Читать книгу Сахарная вата - Жаклин Уилсон - Страница 5

Мой второй день рождения был в субботу.

Я приехала к папе. Меня всегда привозит к нему мама. Обычно она ненадолго задерживается в кафе, чтобы выпить чашечку кофе. Папа, как правило, ставит перед мамой целое блюдо с ее любимыми сладостями – пончики с джемом, яблочные слойки, датские сдобы с абрикосом.

Мама если и возьмет что-нибудь, то только чтобы откусить маленький кусочек. А чаще всего отрицательно качает головой и похлопывает по своему плоскому животу. А иногда выразительно и с большим неодобрением посматривает на папин живот. Она часто дает папе наставления насчет того, как нужно меня кормить, объясняет, что я не должна есть ничего жирного и жареного, особенно во фритюре, что давать мне следует в основном свежие фрукты и овощи, а к чаю только один – маленький! – кусочек торта или пирожное. Папа при этом торжественно кивает, а когда мама уходит, озорно мне подмигивает.

Но в эту субботу к папе меня отвезла не мама, а Стив.

– Почему ты не можешь отвезти меня сама? – спросила я у мамы.

– У меня слишком много дел, Флосс. Я ужасно, ужасно, ужасно занята, – ответила она.

Она действительно суетилась по дому в своих джинсах и старой ковбойке Стива, разбирая вещи на три кучи – взять с собой, сдать на хранение, выбросить. Тигр ползал вокруг вещей на четвереньках, хватая все подряд. Сейчас он набросил себе на плечи как боа старые колготки и напялил вместо шляпы пустую кастрюлю.

– Давай бросим Тигра в кучу, которая на выброс, – предложила я.

– Ха-ха-ха, очень остроумно, – сказала мама. – Давай отправляйся к своему папочке.

– И все же я не понимаю, почему ты не можешь сама отвезти меня к нему, как обычно, – пробормотала я, и поплелась вслед за Стивом.

На самом деле я прекрасно понимала, почему сегодня мама не хочет отвезти меня к папе. Она не хотела сама говорить ему, что мы уезжаем в Австралию. У нее на это не хватало духа. Ладно, я уселась на заднее сиденье роскошного автомобиля, который выделила Стиву компания, и уставилась в розовую шею отчима. У Стива была очень короткая стрижка. Мама говорила, что она ей очень нравится, и любила гладить Стива по голове. Со стороны это выглядело ужасно глупо. Как кому-то может нравиться прическа, с которой голова напоминает коротко стриженный газон? Стив был в одной из своих воскресных спортивных рубашек с очень короткими рукавами, из-под которых выступали его мощные мускулы. Ну да, недаром же он перед работой почти каждое утро их накачивает.

Теперь мама тоже занимается по утрам гимнастикой. И даже водит Тигра на занятия в спортивный зал для малышей – вот уж это, по-моему, чистой воды безумие.

Тигр и без гимнастики настоящий бандит. И на кровать умеет забраться, и в любую щель залезет. Его сдерживать нужно, а не подстрекать к новым подвигам.

По дороге Стив попытался завести со мной обычный разговор ни о чем. Он никогда не знает, о чем со мной говорить. А я не знаю, о чем мне с ним. Сегодня он спросил, что я думаю о переезде в Австралию.

– Ммм, – отозвалась я.

Он сказал, что будет волшебно жить в таком городе, как Сидней. Я повторила:

– Ммм.

После этого он от меня отвязался, включил радио, и дальше мы ехали, слушая музыку. Стив пытался что-то подпевать, я молчала. Пою я только с одним человеком – с папой.

По радио завели песню Кайли Миноуг.

– Она австралийка, – объявил Стив.

– Ммм, – ответила я.

– Может быть, мы все вскоре начнем говорить, как она. Не та-ак ли, пряа-атель? – сказал Стив, жутко пародируя австралийский акцент.

Что я могла на это ответить? Разумеется, только:

– Ммм.

Я должна была продумать, что я скажу папе. И когда мне лучше сказать ему про Австралию. Я искала нужные слова, но у меня ничего не получалось – словно завис компьютер, который у меня в голове. Так я ничего и не придумала.

В нужном месте Стив свернул и подкатил к папиному кафе. Я взглянула на знакомую вывеску: «Кафе … арли». Оно названо по имени моего папы, но зовут его не арли, а Чарли. Просто заглавная буква «Ч» давным-давно отвалилась. А мама всегда называет папино заведение «Кафе у Дуба» – наверное, хочет таким образом его оскорбить.

Раньше кафе ломилось от посетителей. Самым большим спросом пользовались папины сэндвичи с жареной картошкой, все хотели их заказать. Из строящегося рядом микрорайона стекались толпы рабочих. Во время ланча кафе было переполнено, сюда прибегали студенты из соседнего института. Но потом пришла мода на так называемое здоровое питание, и студенты стали ходить в свою институтскую столовую и есть там салатики. Строители достроили офисные корпуса и уехали на другую стройку, а сменившие их офисные служащие предпочитали приносить с собой завернутые в бумагу сэндвичи из дома. Они не хотели покупать у папы ни бутерброды, ни жареную картошку. Какое-то время у кафе еще оставались кое-какие постоянные посетители, но затем совсем неподалеку на нашей же улице открылась пиццерия, и они перетекли туда.

После этого у папы появилась масса свободного времени, чтобы привести кафе в порядок, но до этого у него никак не доходили руки. Краска на стенах кафе облупилась, окно помутнело от грязи настолько, что кто-то из местных мальчишек написал на нем пальцем неприличное слово. Табличка с меню покосилась, одна занавеска слетела с карниза, а прямо возле двери кто-то накидал пустых картонок из-под пиццы.

– Бедный старый Чарли, – сказал Стив. – Его кафе стало выглядеть как настоящая помойка. К нему еще заходит хоть кто-нибудь?

– Толпы народа, – ответила я. – Мой папа лучший повар в мире. Когда-нибудь он откроет большой ресторан. Уверена, что он станет одним из самых знаменитых поваров, которых показывают по телевизору, у него будет своя программа, а еще он будет издавать книги по кулинарии.

– Ммм, – сказал Стив.

– Вот погоди, Стив. Он станет в сто раз успешнее тебя, – сказала я, схватила свой рюкзак и пулей выскочила из машины.

Надеюсь, он не наябедничает маме, что я ему надерзила. Я влетела в кафе, на двери громко звякнул колокольчик. Внутри было пусто, почти все стулья стояли перевернутыми на столиках, накрытых скатертями в сине-белую клетку. Посетителей было всего трое.

Билли Щепка, сгорбившись над столом, ел сэндвич с жареной картошкой и внимательно прислушивался к голосу спортивного комментатора, доносившемуся из его хрипящего и шипящего транзистора в треснувшем корпусе. Билли Щепка приходит сюда каждый день, чтобы съесть сэндвич с жареной картошкой, хотя сам жарит по вечерам такие бутерброды в своем прицепе-закусочной, который стоит возле железнодорожной станции. Мой папа еще мальчишкой ходил в закусочную Билли. И папин папа ходил в нее, когда сам был мальчишкой. Эта закусочная-прицеп была у Билли Щепки всегда. Билли Щепка очень старый, совсем седой и ходит медленно-медленно, потому что никогда никуда не торопится. Он спит допоздна, затем приходит в папино кафе съесть сэндвич с жареной картошкой, весь день просиживает в букмекерской конторе, где делают ставки, а ближе к вечеру подвозит свой прицеп к станции и жарит в нем картошку до тех пор, пока не закроются все пабы и не уйдет последний поезд.

За соседним столиком Старый Рон ел яичницу с беконом. Он сидел в плаще и кепке, хотя в кафе было ужасно жарко. Рон тоже старый, но не такой, как Билли Щепка. Он кивнул и подмигнул мне, но поскольку у Рона нервный тик и глаз постоянно дергается, я не была уверена – он меня приветствует или просто так моргает.

В другом конце кафе сидела мисс Дэвис, она пристроилась так, чтобы оказаться как можно дальше от двух стариков. В папином кафе она встречала их каждый день, но до сих пор ни разу не заговорила ни с одним из них и даже не смотрела в их сторону. Мисс Дэвис сидела спиной к ним и пила чай. Рядом с ней на полу стояла сумка на колесиках, и одной рукой мисс Дэвис придерживала ее, словно опасалась, что сумка может сама укатить куда-нибудь на своих колесиках. Сумка была набита черствым хлебом и птичьим кормом. Мисс Дэвис каждое утро кормит всех голубей в округе и в папино кафе заходит, чтобы передохнуть и выпить чаю – оно находится как раз на середине ее обычного маршрута.

– Привет, папа! – позвала я.

Он выглянул из маленького кухонного окошка и тут же выбежал в кафе.

– Как поживает моя дорогая именинница? – спросил он, крепко обнимая меня. От папы пахло жареной картошкой. Он подхватил меня и закружил так, что мои ноги запорхали в воздухе.

– Осторожнее с моей сумкой, – сказала мисс Дэвис, хотя мы были в ста километрах от нее.

– В три тридцать на скачках бежит лошадь по кличке Праздник, – сказал Билли Щепка. – Нужно будет поставить на нее, и если я выиграю, куплю тебе подарок ко дню рождения, Флосси.

– День рождения, вот как? А когда у меня день рождения, я уже и не помню, – сказал Старый Рон.

Я не поняла, шутит он или нет. Похоже, Старый Рон сам не был в этом уверен. Он порылся в кармане своего макинтоша и протянул мне ириску – это был его подарок мне на день рождения. Папа горячо поблагодарил Рона, но сам при этом беззвучно прошептал мне одними губами: «Не ешь!» Я сказала, что съем ириску позже.

– О, я тоже постараюсь что-нибудь для тебя найти, – сказала мисс Дэвис, роясь в своей сумке.

Я подумала было, что она хочет подарить мне пакетик птичьего корма, но она нашла в сумке свой кошелек, выудила из него монетку в двадцать пенсов и протянула ее мне. Я очень вежливо поблагодарила мисс Дэвис, потому что знаю: для таких старых женщин, как она, даже двадцать пенсов – это большие деньги.

Папа признательно улыбнулся ей, а затем повел меня на кухню. Оказывается, он умудрился запихнуть в угол кухни один из столиков, украсил его елочной мишурой, воздушными шариками и повесил над ним рождественские фонарики. Столик был покрыт серебристой клеенкой, на ней лежали перевязанные серебряной лентой с бантом нож и вилка, а на стене висел плакат, на котором корявым папиным почерком было написано: «С днем рождения, Принцесса!»

– Ах, папа! – сказала я и заплакала.

– Ну-ну-ну! Не надо плакать, солнышко! – сказал папа. – Лучше садись на свой трон и распаковывай подарки.

Он вручил мне три больших красных пакета и один маленький, помятый, в коричневой оберточной бумаге, перевязанный бечевкой.

– Это от бабушки, – пояснил папа и добавил, потирая нижнюю губу: – Не жди чего-то особенного.

– Наверное, она опять для меня что-нибудь связала, – сказала я, щупая мягкий пакет в коричневой бумаге.

Бабушка всегда дарит что-нибудь связанное своими руками. Она вяжет вещи специально для меня, но плохо помнит, сколько мне лет. В прошлый раз это был крошечный, как на ясельника, розовый жакет с зайцами, уточками и медвежатами на маленьких кармашках.

– По-моему, эта вещица по размеру еще меньше, чем в прошлый раз, – вздохнула я.

– Может быть, это жилетка или что-то в этом роде? – предположил папа. – Не волнуйся, я не заставлю тебя ее надевать, обещаю.

Нет, бабушка связала не жилетку, но нечто. Точнее, это были два странных шерстяных зверя, один серый, другой бурый, с маленькими, неровно пришитыми глазами. Трудно сказать, что это были за звери. У серого были большие уши и длинный отвисший нос. У бурого – маленькие ушки и хвост.

– Должно быть, это слон, – сказала я, указывая на серого зверя. Потом рассмотрела бурого и спросила: – Как ты думаешь, это кошка или собака?

– Может, кошка, – ответил папа. – Или собака. А может, лиса.

– Пап! А как же его назвать, когда я буду писать бабушке письмо с благодарностью за подарок?

– Просто напиши, что тебе очень понравились ее вязаные звери, – сказал папа. – А называть их совсем не обязательно, можно попасть впросак. Однажды я поблагодарил ее за полосатый шарф, хотя он показался мне слишком маленьким. Оказалось, что это был вязаный галстук. Но ты же знаешь, она всегда старается сделать что-нибудь приятное, храни ее Господь. Ладно, принцесса, открывай остальные подарки.

На всех трех красных пакетах золотыми завитками было напечатано: «Счастливого Рождества!»

– Прости, милая, у меня не нашлось другой, более подходящей красивой бумаги, – сказал папа. – Ну давай открывай, мне не терпится услышать, что ты скажешь.

В первом пакете лежала самодельная бумажная корона, усыпанная блестками и пластмассовыми «бриллиантами». Когда я надела эту корону, блестки с нее посыпались мне на голову, но папа сказал, что с ними мои волосы выглядят просто чудесно.

– В ней ты выглядишь как самая настоящая принцесса, – сказал папа и низко мне поклонился, а потом даже присел, заставив меня хихикнуть.

Во втором пакете оказалась пара серебряных туфелек на высоком каблуке.

– Настоящие высокие каблуки, пап! Вау! – обрадовалась я.

Это были женские туфли из секонд-хенда, они оказались здорово мне велики – но какая разница! Я скинула свои новые кроссовки и сунула ноги в серебряные туфли.

– О боже, они тебе не по размеру. Смотри не подверни лодыжку, – заволновался папа. – Лучше носи их только дома, пока нога не вырастет. Ну, теперь открывай самый большой пакет.

В третьем пакете лежало длинное розовое атласное платье с пышными рукавами и розовыми бутонами на лифе. Прежде оно явно было чьим-то подвенечным платьем, и невеста была весьма крупной девушкой. Когда я примерила платье, его подол волочился по полу, несмотря даже на то, что на мне были туфли на высоком каблуке.

– Ох, как оно тебе велико! – вздохнул папа.

– Нет-нет, нисколько! Прелестное платье! Я всегда хотела, чтобы у меня было такое действительно длинное платье! – поспешно сказала я.

– И туфли тоже велики, – заметил папа.

– Но туфель моего размера на высоком каблуке не найти. Ничего, я всегда могу подложить в носок вату или еще что-нибудь. В них я на самом деле чувствую себя настоящей принцессой.

– Ты и есть моя принцесса, – грустно улыбнулся мне папа. – Ладно, давай-ка я лучше приготовлю для своей принцессы королевский пир.

К завтраку, который сегодня приготовила мне мама, я едва притронулась. Берегла аппетит, зная, что меня ждут знаменитые папины угощения. Но у меня сводило желудок оттого, что мне предстояло рассказать папе про Австралию. И я решила сделать это прямо сейчас, пока он готовит мне завтрак, иначе папа просто не поймет, почему я ничего не ем.

Но папа с таким увлечением выкладывал сейчас на тарелке «съедобное лицо» – волосы из жареной картошки, два грибочка (глаза), сосиску (нос), изогнутые полоски бекона (улыбающийся рот), а по бокам – две ложки тушеных бобов (красные щечки). Я не могла сейчас нанести ему удар, не могла лишить его радости. И я промолчала, а потом съела «лицо» и мысленно поклялась, что расскажу ему все во время ланча.

Но когда пришло время ланча, в кафе ввалилась целая толпа футбольных фанатов – подкрепиться перед матчем сэндвичами с картошкой. Папа был очень занят, и я не стала его отвлекать. Он жарил чипсы, намазывал булочки, а я разносила их и получала деньги. Большинство парней пребывали в отличном настроении и оставляли щедрые чаевые «маленькой официантке».

Я попыталась отдать чаевые папе, но он наотрез отказался:

– Они твои, Флосс. Ты их честно заработала. У нас с тобой отличная команда – ты и я.

– Когда я окончу школу, мы откроем с тобой обалденный ресторан, ты и я, правда, пап? И назовем его «У Чарли и Флосс», ага?

Мы с папой очень любили эту игру в ресторан, но сегодня он лишь грустно покачал головой:

– Не думаю, что тебе стоит связывать свою судьбу со своим стариком, Флосс. Ни к чему это тебе, ни к чему. Кроме того, я неудачник, ты сама знаешь.

– Неправда, папа. Слушай, я уверена, что твои дела очень скоро пойдут на лад. Вспомни, сколько народу к тебе сегодня пришло во время ланча.

– Лишние десять проданных сэндвичей мою судьбу к лучшему не изменят, солнышко, – тяжело вздохнул папа. – Флосс, наверное, я должен тебе кое-что сказать…

Я тоже вздохнула и призналась:

– Пап, наверное, я тоже должна тебе кое-что сказать…

Мы посмотрели друг на друга.

– Плохие новости? – спросил папа.

– Да.

– У меня тоже. Но в твой день рождения не должно быть никаких плохих новостей! Давай оставим их до завтра, хорошо, солнышко? Сегодня у нас есть дела поважнее, например испечь для тебя именинный торт!

За весь оставшийся день у нас в кафе было только два посетителя, зашедших выпить чаю, поэтому мы могли полностью сосредоточить свое внимание на торте. Папа доверил мне самой мешать тесто. Чтобы не испачкать принцессино платье, я обвязалась кухонным полотенцем. Потом папа позволил мне отскрести кастрюлю. Я даже вылизала ее. Глядя на это, он только рассмеялся.

Вскоре все кафе заполнил чудесный аромат пекущегося в духовке торта. Мы с папой покидали друг другу воздушные шарики, потом он включил на полную громкость рок-музыку, и мы с ним потанцевали. Серебряные туфли то и дело слетали у меня с ног, поэтому я сняла их и, взяв в руки, отбивала каблуками ритм на каждом столике.

Потом папа вынул из духовки корж для торта – прекрасный, золотисто-коричневый. Мы заранее взбили в кастрюльке сливочный крем, папа разрезал корж вдоль, мы прослоили его этим кремом и добавили еще слой малинового джема.

– Ну а теперь глазурь, – сказал папа. – Как ты хочешь, чтобы я украсил торт? Радужными блестками? Маленькими серебряными шариками? Завитушками? Засахаренными вишенками? Розочками?

Я подумала, перебирая в уме разные варианты.

– Всем сразу? – улыбнулся папа.

– Да, если можно! – воскликнула я.

– Хорошо, – согласился папа. – Барабанная дробь! Сейчас знаменитый декоратор тортов продемонстрирует почтенной публике свое несравненное мастерство с помощью своей ассистентки, само́й Принцессы-Именинницы!

Мы разукрасили торт серебряными шариками и леденцами, сыпали, наливали, размазывали, выдавливали крем до тех пор, пока не покрыли всю верхушку торта – едва осталось немного свободного места для свечей.

– Зажжем свечи сейчас и отрежем по кусочку? – с нетерпением в голосе спросил папа.

– Ты сам это предложил, – охотно откликнулась я.

Папа зажег все свечи, громко и фальшиво распевая «С днем рождения тебя!», а я закрыла глаза и загадала желание. Сильно-сильно загадала. «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, я так хочу остаться с папой!» Затем я изо всех сил дунула на свечи так, что у меня едва не лопнули щеки, а открыв глаза, увидела, что свечи снова загораются.

Я очень удивилась и подула снова. Свечи замигали, вроде бы погасли, но затем разгорелись вновь.

– Дуй сильнее, Флосс, – сказал папа.

– Я стараюсь, – ответила я. На глаза у меня навернулись слезы – ведь мне так хотелось, чтобы мое желание сбылось!

– Ну-ну, не огорчайся, моя хорошая. Прости своего старого глупого папу. Я просто хотел пошутить. Это специальные свечи для розыгрышей, вот смотри, – папа задул свечи, но они снова загорелись.

– Я сделал это для того, чтобы ты могла загадать много желаний, – сказал папа. – И я тоже хочу загадать желание.

Он закрыл глаза и что-то забормотал себе под нос.

– Что ты загадал, пап? – спросила я.

– Не могу сказать, иначе желание не сбудется, – ответил он и легонько щелкнул меня по носу. – Ну давай, вот нож, разрезай торт. Съедим по большому куску, ладно?

Мы принялись уплетать торт. В кафе забрел один из папиных клиентов, мы и ему дали кусок. К закрытию от торта осталась едва половина.

Обычно после закрытия кафе мы с папой устраивались на диване и смотрели по телевизору какие-нибудь старые видео с CD. DVD-плеер папа себе так до сих пор и не купил. Да и телевизор у него, честно говоря, сильно барахлил, время от времени его приходилось сильно ударять по боковой стенке, чтобы он снова заработал. Но и это не помогало, если телевизор решал отключиться окончательно и бесповоротно. Когда такое случалось, папа читал мне, а я читала ему, или мы начинали играть в забавные бумажные игры вроде крестиков-ноликов, виселицы или морского боя.

Но сегодня папа сказал:

– Валяться на диване в твой день рождения мы не будем. Устроим сегодня веселый вечерок, именинница. Надевай куртку.

– А куда мы идем, пап?

– На ярмарку, – подмигнул он.

– Ух ты!

Мама никогда не водит меня на ярмарки. Она говорит, что там слишком шумно, воняет жареным луком и это напоминает ей ужасное папино кафе. Мама и Стив водят меня в Мир приключений в Чессингтоне, парк Торп или парк Алтон тауэрз. Посещать такие места стоит кучу денег, но мама говорит, что там, по крайней мере, не встретишь шпану и рвань. Но я была не маминой дочкой, а папиной – мы с ним оба обожаем ярмарки.

– Свои серебряные туфли ты лучше сними, солнышко. На ярмарках, как правило, грязно под ногами, – сказал папа.

Я думала о том, как сказать папе, что принцессино платье тоже хорошо бы снять, но он опередил меня:

– Нет-нет, моя сладкая принцесса, платье ты можешь оставить.

Я знала, что буду выглядеть идиоткой в подвенечном платье из секонд-хенда, джинсовой куртке и новых кроссовках, но папа, очевидно, думал, что мне ужасно не хочется вылезать из принцессиного платья. И я пошла в этом диком наряде, да еще с бумажной серебряной короной на голове.

Я молилась лишь об одном – чтобы на ярмарке нам не встретился никто из нашей школы. Особенно Марго и Джуди!