Читать книгу Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости - Иван Осадчий - Страница 7

А сейчас продолжу воспоминания о довоенном времени, о школьных годах, о наших заботах и тревогах, о нашем настроении, об атмосфере, в которой проходило наше детство, школьная юность, которая формировала нас такими, какими мы стали…

Духовный и нравственный мир моего поколения сформировала жизнь, вся атмосфера в обществе, в котором мы росли. Особая заслуга в этом школы, учителей. Но не только. Воспитывались, набирались ума-разума и у героев книг советских писателей, и у киногероев; в условиях нового, высоконравственного климата в обществе, советского образа жизни, советской коллективистской морали, глубоко товарищеских, дружеских, братских отношений между людьми, в которых не было места зависти, стяжательству, подлости, равнодушию, безразличию к судьбе людей, к судьбе Родины.

В первом классе я стал октябрёнком. На груди моей появилась красная звёздочка с изображением маленького Володи Ульянова, на которого нам хотелось быть хоть немного похожими. Мы старательно впитывали всё, что рассказывалось в книгах о детстве и учёбе великого пролетарского вождя. И песня у нас была своя. В вольном русском переводе это звучит так:

В четвёртом классе я стал пионером. Теперь на моей груди уже был красный галстук, а это особая гордость: «он ведь с красным знаменем цвета одного». В тот день с пионерской линейки летел домой на крыльях…

Старше стали и песни:

Но уже очень хотелось поскорее вырасти, стать комсомольцами. И наши пионерские голоса звучали в комсомольском хоре:

Ребята-октябрята – внучата Ильича. Пионеры – юные ленинцы. Комсомол тоже носил имя Владимира Ильича Ленина. Так с самого детства мы учились и стремились жить по заветам Ленина, на примере всей его жизни.

Напомню об этом тем, кто, начиная с хрущёвских времён, по сей день старается обвинить Сталина в том, что он предал забвению Ленина и его заветы, затмил «культом» своей личности своего учителя, организатора и вождя большевистской партии, создателя и руководителя советского государства – Союза Советских Социалистических Республик. Сказанное выше опрокидывает все эти лживые, нелепые измышления.

Что касается И. В. Сталина, то он в каждом своём выступлении, в каждой публикации говорил о Ленине, как о гениальном вожде и учителе и призывал всех учиться у Ленина, быть его достойными учениками. Особенно ярко это звучало в известной речи И. В. Сталина 11 декабря 1937 года на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа города Москвы.

Вот фрагменты этой речи:

«Избиратели, народ должны требовать от своих депутатов, чтобы они оставались на высоте своих задач, чтобы они в своей работе не спускались до уровня политического обывателя, чтобы они оставались на посту политических деятелей ленинского типа, чтобы они были такими же ясными и определёнными деятелями, как Ленин; чтобы они были такими же бесстрашными в бою и беспощадными к врагам народа, каким был Ленин; чтобы они были свободны от всякой паники, от всякого подобия паники, как был свободен Ленин; чтобы они были так же мудры и неторопливы при решении сложных вопросов, где нужна всесторонняя ориентация и всесторонний учёт всех плюсов и минусов, каким был Ленин; чтобы они были так же правдивы и честны, каким был Ленин, чтобы они так же любили свой народ, как любил его Ленин…» (И. В. Сталин. Соч., т. 14, М. 1948 г., стр. 241–242. Составление и общая редакция – Р. И. Косолапова).

Замечу, что в сталинские годы все советские люди, и взрослые, и дети, поимённо знали всех, кто входил тогда в когорту вождей партии и народа – соратников Сталина: В. М. Молотова, М. И. Калинина, К. Е. Ворошилова, Л. М. Кагановича, Г. К. Орджоникидзе, В. В. Куйбышева, С. М. Кирова. Когда три последних уходили из жизни, в стране был траур, и «мы пионеры – дети рабочих», горевали по поводу их безвременной кончины вместе со всем советским народом.

В ближайшее окружение И. В. Сталина входили также А. А. Андреев, А. А. Жданов, а несколько позже и А. Н. Косыгин. Все они тоже были хорошо известны в советской стране. В 30–40-е и в последние годы жизни И. В. Сталина известность получили также А. И. Микоян, Н. С. Хрущёв, М. А. Суслов. Они тоже многие годы входили в руководящее ядро ВКП(б) и советского государства, шли вместе со Сталиным. Каждый из них оставил свой след, соответственно своей роли и заслугам в деятельности ВКП(б) и советского государства. Никто в партии и в стране, да по всей вероятности, и сам Сталин не мог предположить, что кто-то из них подло поведёт себя после его смерти.

Слов «репрессии» и «ГУЛАГ» мы тогда не слышали, но твёрдо знали, что Троцкий и его сподвижники – Каменев и Зиновьев, прежде всего, – враги партии и Советской власти, советского народа, что они хотели свернуть страну с пути социалистического строительства, с ленинского пути.

В годы нашего пионерского возраста мы уже не видели среди «вождей» ни Рыкова, ни Бухарина. И не слышали их имён. Узнали о них только во время процесса по делу «правотроцкистского блока» и, соответственно, воспринимали их как активных его деятелей.

Да и среди взрослых эти имена были не очень известны. Помнится один случай, относящийся к середине 30-х годов, к тому времени, когда Председателем Совета Народных Комиссаров СССР был уже Вячеслав Михайлович Молотов.

Как-то мы пошли с отцом к одному из его друзей, проживавшему недалеко от нас. В полумраке увидели в углу икону «Божией Матери», а рядом на стене чей-то портрет, изрядно выцветший от времени. На нём был изображён кто-то незнакомый мне. Отец его узнал и вполголоса заметил: «Сними сейчас же. Это – Рыков. Он – враг народа».

Хозяин опешил: «А я и не знал. Висит да и висит. Я даже и не помню, кем он был этот Рыков. Давно как-то в лавке купил и повесил».

Лишь только из газет по мере их «разоблачения», как «врагов народа», а впоследствии из «Краткого курса истории ВКП(б)», узнавали, кто был всегда со Сталиным, с ВКП(б), с советским народом, кто боролся за социализм, а кто вредил партии, народу, Советской власти, социализму…

В 1937–1938 гг. на короткое время «засверкало» ещё одно имя – Ежов. Не столько имя, сколько устрашающий термин – «ежовые рукавицы», которые раздавят «фашистскую гадину», всех врагов Советской власти и трудового народа.

Но как неожиданно это имя и «ежовые рукавицы» объявились, так же очень скоро и незаметно исчезли. Без сожалений. Разве что какое-то время возникал недоумённый вопрос: «Куда он делся?» И почти одновременно такой же недоумённый вопрос возник о Берии, сменившем Ежова на посту наркома внутренних дел: «А этот – кто и откуда?»

Пожалуй, надо сказать и о том, что у нас на Украине были ещё и свои «украинские вожди», руководители КП(б)У и Украинской Советской социалистической республики. В мои пионерские годы на слуху были: П. П. Постышев, В. Я. Чубарь, С. В. Косиор, П. П. Любченко, Г. И. Петровский. Затем в одночасье их имена исчезли. А вместо них появились новые. О судьбе прежних узнали многие годы спустя. Исключение составил лишь Григорий Иванович Петровский, Председатель ЦИК Украинской ССР и Заместитель Председателя ЦИК СССР. Он многие годы работал заместителем директора Центрального Музея В. И. Ленина.

Пожалуй, этим и закончу «необходимые дополнения» по столь серьёзному вопросу, всецело основываясь на его восприятии мною в пионерские годы.

Таким же было восприятие происходивших изменений в высшем партийном и государственном руководстве в 30-е годы. Оно основывалось исключительно на публикациях в газетах и воспринималось так, как они его освещали. Доверие к публикациям в газетах было полное и не вызывало никаких сомнений.

Впрочем, уже тогда, в 30-е годы, будучи пионером, я знал о сталинском отношении к вопросу о роли вождей и народа в истории. Особенно глубоко отложились в моей памяти слова И. В. Сталина, сказанные в речи на Первом Съезде колхозников-ударников 19 февраля 1933 года:

«Прошли те времена, когда вожди считались единственными творцами в истории, а рабочие и крестьяне не принимались в расчёт. Судьбы народов и государств решаются не только вождями, но, прежде всего и главным образом, многомиллионными массами трудящихся. Рабочие и крестьяне, без шума и треска строящие заводы и фабрики, шахты и железные дороги, колхозы и совхозы, создающие все блага жизни, кормящие и одевающие весь мир, – вот кто настоящие герои и творцы новой жизни». (И. В. Сталин. Соч. Том 13. М., 1951, стр. 255).

Тридцатые годы – непростое время. Но если характеризовать его, основываясь на моём восприятии тех лет, – то должен со всей определённостью сказать: это время можно охарактеризовать одним словом, наиболее точно отражающим наше настроение – ЖИЗНЕРАДОСТНОСТЬ. Вопреки всем трудностям, невзгодам, тревогам и заботам, – мы были жизнерадостными. Беззаветно любили жизнь такой, какой она была, – и нам хотелось жить именно такой жизнью, в такой стране, со всеми её заботами и тревогами. Мы бесконечно любили свою страну, свою Советскую Родину, и были готовы к тому, чтобы отдать все силы, а если потребуется и жизнь, без колебаний, – во имя своей Отчизны, своего народа. Это были не формально заученные звонкие слова, сочинённые поэтом. Это пела душа; в ней звучала наша неподдельная любовь, безмерная гордость за нашу страну, за то, что мы – её дети, её будущие строители и защитники.

Да, конечно, я помню начало тридцатых годов – время голодное и трудное. Время, когда на обеденном столе во многих семьях соседствовали макуха, борщ из крапивы, зажаренный воробей или даже ёж. Благодаря материнской и отцовской заботе, заботам бабушки и дедушки, – наша семья не питалась такими блюдами. Хотя макуха была нередко вполне съедобным продуктом, и не один пуд её стал нашим «лакомством». Дедушка (по отцу) и сам отец трудились на промышленных стройках в Донбассе, их заработки и пайки тоже облегчали жизнь…

Я помню ночные выстрелы, горящие сараи и клуни, хаты и конюшни в годы развернувшейся коллективизации, страшный рёв забиваемых животных. «Жги, режь, ибо завтра всё заберут в артель (колхоз)» – эти тревожные слова нередко можно было услышать в те дни, особенно за бутылкой водки или самогона, из уст дальних или близких соседей.

Должен, однако, засвидетельствовать: на нашем подворье не сгорела ни одна постройка, не спешили поскорее прикончить корову или свинью. Но рядом, на нашей улице и даже на подворьях близких соседей, полыхали сараи и клуни, раздавались выстрелы, слышался рёв убиваемой скотины; душераздирающий плач женщин. Это я слышал. И помню по сей день. Помню и то, что нередко ночью на тачанке по улице к горящим постройкам мчался оперуполномоченный НКВД Золотько. Он был грозой для многих в Барвенково. На его счету не один обезвреженный «враг народа», «враг Советской власти», немало схваченных с поличным «поджигателей и вредителей». Где-то в 36–37-х годах его грудь украсил орден Красной Звезды. В те годы это была весьма редкая и большая боевая награда.

Помню и аресты кулаков и подкулачников, подстрекателей и поджигателей, ставших на путь сопротивления коллективизации, защиты своей собственности, своего личного имущества и хозяйства. Тем более, что, как это хорошо известно, было немало прегрешений и властей, особенно местных угодников-карьеристов, готовых в своём усердии выполнить и перевыполнить циркуляр об обобществлении и довести дело до абсурда. И доводили. Отсюда и стало возможным «головокружение от успехов».

Не все выдерживали столь крутую ломку существовавшего уклада жизни, не могли примириться с потерей своего собственного имущества или скота, приходили в отчаяние. На этой почве покончил с собой и убил свою жену наш близкий сосед. Если не ошибаюсь, в ту же трагическую ночь, когда случилась эта беда, – были сожжены сарай и клуня на его подворье.

Наша улица – Западня – длинная; она насчитывала много десятков хат, протянувшихся километра на два, не меньше. Кстати, в годы организации колхоза улица стала называться «Червоный орач» (или по-русски «Красный пахарь»). На ней жили в абсолютном большинстве крестьяне-единоличники. С началом коллективизации – большинство объединилось в колхоз. Немалая часть «раскрестьянилась» и уехала на заводы и шахты соседнего Донбасса. Но я хочу здесь сказать о другом: не знаю ни единого случая ареста на нашей улице по политическим мотивам. За уголовные преступления – было несколько арестов. Но после «отсидки» все арестованные или осуждённые возвращались в родные дома и семьи.

…Основной доход нашей семьи в довоенные годы создавался руками мамы при непременном участии и сестры, и меня. Главное занятие – выращивание огурцов, помидоров, капусты, картофеля, фруктов, откармливание свиней, разведение кур. За вычетом того, что нужно было для питания семьи, – остальное – на базар в Барвенково, Славянск, Краматорск. Вырученные деньги шли на одежду, обувь и ещё на учебники, тетради, ручки, карандаши и прочие школьные принадлежности для нас с сестрой.

В летние школьные каникулы, особенно в страдное, уборочное время, и я, и сестра, как и большинство наших сверстников, работали на колхозных полях. За лето зарабатывали до 100 трудодней и больше. А на трудодни получали зерно, подсолнечные семена (на масло), мёд, овощи. И это тоже было хорошим подспорьем для семьи.

Год за годом жизнь налаживалась: были отменены карточки на хлеб, сахар, крупы и другие продукты.

Недаром в народе говорят «Хлеб всему голова». И уже во второй половине 30-х годов чёрный, серый пшеничный хлеб перестал быть дефицитом. Теперь люди потянулись за белым караваем: не одну очередь за белым хлебом выстоял в детстве и я. Очередь занимали иногда с вечера, в полночь, и терпеливо ждали утреннего привоза ароматного белого хлеба. Белый хлеб – это уже была роскошь. И дефицит на него сохранялся едва ли не до самой войны. Не хватало всем вдоволь белого хлеба, но зато перестали быть дефицитом булочки, баранки, печенье, пряники… И по людям пошла поговорка: «Вот какое огорченье: вместо хлеба – ешь печенье».

Вместе с хлебом к людям всё больше приходил достаток: во многих семьях, и колхозных, и рабочих, появились патефоны и велосипеды, пальто и костюмы, кожаные сапоги и туфли, мебель и книги. Составной частью жизни и быта становилось кино. Коллективные походы (всей школой, всей семьёй, всей улицей) стали нормой. И знаменитые сталинские слова «Жить стало лучше – жить стало веселей» имели реальный смысл.

Предвоенные годы были урожайными, и, чтобы спасти выращенный урожай, колхоз обращался за помощью к жителям прилегавших к нему улиц. Делалось это очень просто: колхозный бригадир вечером подходил к забору каждой хаты, стучал в калитку и кричал: «Колхоз просит помочь убрать хлеб. Приходите утром к правлению».

В страдную пору все, кому позволяло здоровье, участвовали в уборке урожая.

Мне очень нравилось работать на колхозных полях в летние каникулы. Собирал снопы и составлял их в копны. Или погружал их на арбу и отвозил на полевой ток. А после освоил и более сложную работу: развязывать снопы и вбрасывать их в горловину прожорливой молотилки – стационарного комбайна (самоходных тогда ещё не было). Непростое это было дело! Пыль и полова застилали глаза, попадали в рот и в уши, обволакивали всё тело. Но я на это не обращал внимания. Старался изо всех сил, чтобы помочь взрослым. Темп они задавали бешенный. Но усталость давала о себе знать только поздним вечером, после окончания трудового дня.

Повзрослев, работал на веялке, возил воду, всему научился…

Нравилось мне трудиться со взрослыми. И обедать вместе с ними за большим столом, на полевом стане. А обеды были отличные: вкуснейший наваристый украинский борщ, галушки, вареники, компот, арбузы.

Больше всего радовало настроение людей: дружное, доброе, весёлое. И песни, которые пели звонкоголосые женщины и девчата, и старые народные: «Ой, на гори, ой на гори, там жнецы жнут», «Ой, ты Галю, Галю молодая». И новые, полюбившиеся: «Широка страна моя родная», «Москва майская», «Легко на сердце от песни весёлой», «Катюша»… Хорошо пели, душевно.

Вообще, сколько себя помню, в предвоенные годы песнями была наполнена вся наша жизнь. Казалось бы, летние ночи коротки. От зари до темна люди в поле. Но вечерами и далеко за полночь улицы полны песнями. И не только в летнюю пору. Круглый год. А о праздниках, общих государственных и семейных, и говорить нечего. Было принято, если у кого-то праздник по любому поводу, то собирались не только родственники, но и многие соседи. Так было заведено.

Песни (и какие!) врывались в жизнь: новые песни – в новую жизнь…

…Ещё об одной особенности нашей довоенной жизни хочется вспомнить. Она тоже очень впечатляюще сохранилась в моей памяти. Все мы жили в напряжённое время постоянных военных угроз и военных «проб» крепости Советской страны, Советской власти: Хасан и Халхин-гол, война с белофиннами; реальная угроза фашистского вторжения. Об этом все мы – и дети, и взрослые помнили постоянно, каждодневно. И готовили себя к защите своей Родины. «Если завтра война» – требовало напряжения всех сил и средств, постоянной боеготовности.

Об этом шла речь в многочисленных военно-патриотических кинофильмах, в песнях и художественных произведениях. Даже названия фильмов говорили сами за себя: «Чапаев», «Щорс», «Котовский», «Александр Пархоменко», «Олеко Дундич», «Волочаевские дни», «Незабываемый 1919 год», «Последняя ночь», «Тринадцать», «Мы из Кронштадта», «Оборона Царицына», «Истребители», «На границе», многие другие.

И даже комедийные, внешне сугубо мирные, гражданские фильмы, такие как «Цирк», «Сердца четырёх», «Семеро смелых», «Трактористы», «Светлый путь», «Девушка с характером», «Поезд идёт на восток» формировали высочайшие нравственные качества, настоящего человека, подлинного патриота нашей любимой Родины.

То же самое вершили книги, особенно «Как закалялась сталь» и «Рождённые бурей» легендарного Николая Островского; «Мать» А. М. Горького, романы и рассказы Михаила Шолохова и Александра Фадеева, рассказы Аркадия Гайдара, стихи Алексея Суркова, Демьяна Бедного, Михаила Светлова, Константина Симонова, В. И. Лебедева-Кумача.

А довоенные песни. Они и сейчас звучат набатом на коммунистических и народно-патриотических манифестациях, демонстрациях, митингах, вечерах: «Широка страна моя родная», «Дан приказ ему на Запад», «Катюша», «По военной дороге», «На границе тучи ходят хмуро», «Шли по степи полки со славой громкой», «По долинам и по взгорьям», «Броня крепка и танки наши быстры», «Любимый город», «Я на подвиг тебя провожала», бесчисленное множество других. Весь уклад советской жизни формировал мужественного патриота, самоотверженного труженика и бойца.

Сейчас нередко можно услышать, что советское кино слишком лакировало жизнь, общество, советских людей. Возможно, сегодня действительно может кому-то показаться, что всё в советских фильмах чрезмерно идеально, сказочно прекрасно. В чём-то это так. Но нас кино покоряло своей нравственной чистотой; оно было для нас вдохновением, порождало неукротимое желание сделать собственную жизнь такой же светлой, счастливой, «как в кино».

Я считаю, что в этом и состоит высшее назначение настоящего искусства. И у нас, живших в довоенное и послевоенное время, кино формировало наши взгляды, наши представления о настоящей жизни и настоящих людях. Мы жили мечтой именно о такой жизни. Кино захватывало и воодушевляло наши души и сердца своей замечательностью.

Мы выходили из кинотеатров в прекрасном настроении, готовые преодолеть любые «преграды и в море, и на суше», с высочайшей гордостью нести «пламя души своей, знамя страны своей через миры и века».

Таким было наше время: каждый день мы узнавали из газет о величественных подвигах советских людей на необъятных просторах нашей страны, о мужестве и героизме, о трудовых рекордах, о новых открытиях, о взятых новых высотах и рубежах. Из экранов кинотеатров и клубов звучало: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью».

Для нас эти строки имели буквальный смысл. Ибо день за днём приходили вести о прекрасных и героических свершениях советских людей: подвиг седовцев, подвиг челюскинцев, подвиги лётчиков – первых Героев Советского Союза Водопьянова и Каманина, Леваневского и Лянидевского. Подвиг легендарной четвёрки «папанинцев»: Папанина, Кренкеля, Федорова, Ширшова. Фантастические полёты Чкалова, Байдукова и Белякова, Громова, Юмашева и Данилина, Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко и Марины Расковой. А на экранах – кинофильмы: «Седовцы», «Валерий Чкалов», документальные ленты о подвигах названных героев.

Сто две тонны угля за смену добыл Алексей Стаханов. Пётр Кривонос водил тяжело гружёные товарные составы со скоростью курьерского поезда. Трудовые рекорды ткачих – многостаночниц Марии и Евдокии Виноградовых. И о том же в изумительном кинофильме «Светлый путь». В кинофильме «Трактористы» Марина Бажан во главе женской тракторной бригады бросает вызов мужчинам-трактористам. И в это же время Паша Ангелина первой садится за руль трактора, формирует женскую тракторную бригаду.

Мария Демченко собирает рекордный урожай свёклы: пятьсот центнеров с гектара. А Макар Мазай бьёт рекорды по выплавке стали…

И так день за днём. Кино и жизнь повествуют об аналогичных подвигах советских людей. Жизнь – как в кино. В кино – как в жизни.

В дальневосточной тайге, на самом краю советской земли построен город юности «Комсомольск-на-Амуре». Возведены ДнепроГЭС, Магнитка, тракторные заводы в Сталинграде, Харькове, Челябинске; автозаводы в Москве и Горьком.

Рождаются целые новые отрасли советской индустрии…

Рядом с массовым трудовым героизмом – ратные подвиги Красной Армии в районе озера Хасан и на Халхин-голе, пограничников на рубежах нашей Родины.

Мы росли и набирались сил вместе с гигантским ростом любимой Отчизны.

Великое, Прекрасное, Счастливое Время. И мы, довоенные мальчишки и девчонки, счастливы и горды за свою страну, за свой народ.

И у каждого на устах: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Это – не вымысел. Не красивая сказка. Тем более не со счастливым концом.

Это всё память моя хранит.

…И пусть не кликушествуют антисоветчики о недостатках советского времени. Мы знаем о нём лучше их. Мы жили в этом времени семь десятилетий.

Да! Многого не доставало не то, чтобы вдоволь, но даже по скромным потребностям.

Не было лишних рублей. Не было лишней одежды, обуви. Но каждый из нас повторял вслед за Владимиром Маяковским: «И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести: „Мне ничего не надо!“»

И говорить нечего о сытости и роскоши. Незнакомы они большинству советских людей, особенно в довоенное и послевоенное время. Не говоря уже о военных годах.

Но была Жизнь! И была тревога за её судьбу, за судьбу Родины, своё будущее.

Советская страна наша – единственный оазис в буржуазном мире. И потому на нас зарятся империалистические хищники. С приходом к власти фашистов в Германии и Италии угроза вражеского нашествия становится всё более реальной. Уже полыхает в огне Абиссиния. Уже истекает кровью республиканская Испания. Их боль и страдания – наши боль и тревоги. Сотни и тысячи советских воинов облачаются в форму испанских антифашистов, сражаются в составе интернациональных бригад. С тревогой и надеждой следим за многолетней революционно-освободительной борьбой китайского народа. Голос советского наркоминдела Литвинова звучит одиноко в Лиге Наций…

И все усилия советской страны, советских людей – на укрепление Красной Армии, оборонной мощи советского государства.

Ради этого мы азартно готовились к сдаче норм на значки «БГТО», «ГТО», «Ворошиловский стрелок», ПВХО, ГСО: каждый считал для себя долгом и честью – быть готовым к труду и обороне, к противовоздушной, противохимической, санитарной, с оружием в руках встать на защиту родной Отчизны. Ради этого, начиная с пионерского возраста, – мы старались «закаляться как сталь».

Нормой школьной и внешкольной жизни были различные военизированные игры, походы, бои между «белыми» и «синими». Нередко отряды формировались по принципу: «школа» на «школу», «улица» на «улицу». И подчас эти военные игры разыгрывались не на шутку. На вооружение шли не только фанерные танки, пулемёты, винтовки, деревянные гранаты, но и подручный материал: камень, кирпич, выструганные из досок сабли. Мы сражались не «понарошку». И не только мальчишки. Рядом случались и девчонки. Чаще других – моя сестрёнка. Она старательно собирала камни, щебень, куски кирпича и прочее в качестве «гранат» для нас, «бойцов». А назавтра встречались с «противниками» в школьных классах и коридорах, не тая обиды, жажды мести, отмщения.

Мы, довоенные советские люди, и взрослые, и дети, твёрдо знали, что фашизм – это война. Мы были абсолютно уверены в её неизбежности. С каждым годом и с каждым месяцем атмосфера в мире и не только где-то вдалеке, но и в опасной близости от наших границ, становилась всё более напряжённой.

Мы всерьёз «играли» в войну; готовились к неминуемой войне. Нас не убаюкивали никакие умиротворительные заявления, разъяснения, опровержения ТАСС. Война подступала всё ближе к нашим границам. Всё тревожнее становилась жизнь. Всё чаще ночами снились раскаты военного грома. И потому говорить о внезапности и неожиданности войны я бы не стал. Скорее всего, неожиданным для большинства советских людей оказался день и час её начала…

Воспитанные в духе «неприкосновенности наших границ» и «несокрушимости нашей Красной Армии», мы по наивности считали: враг, напавший на Советский Союз, неминуемо и скоро будет разгромлен. Как неоспоримую истину мы принимали на веру вдохновенные строки песни, которая в ту пору была у нас на устах:

С такими мыслями и настроениями жили мы и в первые месяцы 1941 года – в условиях приближающейся войны.

В середине июня 1941 года я отлично, с похвальной грамотой, окончил семилетку (Барвенковскую неполно-среднюю школу № 2). Годом раньше с такой же похвальной грамотой окончила школу и моя сестра, не получив за семь лет ни единой четвёрки. Я сразу же отнёс заявление в десятилетку – среднюю школу № 1. Там уже год училась и Маруся. В то время эта школа называлась «образцовой» и учиться в ней считалось престижно. У меня, как и у других моих сверстников, не было иных планов, целей, желаний, кроме как продолжать учёбу: в школе или фабрично-заводском училище, в техникуме или на каких-либо профессиональных курсах. Учиться! И никаких других помыслов…

7-й класс Барвенковской семилетней школы № 2. Выпуск 1941 года. Ваня Осадчий (14 лет) сидит в первом ряду – третий слева. Во втором ряду: четвёртая слева – Екатерина Григорьевна Бакаева.