Читать книгу История села Мотовилово. Тетрадь 8 (1926 г.) - Иван Васильевич Шмелев - Страница 8

Собрались Василий Ефимович с Любовью Михайловной Савельевы и укатили на лошади в город. Они намеревались там накупить кое-чего к масленице, особенно рыбы. Заодно Василий надумал приобрести там новенькую сбрую для лошади. Перво-наперво они накупили в рыбной лавке разных сортов рыбы. Василий, с уговору с женой, рыбы накупил такой: один килограмм белуги по 40 коп. один килограмм севрюги тоже по 40 коп., два килограмма осетрины по 30 коп., два килограмма усача по 20 коп. Эта рыба, по намерению обоих, должна пойти на закуску гостям в масленицу. Потом они еще подкупили рыбы и для варки, для семьи: мороженого судака пять килограмм по 15 коп. и соленого сазана пять килограммов по 15 коп. Итак, в общей сложности, они накупили пуд рыбы, уплатив за нее 3 рубля 30 копеек. Сложив всю рыбу в мешок, и снеся ее на подворье и уложив в сани, они решили сначала зайти в трактир «Золотой якорь» пообедать, а потом походить по магазинам и лавкам города, подсмотреть и подкупить кое-чего еще для семьи и хозяйства.

Под самый почти вечер (зимний-то день короткий), Василий Ефимович с Любовью Михайловной зашли в шорно-обозный магазин, где Василий занялся подбором нужной ему, лошадиной сбруи. Выбрав отменно-нарядный хомут, он подобрал хорошую седелку, потом занялся разглядыванием добротной, с колокольчиком, оброти уздечки. В магазине народу было не так-то уж много, но покупатели все-же были. Они так же, как Василий, руками копошились в общей куче кожаных ремней, шлей, вожжей и уздечек, норовя выбрать для себя нужную вещь сбруи. Вдруг, один из покупателей, подступил к Василию Ефимовичу и насильно стал вырывать из его рук, облюбованную им оброть, говоря:

– Эту уздечку я еще вчера отобрал и сейчас я ее должен купить, вот и деньги приготовил к уплате!

Василий, с недовольным лицом обернувшись к нарушителю общего порядка в торговле, с возмущением проговорил:

– Ты вчера облюбовал, а я сегодня, что же ты вчера ее не купил? – упрекнул Василий того. – Да и вообще-то, не гоже перебивать и нахальничать, порядок надо соблюдать, а не нахрапом! – укоризненно налегал Василий на перебивщика.

Любовь Михайловна, стоявшая несколько поодаль, с болью на сердце наблюдала за спорящим с незнакомцем, мужем. Ей страстно хотелось заступиться за него, она высвободив руку из кармана шубы, которой она придерживала оставшиеся от расхода деньги, подкрепляя свою речь жестом руки, не выдержав несправедливости, с укором незнакомцу, проговорила:

– На хитрости и обмане, далеко не уедешь! Василий, не отдавай, плати деньги и оброть наша! – подбадривала она мужа.

Незнакомец, сначала было упрямился, сопротивлялся, руками держался за оброть, а как заслышал, что несколько человек поспешили из магазина к двери, он от оброти отступился и тоже торопко направился к выходу. Успокоившийся Василий, приобрёл полный комплект сбруи, хомут с блестящими бляхами и глухарями, седелку с бляшках с бубенчиками, шлею с висюльками и оброть с колокольчиком. Расплатившись за все это с хозяином лавки, и положив всё это в просторный мешок, довольный покупкой, Василий было направился к двери, как заметив растерянный вид на лице жены, спросил ее.

– Ты что?!

– Боюсь тебе даже и сказать-то! – с печалью в голосе ответила Любовь Михайловна.

– Как только те ушли из магазина, я сунулась в карман, а там пусто, карман-то отрезан со всем с деньгами, – уныло и жалобно добавила она. – Инда волосы на голове дыбом, и в глазах задвоилось, – плаксиво добавляла она.

– Сколько вынули-то! – грозно обрушил свой гнев Василий на нее.

– Тринадцать рублей! – дрожащим голосом тихо, как из ямы, известила она.

– А что не сдержала, не соблюла! – с зло выкатившимися глазами обрушился Василий.

– Пока с этим нахалом мы спорили, в этот момент, видно, и вынули, – оправдываясь перед мужем, охала Любовь Михайловна.

– Это ладно, еще не с пальцами отрезали, – вступил в разговор хозяин лавки, – ато бывает и с пальцами карман отрезают. Их воров-то карманников много развелось, и по магазинам шныряют. Вон читай вывеску и любуйся ихими портретами, – указал на стенку магазина, на которой было написано: «Остерегайтесь карманных воров!» и тут же галерея фотоснимков лиц воров, особенно отличившихся в злодеяниях при этом деле, спецов по карманной выгрузке.

– Дармоеды! Паразиты! Жулики, ни дна вам не покрышки, – грозно ругался Василий в адрес воров, но их давно и след простыл.

– Тринадцать рубликов, это не какой-нибудь целковый, а большие деньги, – злобствовал на воров Василий.

– Да и меня черт дернул, сунуться с языком, надо бы деньги в кармане туже зажать, а я сунулась тебе в защиту! – самокритично заявила Любовь Михайловна.

– Я уж не знаю, и чего ты рот-то разинула, не соблюла деньги-то! – перенеся злобу с невидимых воров, с новым приступом досады зла, обрушился он на нее, но сохраняя свое степенство и чтоб не опозориться перед хозяином лавки, Василий сдержался не дав воли разбушеваться вовсю своему пылкому нраву.

Всю дорогу, от магазина до подворья, Василий Ефимович безудержно злобно ворчал на Любовь Михайловну, кряхтя таща на спине туго набитый мешок с сбруей. Своим бурчанием он привлекал внимание многих прохожих, которые вежливо сворачивали с тротуара, освобождая дорогу разгневанному Василию. Злобно бросив мешок с сбруей в передок саней и бессознательно переместив мешок с рыбой к задку, Василий принялся поспешно запрягать. С подворья они выехали махом, застоявшийся Серый как-бы чуя, что хозяин, не в духе, резво выкатил сани из ворот подворья и до самой окраины города шел впритруску.

Подъезжая к пересечению московской железной дороги, стало темнеть. Василий, прикрикивая на Серого, из-за подворотов чапана наблюдал, как паровоз с натужно тянул состав товарных вагонов в подъем, направляясь в сторону Москвы.

В глубине саней, закутавшись в тулуп, полудремала Любовь Михайловна, она, горестно переживала и не могла смириться с тем, что так халатно отнеслась с деньгами, которые вынули из кармана воры, нанеся ей и всей семье такой значительный материальный урон, и не только семье, но и всему хозяйству. Тряская дорога вконец уморила ее, и она всю дорогу до самого дома находилась в каком-то туманном забытье. А Василий Ефимович, держа свой упрямый нрав, ни разу не обернулся назад, он вожжами подхлёстывал Серого, который, как бы в ответе за урон, во весь дух бежал по дороге, невольно забавляя хозяина тем, что тот прислушался, как гулко ёкает у лошади селезёнка.

А дома семья заждалась возвращения из города отца и матери. Ванька несколько раз выходил на морозную улицу, к мазанке, вглядывался вдаль улицы, ожидая появления из-за поворота на дунаевом перекрестке, серой лошади со знакомой повозкой, но нет и нет, Серый не появлялся и Ванька снова уходил в избяное тепло.

– Всё еще не приехали? – спрашивала его бабушка Евлинья.

– Нет, всё ещё не видно, – досадливо отвечал Ванька.

– Не знай, на что и подумать, должно что-нибудь в дороге случилось, пора бы уж вернуться! – с тревогой в голосе замечала бабушка.

В очередной выход на дорогу, Ванька, в сероватой ночной темноте заметил своего родного Серого, который весело несся по дороге, приближаясь к своему заметному, желанно манящему теплому двору.

Ванька широко расхлебянил ворота, дав без задевки въехать повозке во двор. По тому, с каким остервенением отец бросил в сторону снятый с себя чепан, Ванька определил, что отец нынче сильно не в духе. В такие моменты лучше не попадаться ему на глаза, свою неудачу, отец, незаслуженно непременно сорвёт на ком-либо попавшимся ему на глаза. Поэтому Ванька ушел в избу и послал Миньку распрячь лошадь.