Читать книгу Литературный оверлок. Выпуск №2/2019 - Иван Евсеенко - Страница 9

Витохин родился в полдень. Он нутром чувствовал, что это время наиболее благоприятно подходит для его появления на свет. Еще за несколько часов до родов, он ногами начал колотить мать, изнутри давая ей понять, что час пробил. Рвался к выходу, барахтался, боялся опоздать, словно чувствовал, что после обеда в больнице начнется пьянка, и уж потом вынуть его правильно акушеры будут уже не в силах.

Витохин предвкушал жизнь. Он знал, что там, снаружи его ждет что-то необыкновенное, что-то воистину прекрасное. И, не смотря на то, что мир встретил его пронзительным холодом и слепящим светом, Витохин был рад. Рад настолько, что закричал от счастья, опередив шлепок акушера по крохотным ягодицам новорожденного. Холодный воздух обжигал девственные легкие, но он не закрывал рта, пока не обессилел. Песня во славу жизни была спета.

Его дали матери, и он впервые почувствовал родное тепло рук, груди и губ, а не чрева и плаценты. Ему хотелось вернуть этому волшебному существу всю любовь, которой он, Витохин, наслаждался девять месяцев, гладить и целовать, тесно прижиматься, найти заветное слово, которое выразило бы все его восхищение и преданность. Витохин тихо всхлипывал, окунаясь в блаженство, и вскоре забылся сном.

Акушерка спеленала Витохина и отнесла в детскую. Он занял свое место в рядах новорожденных и получил личную бирку, на которой были отмечены его фамилия, дата рождения и вес. Соседи по детской часто просыпались, начинали кричать и выражать свое негодование. Кто-то в сердцах ругался, кто-то просился назад в материнскую утробу, кто-то требовал кормления и свидания с родителями. Один лишь Витохин, открывая глаза, радостно вопил, приветствуя окружающий мир и людей. Он от души желал всем счастья и долгих лет жизни.

Кормить младенца грудью матери Витохина запретили. Приходилось перебиваться сухими смесями из рук нянечек. Несколько раз в сутки он глотал необходимую для жизни химию, предвкушая яства, которые ожидали его впереди.

Периодически он навещал мать. Или мать навещала его. Витохину трудно было сориентироваться в пространстве. Оказавшись в родимых объятьях, Витохин судорожно кряхтел и постанывал от наполнявшей его душу неги. Он с нетерпением ждал того часа, когда все вокруг исчезнут и он останется наедине со своей мамой навсегда. Навсегда заканчивалось прежде, чем Витохин успевал этим насладиться, и он вновь оказывался в детской среди недовольных краснолицых истериков.

Во время одного из визитов к матери его поднесли к окну. Витохин увидел мир. Бесконечное движение красок отзывалось в нем новой волной восторга. Он мог смотреть на эту картину всю оставшуюся жизнь, не отрываясь. Такое количество цветов и предметов Витохин не видел даже во сне. Потом мать направила его взгляд ниже, и он увидал человека, радостно размахивающего руками. Какая-то невидимая нить связывала Витохина с этим человеком. Он чувствовал это единство, но не мог осмыслить причину. Человек смотрел ему в глаза и что-то кричал. Разобрать слов Витохин не мог. Махнув рукой чуть сильнее, человек упал и на четвереньках пополз прочь. Сила и мужество этого человека, сопротивлявшегося стихиям мира, передалась Витохину и он загадал желание хотя бы еще раз в жизни встретить этого мужчину. Витохин и не подозревал, что всего через пару дней человек придет за ним, возьмет его на руки и скажет: «Здравствуй, сынок!», а после вынесет его на улицу, на свежий воздух и увезет прочь от больницы.

Путешествие до дома Витохин помнил слабо, его постоянно клонило в сон. Осталось лишь впечатление необъятности мира и череда разглядывающих его лиц. Дома было уютно и шумно. Играла музыка, кто-то разговаривал, снова мелькали лица. Завернутый в пеленку, Витохин лежал и смотрел в потолок. Лишь изредка в его поле зрения попадала чья-то рука или другая конечность тела. Вскоре скучная картина ему надоела и он уснул.

Проснулся он в полной темноте. Никто не разговаривал, и было лишь смутное ощущение присутствия кого-то рядом. Витохин подал голос, но никто не ответил. Тогда он громче и настойчивее стал спрашивать, куда ушли гости и почему праздник кончился. В ответ на его расспросы послышалась невнятная речь и шумное движение. Витохин испугался и примолк. Рядом был кто-то незнакомый. Витохину хотелось есть, но от греха подальше он решил не спрашивать об этом сейчас, а дождаться утра.

Праздник в честь приезда Витохина продолжился и на следующий день. И на следующий. И на следующий. Приходили разные люди, дарили замечательные бутылки, вокруг которых потом собирались взрослые и шумно их обсуждали. Гости частенько развлекали младенца. Водили перед его лицом пальцами, хватали за нос и уши. Витохину это нравилось. Он входил в азарт, пытаясь уклониться от заботливых рук. Он снова и снова требовал продолжения игры. В такие моменты отец обычно говорил заветное слово – «заткнись». Это означало, что игра окончена. Витохину становилось немного грустно, но он знал, что у взрослых есть дела поважнее. Он переворачивался на бок и со стороны наблюдал, как родители и гости, словно по чьему-то принуждению, морщась, пьют неведомую жидкость, произнося речи в его здравие, как стараются говорить громче (конечно же, для того, чтобы Витохин запоминал и учил родную речь), как в конце каждого вечера отец нежно гладил мать кулаками.

Каждое утро Витохин пел песни собственного сочинения, на что отец ласково называл его «выродком» или «засранцем», что, несомненно, означало признание его музыкальных способностей. Отец просил мать быстрее кормить сына, и это стало уже почти ритуалом в их семье.

Однажды отец сильно устав от разговоров с гостями упал и сломал детскую кроватку. Витохин весело покатился по полу и завопил. Радость новых ощущений распирала его изнутри. Однако его энтузиазма никто не разделил. Витохину следовало бы в первую очередь подумать об отце, который сильно ударился. Тем вечером Витохин остался без ужина. Это была расплата за его эгоизм. Это было справедливо. Но, не смотря на проступок, спать Витохина положили на родительскую кровать.

Посреди ночи Витохин почувствовал, что ему трудно дышать. Мать слишком крепко обняла его, навалившись всем телом. Витохин хотел было сказать ей, что не стоит так сильно проявлять материнские чувства, но не смог произнести ни слова. Давление постепенно нарастало, дышать становилось тяжелее, и вдруг Витохин почувствовал, что в его груди что-то хрустнуло. Легкие сдавило еще сильнее, и дышать стало совсем невозможно. Как назло Витохин не мог пошевелиться под натиском материнского тела. Но какая-то неведомая сила вдруг заставила Витохина подняться вверх. Он увидел себя и мать со стороны – спеленатый младенец в объятиях грузной женщины. Витохин чувствовал, что должен лететь выше, но что-то держало его рядом с телом. Неощутимый груз не давал ему подняться.

Утром началась паника. Родители, обнаружив посиневшего Витохина, стали ругаться и кричать друг на друга. Отец называл мать «неповоротливой коровой», снова, кривясь, пил и лупил кулаками стены. Мать плакала и не отвечала на обвинения. Витохину, который кружил вокруг них, хотелось обнять родителей и успокоить, но бестелесная сущность его не позволяла этого сделать. Он говорил, что все не так страшно. Если он еще здесь, то выход должен быть. Витохин просил родителей вернуть его в ненавистную больницу, но они его не слышали.

Под вечер отец завернул тело младенца в пакет и вынес на улицу. Витохина понесло вслед за отцом. Он воспарил надеждой, что папа, наконец, решился обратиться к врачам, но пройдя пару кварталов, отец украдкой выкинул пакет в мусорный бак и ушел. Витохин остался совсем один. Даже будучи отделенным от собственного тела, Витохин не падал духом. Может быть, кто-нибудь найдет его и спасет, и он сможет вернуться к родителям. Но когда первая помойная крыса вцепилась в его ухо, Витохин понял – это конец.