Читать книгу В сумерках. Реальная мистерия - Иван Трофимов - Страница 3

В сумеркахЛишь только приходит сознание собственного «я», как ты сразу понимаешь, что зря появился на этом свете, что здесь ты никому не нужен, даже родителям. Они, конечно, тебя кормят, поят, ухаживают, даже любят по-своему, насколько позволяют им это существующие обстоятельства, но в то же время ты видишь, что матери не доставляет особого удовольствия стирать твои описанные штанишки, что отец скорее купит себе кружку пива, чем какую-то конфетку тебе. Играть тебе с раннего возраста не с кем и нечем. Конечно, пока ты лежал в колыбельке, у тебя были какие-то погремушки, но стоило тебе подрасти, как игрушек не стало. Оставалось придумывать себе игры: пока отца не было дома, ты возюкал по грязному полу его вонючие тапки вместо машинок, доставал молоток и забивал в комнате все, что можно было забить, катал по полу мамины катушки с нитками, рисовал каракули на тетрадках и книжках сестры. За все это тебя наказывали – ругали или ставили в угол. Ты не понимал за что, дулся и плакал горькими слезами. Сестра тоже плакала, глядя на свои изрисованные учебники, родители были серьезные, и смотрели строго.

Дома тебя не били. Но все это было невинным огорчением по сравнению с испытанием, которое именовалось детским садом.

В детском саду тебя ненавидели. Ненавидели все. И твоему маленькому детскому умишку было совершенно непонятно, почему все это происходит именно с тобой. Ты не понимал, как нужно себя вести со сверстниками и воспитателями, чтобы с ними просто общаться без криков, побоев и ругани, ты не хотел есть противную манную кашу, совсем не такую, какую варит мама. Воспитательница и нянька насильно кормили тебя этой кашей, ты не открывал рот, нянька тебя держала за руки, а воспитательница прижимала нос, чтобы ты не мог дышать и для вдоха открывал рот, в этот момент тебе всовывали ложку каши и закрывали рот скользкой ладонью. Таким образом, в тебя запихивали положенную порцию, а когда тебя вырвало прямо на стол, то воспитательница хватала за волосы и возила твое лицо по рвотной массе. Дети вокруг смеялись.

Воспитательница и нянька запрещали во время тихого часа вставать в туалет, и ты терпел два часа, а если не получалось, то писался в кровать, и тогда воспитательница срывала с тебя мокрую одежду и била тебя ей по лицу, а потом ставила в угол босыми ногами на холодный пол без трусиков и штанишек. Ты стоял, тихо всхлипывая, потому что и плакать было нельзя, за это тоже били, иной раз головой о стену. И опять над тобой смеялись дети.

Ты пытался рассказать обо всем отцу, но он тебя не слышал, или не понимал, он заигрывал с воспитательницей, улыбался ей, она улыбалась ему, они оба говорили друг – другу приятные слова. Тебе казалось это странным, потому что в твоей жизни воспитательница была злобной, с кислой физиономией и поджатыми губами, все время готовая тебя ударить.

Из детского сада вы обязательно шли в пивную, где противно воняло кислятиной, табаком и еще много чем неприятным. Отец пил пиво, вино, тебе давали какой-нибудь кусок вяленой рыбы, ты его сосал с отвращением, вокруг ругались матом, иногда мужики дрались между собой, и это было страшно.

Если бы у тебя была своя комната, ты гулять не ходил бы вовсе. Но комнаты не было – вы жили вчетвером в одной большой комнате, и здесь у тебя не было даже собственного угла. Поэтому все свободное время приходилось проводить на улице – на все детство и юность улица тебе заменила дом.

Здесь ты тоже никому не был нужен, и уличные отношения выстраивались по принципу: кто сильнее, тот и прав. То есть, ты вынужден был научиться подлизываться к старшим пацанам, унижать младших и давать сдачи сверстникам, по – другому выстраивать отношения не получалось.

Ты, казалось, вписался в дворовый и школьный коллектив, но все равно никак не мог понять, почему же все-таки люди делают друг – другу гадости, и знакомые, и не очень? Ты сам по себе никого никогда не хотел обижать первым. Да и вообще, тебе были противны и унижения, и оскорбления, особенно слабых, которые не могли за себя постоять. Но ведь именно слабых все и всегда обижали. Получалось, что таким места нет на земле. Но иной раз в роли обидчика выступал кто-нибудь ничуть не сильнее того, кого обижал. Однако этот обидчик имел сильного защитника, и такое положение было еще омерзительнее того, если бы обидчик был сильнее.

Но ведь те, кого обижали, они же были людьми. Они же не виноваты были в том, что появились на этом свете. Это же случилось не по их воле. И если ты все-таки родился, тебе же должны быть доступны все человеческие радости? Или ты должен существовать только как объект насмешек? Но ведь и ты, и тот, кто тебя все время унижает, созданы по образу и подобию божьему, физиологически в вас нет никаких различий. Но, почему-то он имеет право на радости жизни, а ты нет… А ты готов обнять весь мир, ты летаешь во сне и грезишь о безумной любви, начитавшись книжек.

…

Тебе пять лет. Вы с товарищем во дворе играете с маленьким, пушистым котенком. Котенок весело бегает за импровизированным бантиком, кувыркается, подпрыгивает, вы веселитесь вместе с ним.

Подходит старший мальчишка:

Ой, какая киса!

Вы насторожились – от этого маленького, рыжего пацана можно было ждать всяких гадостей.

Мальчишка берет котенка на руки, гладит его, ничего не подозревающее животное начинает от удовольствия урчать и жмуриться.

И вдруг… мальчишка размахивается и со всей силы бьет котенка об асфальт.

У котенка разбита голова и, видимо, поломан позвоночник. Он изо всех сил на передних лапках старается уползти от своего мучителя, волоча за собой заднюю часть тела. Изо рта у него течет кровь, один глаз выбит и болтается на какой-то нитке.

Мальчишка с хохотом пинает несчастное животное, потом подбегает к нему и с силой опускает каблук ему на голову.

Хруст костей, тело котенка бьется в предсмертных судорогах, на асфальте лужица крови и мозгов.

Мальчишки с веселым гоготом куда-то бегут, пиная еще не остывшее, окровавленное тельце котенка, как футбольный мяч.

Домой ты идешь на ватных ногах, у тебя все время перед глазами выражение ужаса на изуродованной кошачьей мордочке, струйка крови из его разбитого рта. Слезы льются из твоих глаз, дыхание перехватывает.

– Мама! Мамочка! Они котенка убили! – ты утыкаешься в теплый мамин живот, рыдания сотрясают все твое тело.

…

Сегодня в школе у вас какая-то непонятная суета, учительница то сама куда-то уходит, то к ней кто-то приходит. Все говорят, что будет торжественный прием в октябрята. По этому поводу уроков мало, и они какие-то несерьезные. Вы, правда, всего два месяца учитесь и еще особо не привыкли к школьным порядкам, но сегодня этот самый порядок как-то нарушен. В классе шум, и учительница иной раз даже не обращает на это внимания.

Потом вас ведут в актовый зал. Здесь много народа, приходится стоять плотно друг к другу. Где-то за спинами впереди стоящих кто-то что-то говорит. Плохо слышно и ничего не понятно. Все толкаются, а учительница строго зыркает и грозит пальцем.

Потом вам велят достать пятиконечные красные звездочки с изображением кучерявого маленького Ленина и прицепить их на форменные курточки.

Теперь вы октябрята, а что это такое, похоже, не знает даже учительница.

…

В пионеры вас принимали в день рождения вождя в апреле на площади возле памятника этому самому вождю. Опять же большой толпой, несколько параллельных классов, вас привели на площадь, построили возле монумента, и какая-то вожатая визгливым голосом пропищала что-то про обязательства, связанные с тем, что теперь, мол, вы стали пионерами. Старшие товарищи подошли к вам и стали повязывать галстуки. К тебе подошел мальчишка из вашего двора и сказал:

Ну, давай я тебе повяжу этот ошейник…

Бронзовый Ленин стоял загаженный голубями.