Читать книгу Взгляд - Иван Васильевич Князев - Страница 4

На самом деле, в детстве, любое время, не только лето, проходило незаметно. А после именно того лета в Сварожию сень, собрав со всеми урожай, нам, мне с сестрёнкой пришла пора идти на учение к мастерам. Наш народ с сомнением отпускал детей за густые яблоневые леса, в башню мастеров. Из-за того, что старики, до сих пор учившие детей бояться богов ветра, дождя, солнца, сильнее нашего Волхва, сходились во мнении: где родился, там и пригодился. Колдуны-отшельники в лесах учили своих детей ведовству, наши мастера – мастерству. Редко-редко кто выбирался из семьи в другие дела, изменяя семейный уклад. Ещё рождались немощные, не перенимающие семейное мастерство, дети, но это уже другая история…

На сомнения стариков у наших папы с мамой один ответ – те не привыкли к другим делам, и свои позабывают. Наши же родные легко верили в чужое учение, как во своё, и согласились отдать нас: к мастерице-швее Веселину и деревянных дел мастеру – меня, обучаться и работать в башне. Да не к плотнику меня, каким был папа, а к искусному умельцу по мелкой резки и украшений из красного и светлого древа.

– Нас в семьях рано учили работе подмастерьев, а их ещё глядишь, и всей остальной жизни там обучат, – говорил папа.

– А ежели непогода какая, или нам в помощь понадобятся? – немного сомневалась мама.

– Так позовем, или дома останутся. Дадут боги, научатся чему. И нам меньше бегать за ними, – продолжал рассуждать отец, пока я нечаянно подслушивал их во дворе.

Веселина была помладше, но родители отправили и её, маленькую, вместе со мной, дабы не сидела дома без дела. Мне показалось, отправили от того что, я мог приглядеть за ней в дороге и в большой мастерской. А может просто сильно не беспокоились. Мама с бабой Нюшой быстро собрали нам котомки с едой поутру и прощай до вечера привычные деревянные дома – наше поселение, лежащие близ чащи леса. Прощай знакомое безлюдство…

Хоть мы и переехали ближе к Степным, народ за яблоневым леском кликал нас Чащинскими, так как дома ближе к чаще стояли и большинство из одного дерева. У Степных домов было больше и все из глины и камыша. А их главная башня (мастерская, на нескольких мастеров, что вместе помогали общине) вообще из камня. Всегда удивлялся ей, когда устраивали сюда набеги с Лесными…

– Ну да, – с чащи с леса, а Степным (Полёвкам, как мышам полевым) зато далеко ходить до тех же лесов и речки на рыбалку, охотиться, говорили ребята. Мне и вовсе не хотелось обзываться, так как мы жили между и теми и другими. Да и к чему обижаться, если постоянно, то они к нам прибегали играть, то мы к ним, а когда-то и вместе сбегали в другие поселения?

Так вот, с утра очередного Сварожьего сезона, пошагали мы с Веселиной по безлюдной не проснувшейся местности. По дорожке, по тропам, через перелесок. Еле-еле рассвело, на полянах стелился туман, и будто бы только мы не спали…

До глиняных домов Степных пару вёрст, но пролетевшая внезапно в мыслях идея о том, что можно идти и мечтать, как лежа в траве, словно летая в облаках на поляне, подняла настроение. За ней медленно, будто за рассветом, последовали мечты о небе и богах, кое, наконец, услышали нас и придали безграничные силы для управления стихиями…

А по приходу до мастеров столько всего изменилось в мыслях! Столько нового! Слова, льющиеся как музыка, поначалу не запоминались, лишь взгляд улавливал небывалые рисунки дерева, но настроение в тот день сохранилось в памяти именно из-за тех слов. Нас было трое ребятишек – Станис, я и Тих, решившихся обучаться работе в деревянных премудростях – будущих подмастерьев, а может и сразу в мастеров. Тут были и знакомые ребята постарше, в частности Ил. Но он больше заглядывал от одного мастера к другому, так нечему толком не научившись…

Каждый из нас пришёл кто в чём: кто в длинных кофтанах, как у старейшин-мастеров, кто в замызганных штанах, зато чистых рубахах. Поселковый Кожаных дел мастер только-только начал шить кожаные ботинки на деревянной подошве вместе со своими подмастерьями, заместо лаптей, а половина ребят уже выставляя по-разному ноги из-под столов, красовались сшитыми чешками из кожи. Чешки от того что лёгкие. Настолько тонкую подошву могли сделать лишь Ткачи, из которых я знал только свою мать и теперь еще Сельку, что обучалась тому же. Только, как говаривали старики их было много в нашем селение. Как бы там ни было многие все еще щеголяли в привычных лаптях…

С утра до полудня наша тройка по деревянному делу вместе с другими училась в собственной комнатке, после звонарь звал всех колоколом на уличный обед, а опосля на отдых, дабы мы посмотрели за другими чудесами мастерства стекольщиков, кузнецов, швей, помогли в больших общих делах…

В таких делах и побежали те Сварожьи дни, один за другим: слушаешь Ефимыча (так звали мастера по дереву), запоминаешь и пробуешь как он показывает – пилить, выбивать, подбирать цвет досточки под досточку, резной узор выводить к раме там или кухонной утвари. На отдыхе между занятиями скушаешь что, и бежишь смотреть на чудеса каменных дел мастера и других подмастерьев. Они почему-то мне сразу больше других понравились. К тем редко кого брали, слишком быстро портились люди. Хворь какая или того хуже – боги забирали раньше времени. Говаривали от красоты, что те забрали у богов в своих рисунках по камню.

Мне они нравились, но попасть к ним я не хотел. Ну да, красота. А по дереву разве не так? Как закрасишь, зашлифуешь, так ещё лучше камня выйдет. Один Лён (сын каменьщика), из наших друзей, бывало, убегал от отца к тем мастерам свериться в работе над шкатулкой какой, али украшением и не хотел менять семейное мастерство ни на что. У других мастеров тоже много чего интересного было.

А мысли в голове под словами учителя, переливаясь, воскрешали разные домашние сказания, воспетые родителями на праздниках звонкими нотами, так что желание перебить захватывающий рассказ мастера переосмысленной на ходу папиной историей, редко застывало. Так и наровил что-то свое рассказать учителю.

Как когда-то у отца в мастерской. Тот радовался хорошо выструганному столу, а я жаждущий похвалы своим узорами на нём, подсказанными папе, хотел добавить к тем еще что. Так и тут к историям мастера о кораблях и деревянных больших чужеземных замков, добавить что-то из рассказов путников, пересказанными Мишкой в заброшках…

А к вечеру потускневшая картинка Грустня месяца возвращала нас с Веселиной привычной тропою домой. Когда листья уже жёлтые, как снег валятся под ноги (непонятно откуда такое сравнение, может из-за больших снежных сугробов зимой и огромных листьев), я наслаждался желтизной, разглядывая каждый лист, представляя его бабочкой. Бабочкой, на которой летала, иль лежала чья-то жизнь, будь то пылинка, жук или летающие рядом планы и мечты о будущем, уносимые с ним в полёт.

В полёт листьев. Мечты в голове, словно те листья, осыпались с деревьев, превращаясь в краски, раскрашивая тропинки, дороги, поляны. Будто во снах. Но и листья те не всегда рисовали беспечные картины. Своей кучностью, они, бывало, выставляли ловушки. Вот идешь по тропинке, наступаешь на кучку листвы, и вдруг твоя нога погружается в воду. После дождя обычно такое. Дальше идёшь с мокрой ногой и неприятным ощущением пойманного в капкан зверя. Хотя, о чем это я? Ощущение пропадало сразу же, как только вновь оглянешься на этот большой и разноцветный мир. И настроение оставалось прежним, кошмарно весёлым и радостным до самого вечера. В общем, не запомнившийся вчерашний день – уже казался хорошей приметой…

– Так много переделали, аж не запомнили нечего? – улыбался отче вечерами, расспрашивая об учение.

– Ага, – только и отвечали мы с Селькой. Та и вовсе редко выходила из-за стола закройщиков в их девишной мастерской.

Дома, скушав немного бабушкиных или маминых постряпушек, и вспоминая прошедший день, все же расскажешь им чему научился, а дальше идешь помогать папе, покормить животину, пока сестрёнка готовила с мамой еду на завтра. К вечеру младшая оставалась играть дома с деревянными куклами, а я же торопиться искать место для наблюдения за светлячками в мире Полевика. И только в полной темноте, уставший, приходишь, чуть ли не доползая, домой. Вымотанный, но до ужаса довольный, зная, что способен на многое. Ты же видел больше других…

А после, несмотря на уставшее состояние нужно еще и поесть, а уже потом сидеть с печальной улыбкой аль грустью без папиных рассказов у уносящегося в ночь дня окна и ложиться, наконец, спать… И так до восьмого дня. Тогда безделье и развлечение на весь день у всех. И у старших и у детей…

На утро одного из таких дней, пока я умывался у корыта спросонья, появились ребята. Они хоть и не все обучались с нами в мастерских, предпочитая семейные мастерства, но все знали, когда бездельный день.

– Привет, Мик, – махнул рукой за моим забором Лёнька. Правильно Алентий, для нас же просто Лён. За ним показалась голова Лексия, часто радующего нас красивыми разноцветными стеклышками-осколками, а за ним и Тихомир появился.

– Привет. Вы куда собрались? – ответил я, выглядывая из-за забора.

– В лес. Пойдёшь с нами? – торопливо бросил Лён.

– Зверей ловить, иль строить чего? – спросил на то я.

– Да, на качели, – отвечал Тих.

– Не… Я не пойду, – ответил им я. Хочется, конечно, но снова не получится перебороть страх взлетать выше всех на ненадежных веревках.

– Я же говорил. Он боится, – понял Лекс, вселяя в меня обиду.

– Можно было и не спрашивать, пошли ребята, – согласился Тих, – пусть играет со своими мастерами в обменной лавке.

В последнем Тих имел в виду Доброслава и своего друга Ина, который тем летом проводил больше времени с нами и с неразговорчивым Баженом. Мы с ними начали делать луки (которые так и не доделали) и обереги по подсказкам отцов и Кудесника. Делали из всего, что попадалось под руки, кусок дерева, красивый камешек, али железка какая, разницы не было. А если получалось чего выменять в лавке отца Броски, так вообще здорово. Там уж, этих диковинок было не счесть.

Зато как классно со всеми сделанными игрушками снова собраться вместе. Иногда за такие мелочные предметы нам удавалось выменять неплохие вещи и у мастеров, но это уже другая история…

– Ну и что, думайте, что хотите, я найду себе игру. Вернее, уже нашёл, а вам о ней не расскажу, – пробурчал я себе под нос, вспоминая о новых прятках с Ином и Бросом.

– Ну и играй… – уходя, также неслышно, с обидой сказал на то Тих. Тот понимает…

А играть можно было хоть где – в оврагах, близ реки, в лесу, главное далеко не уходить. Не знамо броду, не суйся в воду, говаривал люд про Водяного, а бабуля так говорила обо всех духах и делах. Чтож теперь, всех слушать?

Мы с ребятами поначалу даже не знали, что скрывается за горами, за речкой и после непроходимых лесов. Старшие запугивали нас неизвестной местностью, медведями и дикими кабанами, в коех вселялись злой Леший али сам бог Велес. Иногда даже рассказывали о чужестранцах, которые забирали заблудившихся и совсем не на небеса… Мишка рассказывал…

Но именно от тех запретов вся детвора и хотела бы узнать, докуда можно забредать, как до большого переселения. Тогда, как сказывал отец, рядом было множество племён и обмена больше, а бабуля добавляла – не как теперь, еды и целого крова над головой не хватает на зиму, многие хворают, раньше времени уходя в Навь или на небеса после бурь, пожаров и ураганов. А нам, ребятне, одно на уме – вот бы разведать леса и послегорье. Оттого старшие и соорудили качели в предгорном овраге, близ реки. Оттого мы играя, и забредали в самую чащу и самые далекие заброшки…

Да, играть можно хоть где, и мечтать хоть о чем играючи. Например, о странствовании в неизведанные земли. Для начала пригодилась бы карта. Самому через бурелом прокладывать путь в неизвестность, не прельщало, после блуждений в лесу по грибы и ягоды, и страшных рассказов о потерянных путников. Не хватало еще к медведям или волкам забрести уйдя с людских троп. Велес-то не тронет, а вот волки… Карта…

Мечты о той и дальней неизвестности расцвели словно яблоневыми садами в сознании, вплетаясь в необычные сюжеты, и соединяясь с каждым селянином…

Эта идея пришла после недавнишней о прятках, о которых я уже упоминал Веселине, Ину и Доброславу. Тих с Лексом пока не знал о них. Но для последних, идея о карте и была той найденной игрой, просто я еще не знал, что придумаю ее… Будто с подсказки бога Велеса. Ведь о нем первом я вспомнил, пред этой идеей… У нашего народа была карта и весела в доме Собраний. Не полная, и местами непонятная, но все же есть с чего начать…

К тем мыслям уже проснулась сестренка, выбежала на улицу и запросила у меня яблок. Мама с папой, конечно же, наказали нечего не рвать, мол, не спевшие, но куда там. В моём разгоряченном идеей о карте сознании, уже явилась картинка, в которой росли ягоды и немного раннеспелых сладких яблок в недалёком уделе на маленьком деревце, недавно посаженном. Только я о них знаю и для Веселины с радостью сбегаю. Да и надоело в траве ковыряться, а до Броски я так и не решился сходить. Может не захотел делать то, что сказали Тих с Лексом, может еще от чего…

В нашей местности яблонь превеликое множество и каждый сорт вкусней другого, только не скоро они спели. От этого и привлекала меня заграждённая уделом кем-то маленькая и такая ранняя редкость.

Догоняя мысли, проснулся и подул тихий Догода, развеивающий жару. Подул и сразу утих, заставляя прибавить шаг к приятной тени кустарника. У нас это тоже привычно – ветра появляются внезапно и также надолго и быстро исчезают. Хорошо бы без туч, не то и вправду, Ураган, или дожди.

Но пока что, мысли в моей голове неслись мечтами к чертежам собственного дома и чужеземным картам, а тело было уже на подступах к соседскому забору, из которого торчала смородина, и за которым можно было увидеть, если приглядеться, небольшое дерево с большими яблоками. Какие тучи? Только яблоки были самым лакомым и важным кусочком, в этом мире для меня.

В огород я залез только после того как убедился, что никого там нет. Тихонько забрался на забор из веток и спрыгнул.

– Ай… – Только и успел вслух подумать я. Ноги по самые стопы увязли в взрыхленной земле. Лучше бы этого не делал, было первой мыслью в моей голове. Нет, не жаль ноги, всё равно грязный. Что делать с чужими посадками? Но это были первые мысли, которые совместно с моими хаотичными действиями беспокоили до тех пор, пока, не нарвавши яблок, я не перелез обратно через забор. Нечего страшного, огород подправят, может даже меня с нашими ребятами и позовут, а сейчас пора обратно, к Веселине, к мечтам…

Карту можно начертать в шалаше рядом с домом, без лишних глаз. Что бы я не думал о ребятах, а рассказывать и делиться идеей не хотелось. Вот сделаю, там и расскажу…

Создать границы наших земель в рисунках (пока лишь по рассказам, но папа всегда обещался взять с собой в Совет мастеров, в котором висела большая устаревшая карта), сразу показалось лёгким делом. Как же я ошибался!

Вернувшись домой я, нашёл большую бересту, уголёк, забрался в свой шалаш и принялся по рассказам отца чертить нашу реку с притоками от точки нашего поселения до горы, чтобы сделать хоть какой набросок, пока найду побольше бересту и не узнаю чего-нибудь у отца. Того до вечера лучше не беспокоить, если хочешь, чтобы тот что подсказал. Так и провозился я допоздна, не вылезая поесть и поиграть, и не пуская к себе даже сестренку…

– Пап, а ты можешь договориться с кем-нибудь о лошади? Я хочу путешествовать и нарисовать полную карту наших земель. Карта поможет людям уберечься от многих бед, – поделился я новой идеей с папой, вернувшимся вечером со своей мастерской подле дома. Поделился с вопросом – а можно ли, мол. На что тот, не понимающий моего желания быть как он полезным, проронил:

– Мал ты ещё кататься где вздумается… После успеется… Еще столько всего тебе захочется и сделать нужно будет…

– Не успеется, – подумал тогда я про себя. А дальше получилось, как и сказал отче. Я надолго позабыл о карте, предаваясь насущным заботам и играм… И все же, возможно, с возрастом и меняются мечты, но эта, крепко запала в душу, как выяснилось потом…

На улице тем днем совсем стемнело. В окне загорелись звёзды вместе с кострами на полянах, но сегодня далекие огни неинтересны. Новые думы о неизведанном буравили голову, и в конце концов, усталость, пришедшая с темнотой, погрузила в сон, забываясь в котором, я спрашивал у мамы:

– Почему все так живут – многого не успевая, а некоторые, возможно, и не понимая, что не успели нечего. Что ещё хуже…

– Не знаю мальчишь… Откуда у тебя такие думы, как у Ведунов? – вопросила она на то, но я ужо заснул…

На следующее утро, сень, снова показывала небеса в хорошем свете, вечно превозносимая Стибожьими ветрами, Пярунными19 дождями, а бывало и снегом просыпающегося Хорса. Яркое солнце так и отражалось от желтой листвы, да блестящей, будто зимней, земли.

Но запоминалась та в этот раз не только этим, но и новыми играми с нескончаемыми идеями, совместными планами, и хорошим настроением. Запомнилась сплотившем множество ребят учением, где каждый, в моменты отдыха мастера, постоянно что-то спрашивал, что-то предлагал для обмена, рассказывал о чем-то. В такие моменты, солнце светилось беззаветно-добрым взглядом, и наступало уютное умиротворение, будто ты дома делишься едой с папой или мамой или слушаешь сказы. Деревянные разонравившиеся игрушечные кораблики, лодки, кареты, рогатки, цветные камни, обереги, всё шло в ход обмена и ценилось во дворе больше помощи в подборе расцветок и узоров дерева для картин или других изделий. Находились и те, кто ссорились, не разделивши игрушки на обедне. Жалко конечно, неравные ссоры, да старшие всегда старались такие разнимать. И мне однажды досталось. Верней не досталась игрушка, а досталось по шее. Пустое… С кем не бывает: не во всём же быть сильным, лучшим или везучим.

Как на сборе урожая – все хотят помочь, но тащит тот, кто первым схватил. Также и здесь – кто первый попросил или отобрал парусный деревянный кораблик, тот им и владеет. Опять же, как владеет? Поиграть можно и вместе. Тем более, иногда так даже лучше. Есть с кем играть…

Зато в тот день, когда мне досталось, по дороге домой я нашёл в клёнах собаку. У Древлян немного обитало домашних волков, как называла их моя бабуля. Отче звал их Черными кошками и поначалу я не знал почему. Ведь все собаки были разного, вовсе не черного, цвета. Как бы там ни было, в этот раз я самый первый заметил ушастого чёрного щенка в листве, что пробудило во мне жалость от одного только его вида. Тот потерянно барахтался в таком большом мире…

Наклонившись к нему, приметил чуть поодаль за кустарём ещё нескольких. Хотел положить его к ним, как вдруг услышал рычание, и что-то клацнуло рядом с рукой. Я было поднес обратно убежавшего щенка, но рычание только усилилось…

Стало так жалко и обидно за то, что не признала мать своего малыша, что я не думая прижал комок шерсти к груди и побрел домой. По дороге тут же представил, что их мама поступит также и с остальными, отчего растревожился. Даже пообещал себе, вернутся за ними, как только этому найду место.

– А вдруг кто-нибудь еще их заберёт или их мама все же останется с ними? Но, нет. Совесть этими мыслями не успокаивалась. Так и тащился со щенком и с оправданием самому себе – хотя бы одного спас от скорой холодной зимы…

А дома я придумал как спасти всю стаю и на следующий день рассказал о щенках ребятам в мастерской, а те рассказали остальным, чем в свою очередь порадовали многих. Однако, они не успели тех забрать. Какой-то старик, как рассказала незнакомая девчонка, Нюрка, обучающаяся мастерству швеи, собрал всех щенков вместе с мамой к себе, чтобы сделать из них охотничьих собак… Ребята, сразу догадались, что это сделал отец Ила, и побежали к нему, чтобы выпросить тех или их следующее потомство себе… Помню и Бажка убегал с ними, прознавши о собаках. И когда успел? В мастерскую не заглядывал, жил рядом с Ином. Может от того, что все к его семье ходили на обмен зерна, да хлеба? А может Ин рассказал, услышав от Тиха…

В таких делах да заботах, медленно уходила завядшими листьями в раскрашенные закаты сень, напоследок украсившись празднованием от даров подаренными Землёй-матушкой. В те дни урожая мы вновь восславили сон бога Сварога и приход холодного Хорса, так нужного подуставшей от плодов Земле. А на празднестве, знамо дело, пляски, пиршество, костер и сказы кудесника. Поэтому, хоть поспать было и интересней подольше в тот, отходной день, тем не менее, я с радостью сбежал спозаранку с дома со всеми ребятами, захватив свои первые изделия из дерева сделанные в мастерской, чтобы те пошли подношениями идолам-божествам на холме Вознесений. А после ритуала поклона на холме мы, как всегда, еле дождались конца хороводов у костра и пиршества, чтобы вновь услышать, как Епифон сказывает очередную историю о божествах:

– Когда Прородитель всего мира перестал созидать построенный им мир, боги продолжили плодиться и создавать себе подобных, – начал он со старой истории, когда вся ребятня и некоторые мастера расселись подле большого костра близ большого дуба.

– Некоторые из них заключали союзы с русалками, Рожаницами, Долей и Недолей, красавицей Мерцаной-Зарёй, а некоторые и с духами ради продолжения Родового наказа, но сегодня я расскажу о самых необычных созданиях. Вспомним все Стрибоженьку, который управляет ветрами и коему, как подумал сам Сварог, создавший того из искры Солнца, понадобиться помощь в управлении столь сильной стихией. И создал Сварог Догоду и Позвизда дабы второй разгонял несметные тучи, собранные Стрибогом, а Догода остужал в жаркие дни Землю-мать. И все бы нечего, но создал он Посвиста и Догоду из простых людей, Вознеся тех не по времени на небеса! Это были обычные братья, что даже не знали о своём родстве и постоянно ссорились…

– А почему они не знали о том, что они родичи? – вопросил Бажен.

– Такого не бывает же. Все знают, что люди могут стать только злыми или добрыми духами, а никак не богами, – высказался всесведущий в таких вопросах Мих.

– Все бывает Михаил. Боги могут всё. Тебе ли не знать, – ответил на то Епифон Михе, имея в виду помощь Сварога в кузнечном мастерстве, о которой Мишке всегда говаривал его отец, и чей знак тот носил на кофтане. Мы, ребята, вообще просто так знаки не рисовали, а тем более в одежде. Каждый рос и хранил свой собственный оберег. Будь то игрушка в виде божка20, амулет – символ деревянный але железный, без разницы. Даже взрослые не расставались со своими обережками. И когда кто-то терялся в лесах, Возносился, или уходил в Навь не по времени, все знали – те потеряли обереги или не носили их… Я своего Белобога всегда носил на шее и не снимал даже ночью…

– А что насчёт не знания кровности, дак, от того что родные с рождения отдали их в учение по разным мастерам, а после Вознеслись и нечего им не рассказали, – продолжал кудесник, – а далече, когда братья уже стали богами и летали над нашим людом, они, начали ссориться с остальными богами. Позвизд вместо разгона туч собирал их в Ураганы, Догодник обманывал теплотой мирской покой Яви, добавляя разрушения. Сварог и Стрибог разгневались на братьев Догоду и Посвиста, нечего не смыслящих в божьих делах, и попытались загнать тех в тёмное подземелий царства Нави, что добавило лишь больше бедствий в Яви, Прави и Нави. Почему им и людям не помог Белобог и Чернобог спросите вы? Все от того, что Белобог к тем временам управлял звездами, ему было некогда, и смотрел он на землю лишь в Хорсову зиму. Некогда, как и Чернобогу смотреть за всеми землями, держа в узде подвластное ему зло…

– Да не могло так быть. Зачем тогда Сварог создал их? Чтобы бросить в темноту? – вопросила Веселина.

– Богов гораздо меньше людей, оттого и могло быть. Далеко друг от друга, не уследишь. Богам дается большая сила, нежели нам. А создали они их для помощи себе и нам, и чтобы сохранить мир Рода… – отвечал кудесник, – и пусть сейчас и меньше ураганов и сильных ветров, но не стоит забывать вам ребята силу разрушений из-за раздоров богов, хотя бы по рассказам, дабы быть готовым спрятаться от гнева их в любом убежище…

– Нам родители рассказывали о таком… – сказал знакомый голос. Я оглянулся. Это Броска. Мне тоже, хотелось добавить мне, почему-то не стал. То ли испужался перебить волхва, то ли еще чего…

– И не зря ведь рассказывали. Недавно сильные ветра опять собирались, – Мих.

– А от чего нельзя попросить Сварога не прилетать сюда сильным и злым ветрам? – спросила длинноволосая Стиславка, полюбившая вместе с мальчишками слушать Епифона. Вообще девчонки больше плели и урезали косы, слушали и проводили свои обряды с Вестами – приближенными богини Весты21 и Лады, но не она. У девчат были свои сказы и дела от Вест и колдуньи с окраины, которую боялись весь старший люд, акромя Епифона…

– Дак, некогда же ему, тебе же сказали, – бросил Лен. Наверное, длинноволосая худая девчонка обиделась на его слова, подумал я, смотря, как она отвернулась ото всех.

– Делов-то не в том, – отвечал старец, – а как же мы разгоним грозу без сильных вихрей Позвизда? А как без Догоды будет хорошая погода? Все боги нужны… И это самое главное, что вы должны понять… – договорил Епифан.

– Стивка, подожди, – позвал обидевшуюся девчонку Лен, когда все начали расходиться.

– Чего тебе? – ответила та. Действительно, чего это Лен заговорил с девчонкой? Мы все их только дразнили. Тем более Стиславка вроде как с Мишкой дружит…

Но не слушая их, я замечтался от неостывшего рассказа кудесника. Ведь во всём божественном чувствовалась непонятная загадочность, кою хотелось разгадать и обладать настоящей, собственной тайной… Или стать такими же богами, как два разных ветра…

Издали замахавшие руками родители вместе с сестрёнкой уже зазывали домой. Там нас также могли ждать интересные истории…