Читать книгу Поваренная книга дракона - Ив Але - Страница 3

– Да что с тебя взять, ты же дракон! Вы вообще не умеете дружить.

– Конечно, не умеем, – поддакнул дракон и протянул чашку с кофе. – Я никогда и не стремился.

– Ну скажи мне, как можно пережить такое предательство? Она же просто взяла и наговорила ему гадостей про меня. А он, он… Ты не представляешь, СКОЛЬКО мне пришлось от него выслушать потом. А все из-за этого завистливого порождения ехидны, из-за нее. Я столько рассказывала, мы же каждый день виделись, ни дня не могли прожить друг без друга. Я доверяла ей, как себе. А еще лучшая подружка! Мы с ней столько лет вместе. Я не знаю, что мне делать!

– … сжечь…

– Что?

– Ничего, – хмыкнул дракон и отвернулся к плите. – Ты умеешь готовить черносмородиновые блинчики?

– Б-о-о-о-же… опять ты за свое. Ты ненасытное чудовище, ты же все время думаешь о еде.

Дракон что-то хрюкнул в ответ и полез в холодильник.

– Смотри.

Собеседница дракона подтянула шершавые колени к подбородку и закуталась в вязаный плед. Устроилась поудобней. Во взгляде, как от капли синей краски на белом листе, проступил скепсис.

– Давай, удиви меня, гибрид змеи и бабочки.

– На себя посмотри, дочь акулы, – огрызнулся дракон без малейшего раздражения. – В общем, моя бабушка – не ржать – готовила их так. Нужно взять слегка просроченный кефир, «Селяночка» вполне подойдет. У них дерьмовый кефир. Яйца, лучше С-0, они большие, а я жадный.

– И самокритичный.

– Я просто честный. Правду говорить легко и приятно*, тебе ли не знать.

– Мне не знать, у меня функция другая.

Девушка поправила волосы и, кажется, даже кокетливо повела плечиком. Впрочем, дракон не заблуждался на этот счет. Они слишком давно знакомы.

– Не перебивай меня, это невежливо. Дальше нужна мука, соль и сахар. Все это нужно взбивать ровно 20 минут в большой миске. И знаешь, что важно? Важно взбивать только по часовой стрелке. Или против. Но никак не беспорядочно в обе стороны, как эти сумасшедшие домохозяйки, пепла им в трусы. И тогда ты продашь душу за такие блинчики.

– Обещаешь? – девчонка вскинула бровь и слегка подалась вперед из кресла.

– Бабушкой клянусь.

– Ха-ха-ха. А смородина когда?

Надо же, подумал дракон, запомнила, я делаю преподавательские успехи.

– В самом конце, зануда. Когда уже почти готово, надо положить три ложки черносмородинового варенья. И… вуаля.

Дракон повернулся к гостье и продемонстрировал большое блюдо с горой черно-синих блинчиков.

Вот гад, добродушно ухмыльнулась про себя девушка. Опять ведь заболтал меня и наколдовал, трепло. Но вслух ничего не сказала.

– На, ешь.

Он протянул блюдце с блинчиками, украшенными сметаной и ягодами черной смородины. Выглядели они сказочно, как на картинке, а на вкус…

– Мммм… как же это прекрасно, Дро… Держи душу. За эти блинчики я готова простить тебе все. В том числе, что ты не умеешь дружить.

А то я не знаю, подумал дракон, но проурчал что-то нечленораздельное, ибо его рот был занят блинчиками.

Эта водопроводная рыба была права. Ей он, конечно, этого не скажет, но дракон и правда часто думал о еде. Эти мысли его успокаивали и помогали примириться с происходящим вокруг. Еще в детстве он заметил, что когда садишься за стол с вкусной едой, даже ссоры отступают в сторону. Как в том кино. Война войной, а обед по расписанию. Еда была, как заклинание остановки времени. Всё и все замирали вокруг и просто наслаждались. Бабушка говорила: мало что способно так быстро заставить людей заткнуться, как хорошая и вкусная еда. Еще она считала необходимым добавить пару бокалов красного или, черт с ним, белого, и у мира сразу появляется шанс устоять перед очередным катаклизмом. И чем старше становился дракон, тем чаще он думал о том, что бабуля была, как всегда, права.

В малышовом возрасте дракону было достаточно оладушков со сгущенкой или картофельного пюре с сосисками, чтобы он одарил пространство тишиной. Когда он вошел в возраст подростковой войны с миром, успокоительными стали домашние бургеры, котлеты с чесночным соусом и спагетти со сливочным маслом. Ну а потом, когда кухня перестала быть для него источником раздражения в виде немытой посуды, и позже, когда, переехав, он сменил мамину кухню на свою, дракон начал готовить сам. Иногда честно готовить, иногда не очень, но это было не важно. Он просто готовил еду. Как умел. Как любил.

И сегодня он был чертовски рад видеть унылую ундину у себя в гостях, и готовить ей блинчики, и угощать кофе, и утешать ее. Дракон знал: сейчас она успокоится, и, захватив бутылку белого, они пойдут смотреть какую-нибудь сопливую мелодраму, в конце которой ундина обязательно пустит скупую слезу. Дракон не сомневался, что она уже давно все просекла: иногда он и сам пускал слезу в конце какого-нибудь фильма, особенно если они в стотысячный раз пересматривали «Куда приводят мечты» или «Реальная любовь». Мудрая рыба предусмотрительно делала вид, что не замечает ничего вокруг. Конечно, ухмыльнулся дракон про себя, знает скользкая устрица, если будет глумиться надо мной, не видать ей вина, кина и завтрака в прованском стиле.

– Мусье Эдриан, – промурлыкала ундина.

– Я сейчас кину в тебя сковородку.

Ундина рассмеялась в голос.

– Нет, – дракон невозмутимо помотал головой. – Я не буду кидаться сковородками. Я зажарю тебя на этой сковороде с французскими приправами и назову это изысканное блюдо Виталия а-ля франсе.

– Ну вот, я всегда знала, ты не дракон, ты родственник левиафана и жаждешь уничтожить мир.

– Да, и для начала я съем тебя.

Почему, интересно, они оба не принимали своих имен? Рыбу, которую друзья звали Тали, родственники величали исключительно Виталия. А у дракона было с десяток прозвищ для его подружки, и ни одно из них не про имя, она терпеть не могла свое имя. У дракона имя вообще было сложносоставным, как у породистой псины. В нем, по мнению дракона, не хватало только добавки в виде «ураган Варфоломей степей морских» или «морской звезды ярчайший Левиафан свет». Эдриан Константин Третий Александер. Помнится, ундина ржала, как конь, когда впервые увидела его полное «техническое наименование». Она считала, что с таким именем ему необходима родословная с печатью или, на худой конец, инструкция по применению.

Вот чем нужно было руководствоваться, называя ребенка таким именем? Чтобы каждый имел возможность называть тебя, как вздумается? Не как тебе нравится, а так, как кому-то хочется? Такое раздвигание границ с самого рождения. Хочешь, чтобы тебя звали Константин? Извини, дружок, но ты будешь Эндрик. Ну, да, как-то так, это же твое имя, в конце концов, мать дала тебе имя, и да будет так. Дракон неоднократно и бессмысленно ругался с матерью, убеждая ее, что ему не нравится слышать имя Эдриан в свой адрес, но Эмили была несгибаема, как осанка бешеной балерины. У нее было два аргумента, не подлежащие оспариванию и не подвергающиеся сомнению – опыт и мнение. Что бы ей не говорили, какие бы факты не приводили в процессе спора, все это осыпалось о «я знаю, что это так», как горох об стену. В отношении дракона Эмили тоже имела свою точку зрения. Да что там в отношении дракона! В отношении всего драконьего рода у Эмили имелись свои соображения. Жертвы, упорство, фанатизм и труд каторжника1 – исчерпывающий перечень правильных достоинств правильного дракона по версии матери. По поводу жертвенности самой Эмили у Дро были большие сомнения, но чаще всего он оставлял их при себе, улыбаясь под нос, когда мать рассуждала о том, как должно быть «правильно и благоразумно».

Только двое в окружении дракона не называли его по имени: бабушка и рыба. Хотя нет, рыба могла себе периодически позволить такую дерзость, но ей это прощалось. Он и сам не знал, почему, но ее эпизодическое хамство не нарушало его равновесия. Иногда, глядя на рыбу, он не понимал, как она вообще доросла до этого возраста и не потерялась в лабиринтах возрастной психологии.

Сидит такая перед ним, болтает ногой, вперившись в экран, потягивает белое вино. Смешная. А если оглянуться назад, туда, где она росла, становилось не по себе. Дракон знал далеко не все о ее детстве, но отлично помнил синяки, с которыми она приходила к нему в гости, когда они были маленькими. И этих синяков, которые она тщательно прятала под длинными рукавами мешковатых застиранных кофт и бесформенными секондхендовскими штанами, ему было достаточно, чтобы не знать, но понимать все.

Когда мы там, в детстве, мы, конечно, гораздо умнее, чем здесь, во взрослости, подумал дракон. Там нам совершенно хватало понимать без объяснений, определять без толковых словарей и выбирать сердцем, а не голосами в голове. А еще он помнил, что очень хотел изменить эти синяки, кофты и штаны. Ему было лет шесть, когда он пришел к Эмили и стал рассказывать все, чего он не знал, но видел. И тогда же он впервые увидел, как мама прячет глаза. Так-то она всегда смотрела прямо, прямо говорила и никогда не увиливала, даже когда и стоило бы быть помягче, она резала, как есть. Но вот тогда она пряталась, и дракон помнил это адское ощущение своей детской беспомощности. Тем вечером он слышал, как бабушка и мама долго то ли спорили, то ли ругались за запертыми дверьми кухни.

Уже гораздо позже он понял, что именно его слова изменили жизнь рыбы, и через какое-то время Тали забрали из дома в пансионат для девочек. Странно, что они почти никогда это не обсуждали. Лишь однажды ундина обмолвилась, что она будет благодарна его бабушке всю свою жизнь.

Да, бабушка – она такая, подумал дракон и посмотрел на свою подружку. Хорошо, что она пришла сегодня.