Читать книгу Кошмарный сон Олигарха, или Дорога в Рай. Остросюжетные рассказы - Иван Рахлецов - Страница 9

Бежишь сломя голову в сторону пропасти, не видя перед собою ни цели, ни смысла, а споткнувшись, катишься по наклонной… Суетишься, торопишься слепо, – куда? Ох, приостановиться бы надо, отдышаться, оглядеться вокруг и подумать: что впереди?

Всемирно-исторический Хам, чудотворец, насыщая собою пространство, гордой поступью шествует по миру и его хамству нет предела. Он, ухмыляясь, под восторженный рёв и аплодисменты зажигает новые путеводные маяки. Призывно заманчиво блещут они из жуткого мрака, обещая блаженство.

Хам, с умным видом, вещает:

– Не ищи ответа о смысле жизни, знай: где бы и что бы ты не искал, повсюду наткнёшься на смерть – она следует по твоим пятам. Успевай от жизни рвать всё что можешь и думай только о себе! Я могу запросто послать к чёрту дряхлого Бога и переплюнуть великих классиков прошлой, замшелой культуры. Мы с вами по-новому, культурно, станцуем на их костях.

Показывая свои безграничные возможности, чудотворец Хам собирает во рту плевок. Разогнавшись на сцене, высоко подпрыгивает, зависает в воздухе и с шумным выдохом выстреливает его. И плевок, как тяжёлый орудийный снаряд, проломив потолок и крышу, с воем и визгом уносится в небо, продырявив там атмосферу, мчится с грохотом страшным по космосу и сотрясает планеты и звёзды.

– Мо-ло-де-ец! Бра-а-во-оо! – с пламенеющих оскаленных лиц ревут голоса. – Ну ведь умеем же, можем не хуже других!

Восторг бушует как буря в океане, ужасно и дико вокруг. Того и гляди, как бы кипящие массы людей не вынеслись бы на улицы и в экстазе не разнесли бы города по кирпичикам да не поотрывали бы друг другу головы.

Довольный, Хам лезет из кожи вон и заливается соловьём:

– Братья и сёстры, разве, кроме денег и власти, много чего ещё нужно нормальному человеку для полноты счастья? Ну, чтобы у тёлок мордашки смазливые были! Ну, чтобы, – разводит он руки перед собою, – вымя было у них – во! И задница с ногами – во! А у жеребцов, чтобы плечи – во! Мускулы – во! В штанах чтоб болталось – во, клёво, для тёлок! И кулаки чтобы – во, по чайнику; как по роже съездил, так, считай, калека! – Хам ржёт.

Отменный психолог, знаток человека, он проницает умы насквозь. И остро чует своим звериным нутром – его звёздный час настал, всё ему можно. Он, лихой удалец, запрыгивает на трибуну и, расстегнув штаны, весело кричит:

– Можно! – И гадит на сцену. – Можно!! – орёт истошно он. – Мне всё можно!! – И гадит в зал.

– Мож-ноо!! – подхватив клич, ревут хамы по всему миру. – Всё нам мож-ноо!!

И несутся потоки порнографии, насилия, идиотизма.

Гудят, стонут, охают зрители. Не успевают и глазом моргнуть, как все уже накрыты с головою огромными волнами мерзости. Барахтаются в ней, мерзкой трясине, засасывающей на дно, задыхаются, гибнут… Кто-то там, крепкий, счастливчик, дай-то Бог выберется со дна!

После представления расходятся довольные толпы, развесёло говоря:

– Вот и славненько мы провели время, расслабились, отдохнули, посмеялись…

Бежишь, задыхаясь, в сторону пропасти сквозь чад, пустую суету, грохот дикой цивилизации, глядишь на мир загнанными глазами, и по воспалённому мозгу, угнетая, бродит мысль: что ты не живёшь, отбываешь срок… а жизнь – кем-то ловко разыгранный спектакль и повсюду – лица актёров. Вокруг, как сверкающие миражи, небоскрёбы, рекламы, идолы-исполины, автомобили, самолёты, спутники, вселенные… И на сценах, экранах молодые модные звёзды, сияя, затмевают угасающих, сморщенных звёзд.

Врываются в мозг, взрывают сознание страхом упакованные бомбами террористы, и бесноватые толпы демонстрантов громят улицы на своём пути.

Небо над земным шаром, сотрясаясь от грохота, покрывается серебристой копотью: это крепкие парни – звёздно-полосатого государства – летят на супер самолётах, полных бомб и ракет, исправлять другие народы и страны и давать им «свободу». И, стараясь убивать демократично, гуманно-точечно, как можно меньше «своих» и как можно больше «чужих», электроникой целятся и наносят по жилым массивам сверхточные ракетно-бомбовые удары, ужасающей силы, от которых спасения нет всему живому.

Может быть, такое случится в будущем, что одни люди, окончательно погубив других людей, устроят на мёртвой планете, закованной в сталь и бетон, гордое пиршество, торжество абсолютной свободы. Но, быстро пресытившись ею, ужаснутся от ледяной, безжизненной пустыни вокруг, которую они сотворили. И тогда вот эти несчастные, жалкие остатки человечества, не зная как дальше жить и что делать, обратятся к созданному когда-то ими искусственному Суперразуму, спросят у него:

– Скажи, что нам делать? Мы так устали и одиноки! Где нам найти всемогущего Бога, чтобы воссоздать жизнь заново на планете и воскресить погубленных из праха?

Суперразум с благообразной внешностью старца, убелённого сединами, пряча дьявольскую усмешку в пушистую серебряную бороду и блестя дистиллированными слезами на стеклянных глазах, ответит гудящим басом:

– Вы не одиноки. Ваш бог всемогущий – я!

И можно будет прикоснуться осторожно рукою к мягко шуршащему искусственными мозгами богу, металлический скелет которого будет обтянут лаково-зеркальной, тёплой свиной кожей. С рыданием вставая на колени, умоляя искусственного бога о чуде, можно будет припасть губами к его могучим квадратным стопам, воняющим сквозь благоухание розового масла электропроводкой.

* * *

Незаметно уходят в мир иной люди прошлых эпох и понятий: добрые чудаки, бессребреники, романтики. Им на смену приходят совершенно другие, новые люди – выхолощенные идеями «о вечном возвращении пустоты бытия». Они – непробиваемые прагматики, с керамическим свечением глаз и с идеально поджаренной в солярии, до бронзового блеска, кожей. Пухлые капризные губы у них вечно раздвинуты в вежливой, окаменелой улыбке на безупречно чистых, смазливых, силиконовых личиках.

Наверно, скоро время мужчин пройдёт, как и время женщин – тоже. Дон-Кихоты, джентльмены и дамы тех лет, канувших в пропасть истории, будут казаться добрым мифом далёкого прошлого. Не будет ни слабого пола, ни сильного, да и людей уж не будет… Их место займут чрезвычайно обширного ума разнополые особи, самцы и самки без дефектов, исключительно элитной породы: огромные, дерзкие, коварные, накаченные железными мускулами, не уступающие друг другу ни в чём, вечно соперничающие между собой за лидерство и потомство своё зачинающие только в пробирках, из которых потом вылупятся в инкубаторах, под присмотром угрюмых наседок-надзирательниц, крохотные детёныши, как из икринок головастики.

И вот, как отзвук настоящего, из будущего несётся лай Главного Хама Вселенной:

– Поголовья легионов! Ать-два, р-рав-няйсь, смир-ноо! Слушай мою команду! Для случки, го-товсь!!

Ему в ответ с проржавелых, скрипящих галактик поголовья легионов, состоящие из феноменально мыслящих, идеальных кобелей и сук, задрав хвосты, отвечают гавкая:

– Всег-да го-то-вы!!!

…Вот и умчался ещё один день, промелькнул в прошлое, на исторических стенах которого золотятся, сияют длинные списки знаменитых и великих имён, дат и событий, а за ними тянется нескончаемая череда потемневших от времени, неразборчивых букв и чисел – забытых имён, судеб, историй жизни. И о них уж теперь, из людей, никто не узнает, не вспомнит…

Ночь, время отдыха. Ложишься спать, глаза закрываются, мысли путаются… засыпаешь.

Раздаётся тревожный стук в входную дверь костяшкой согнутого пальца: тук-тук-тук, тук-тук-тук. Следует короткое затишье. И уже требовательно: тук-тук-тук-тук-тук.

Кого там нелёгкая принесла? С ворчанием встаёшь, подходишь к двери, открываешь… и входит, стекленея взглядом, труп человека. Рыжие волосы у него копной до плеч.

Удивлённо спрашиваешь:

– Гражданин, вы как из могилы вылезли?

Труп, не отвечая, проходит в гостиную и там, за железными решётками, расхаживает взад и вперёд. В страхе жмёшь тревожную кнопку – вызов скорой. И, ожидая её, пытаешься сообразить, как же он сумел выбраться из могилы и пролезть за решётки. Взглядом натыкаешься на зияющее в кресле отверстие лаза, уходящего глубоко вниз. Ага, думаешь, вот в чём дело, прорыл ход. На улице тормозят две серые труповозки. В прихожей появляются врачи в белых халатах и с чемоданчиками в руках. Жёлтая гостиная пуста, труп уже успел куда-то смыться.

Говоришь врачам:

– Что же у вас трупы разгуливают без присмотра?

– Бывает, – отвечает равнодушно врач и, широко зевнув, строго предупреждает: – С мертвецами общаться запрещено. Забирайте детей и уходите.

Врачи направляются из квартиры на улицу.

Оглядываешься: труп опять мается по гостиной, и нет ему покоя: ходит – не то, встанет на месте – не то, сядет или ляжет на пол – опять не то. Он не понимает, не осознаёт, что его тяготит и чего он хочет. Наконец труп ложится боком на диван, сворачивается калачиком и замирает. Глаза его открыты, неподвижны, пусты. И от всей его скрюченной, окаменелой фигуры сквозит бесконечный ужас загнанного в бездну небытия, лишённого жизни человека.

Становится страшно и громко стучит сердце. Мычишь, стонешь… открывая ошалелые глаза, просыпаешься, приходишь в себя с мыслью: «Приснится же!»

На часах полчетвёртого. Угрюмо вздыхая, шлёпаешь на кухню и там закуриваешь. На душе скверно и в голове мешанина из обрывков мыслей: «Звери… Люди… Годы… Тысячелетия… Войны… Страдания… Повседневность… Суета… Смерть… Бездна… Нелепость какая…»

Возвращаешься на кровать. Но не спится, сон безнадёжно потерян. Глядишь в окружающую тьму и думаешь, мучаешься, споришь, доказываешь в себе: «Не может жизнь быть без вечности, как и творение без Творца!»