его, похоже, очень любили. Франческа не считала, что он достоин такой любви, но чего в жизни не бывает.

Она видела, как дочь наклонилась и поцеловала отца в лоб. Девчонка вроде бы училась в Эдинбургском университете, на факультете английского. Франческа с некоторой завистью присматривалась к ее простому миловидному лицу. Может, они встречались раньше – где-нибудь на дискотеке в университетском клубе? Кэролайн заметила, что медсестра на нее глазеет, и ответила сухой улыбкой. Франческа Райан покраснела и поспешно покинула палату.

Кэролайн собиралась сегодня оторваться, пойти в ночной клуб в Тевиот-Роу. Там зажигал местный диджей. Однако сейчас, глядя на изможденное отцовское лицо, она была готова заплакать – и удержалась лишь потому, что заметила слезы на глазах матери.

Я не такая. Я сильнее.

Ее брат оставался внешне спокоен, только покусывал щеку – хорошо знакомая нервная реакция. Он склонился к отцу и начал говорить что-то вроде: «Когда ты отсюда выйдешь…» И вдруг тело больного выгнулось в сильнейшей судороге.

Семья Кибби дружно позвала на помощь. В палату вбежали сестры, Франческа Райан впереди всех. Их усилия, однако, были напрасны: Кит Кибби бился в припадке на глазах жены и детей. Расфокусировав глаза, он цеплялся за кровать с нечеловеческой силой, словно сражаясь за каждый дюйм покидающей его жизни, а семья тихо молилась, чтобы он сдался и оставил бренную землю с миром. Для Кэролайн этот яростный приступ сделался воплощением неописуемого ужаса смерти. Она думала, что отец уйдет постепенно, как гаснет свет при нажатии на установленные им по всему дому реостатные выключатели, но сейчас, когда он рычал и метался по кровати, ей чудилось, что это сама жизнь рычит и мечется, словно чужая непокорная сила, пытаясь вырваться из ветхого узилища больной плоти.

Время загустело, мгновения растянулись в часы, а отец все умирал в их объятиях, и Брайан прижимался к нему крепче остальных, словно закрывая своим телом бреши, через которые уходила душа… Когда все закончилось, семья Кибби почувствовала, что умерший Кит в процессе борьбы утащил в небытие часть их жизненной энергии. Прошло несколько секунд, прежде чем Брайан взмахнул длинными ресницами коровьих глаз и обнял мать и сестру.

Кэролайн сморщила нос: от матери пахло по́том – густая омерзительная вонь, почти как трупный запах отца, и к этому примешивалась кисло-сладкая волна одеколона брата. По персиковым пушистым щекам Брайана бежали слезы.

– Покойся с миром, – произнес он.

Джойс посмотрела на него с тупым изумлением, как побитое животное. Он обнял ее крепче и повторил:

– Покойся с миром.

– …с миром, – как эхо откликнулась Джойс.

– С миром, – подтвердил Брайан, глядя на Кэролайн.

Та кивнула и снова подумала о ночном клубе: идти или не идти? И тут раздался жуткий, тоненький, злобно-упрямый голосок – мать затянула псалом:

– Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим…

– Подкрепляет душу мою, направляет меня… – подхватил Брайан.

И Кэролайн поняла, что решение принято: никакая сила не заставит ее провести сегодняшний вечер в их компании.