Читать книгу Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири - Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Страница 3

Глава II

Оглавление

Отъезд из Петропавловска – Прибытие в Паратунку – Описание этого острога – Камчадальские жилища – Балаганы – Избы – Тойон острога – Прибытие в Коряки – Прибытие в Начикинские бани – Описание бань – Способы анализа горячих вод – Результат наших экспериментов – Способ охоты на соболя – Отъезд из Начиков и подробности нашего путешествия – Прибытие в Апачи.


Мы выехали из Петропавловской гавани 7 октября. Наш отряд состоял из господ Козлова, Шмалева[14], Ворохова[15], Ивашкина[16], меня и свиты коменданта, состоявшей из четырёх сержантов и такого же количества солдат.

Командир порта, вероятно из уважения к господину Козлову, своему начальнику, присоединился к нашему небольшому отряду, и мы отправились на байдарах[17] пересечь бухту и добраться до Паратунки, где нас должны были ждать лошади для продолжения нашего путешествия.

Через пять-шесть часов мы прибыли в этот острог, где есть церковь и проживает священник[18]. Его дом служил нам пристанищем, где нас приняли с величайшим гостеприимством; хотя едва мы вошли, как дождь хлынул с такой силой, что нам пришлось задержаться дольше, чем хотелось бы.

Я охотно воспользовался этим коротким промежутком времени, чтобы описать некоторые вещи, отложенные мною до приезда в Большерецк, где, быть может, я найду и другие, не менее интересные.

Острог Паратунка расположен на берегу реки с таким же названием, примерно в двух лье от её устья[19]. Жителей в ней едва ли больше, чем в Петропавловской гавани, да и число изб и балаганов, кажется, почти такое же[20]. В своё время оспа произвела в этом месте ужасное опустошение.

Камчадалы живут в балаганах летом, а зимой переезжают в избы. Так как считается желательным, чтобы они постепенно стали жить как русские крестьяне, то в этой части Камчатки им запрещено строить новые юрты, и в настоящее время их почти не осталось[21].

Балаганы возвышаются над землёй на нескольких столбах высотой около двенадцати или тринадцати футов. Это подобие колоннады поддерживает в воздухе платформу из брёвен, соединённых друг с другом и покрытых глиной; это служит полом для всего здания, которое состоит из крыши в форме конуса из длинных шестов, скреплённых вместе наверху и опирающиеся на платформу. Всё это покрыто чем-то вроде соломы или сухой травы. Внутри находится единственное помещение, или, если хотите, комната, посередине горит огонь, на котором готовят пищу, отверстие в крыше служит дымоходом, в этой же комнате все вместе едят и спят где попало без малейшего недовольства или стеснения. Об окнах в этих «квартирах» не может быть и речи; есть только дверь, такая низкая и узкая, что её едва хватает, чтобы впускать немного света. Наружная лестница не мудрёнее остальной части здания – это просто бревно с неряшливо вырубленными в нём ступеньками, один конец его лежит на земле, а другой достаёт до платформы. Лестница расположена под углом к двери и ведёт на что-то вроде открытой галереи перед входом. Ступеньки на этом круглом бревне так неудобны, что я не раз рисковал сломать себе шею. Действительно, всякий раз, когда эта мерзкая лестница проворачивается под ногами тех, кто к ней не приспособился, сохранить равновесие невозможно, падение неизбежно, а последствия его прямо пропорциональны высоте. Когда хозяева хотят сообщить, что дома никого нет, они просто поворачивают лестницу ступеньками вниз.

Идею строительства таких странных жилищ на самом деле подсказал образ жизни этих людей. Их основной пищей, а также пищей их собак является сушёная рыба, поэтому для того, чтобы высушить рыбу и другие продукты питания, им необходимо иметь место, защищённое от солнечного света и в то же время совершенно открытое для воздуха. Такое место и есть под их балаганами, там они вешают свою рыбу, либо под потолок, либо по бокам – так, чтобы она была вне досягаемости их прожорливых собак. Кстати, это пространство под домами также используется в качестве жилища для этих собак, которых камчадалы используют, чтобы возить сани[22]. Там они и живут, привязанные к столбам, там находят укрытие от непогоды и тень от палящего солнца. Таковы преимущества, вытекающие из особого способа строительства летних жилищ камчадалов.

Зимние жилища менее своеобразны, и если бы они были побольше, то точно походили бы на жилища русских крестьян. Избы построены из дерева, то есть стены сделаны из больших брёвен, промежутки между которыми заполнены глиной. Крыша наклонная, как у наших деревенских домов, и покрыта грубой травой или камышом, а часто и досками. Внутренняя часть разделена на две комнаты, с печкой, расположенной так, чтобы согреть их обе, и которая служит также очагом для приготовления пищи. С двух сторон бо́льшей комнаты закреплены широкие скамьи, а иногда и простенький диванчик из досок, обтянутый медвежьей шкурой. Это ложе главы семьи, и женщины, которые в этой стране являются рабынями своих мужей и выполняют всю самую тяжёлую работу по дому, считают себя счастливыми, если им позволяют спать на нём.

Кроме этих скамеек и кровати, есть ещё стол и множество изображений различных святых, которыми камчадалы так же старательно увешивают стены своих покоев, как наши богатые ценители прекрасного выставляют свои великолепные картины.

Окна, как можно предположить, небольшие. Вместо стёкол в них натянуты шкурки или пузыри лосося, а иногда и листья слюды, но это редко и предполагает некоторую роскошь. Рыбьи шкурки так выделаны, что становятся прозрачными и пропускают в комнату слабый свет[23], но предметы сквозь них не видны. Пластинки слюды более прозрачны и приближаются к стеклу; в то же время они недостаточно прозрачны для людей снаружи, чтобы видеть, что происходит внутри, а это явно является удобством для таких низких домов.

Каждый острог возглавляется вождём, называемым «тойон». Он избирается из числа туземцев, голосованием. Русские сохранили за ними эту привилегию, но выборы должны быть одобрены юрисдикцией провинции. Этот тойон – обычный крестьянин, как и те, кого он судит и кем управляет; у него нет никакого знака отличия, и он выполняет те же самые работы, что и его подчинённые. В его обязанности входит главным образом наблюдение за порядком и исполнением правительственных распоряжений. При нём находится ещё один камчадал, выбранный самим тойоном в качестве помощника. Этот вице-тойон называется «есаул». На самом деле это название казачьего чина, камчадалы приняли его со времён появления казаков на их полуострове и он стал означать второго вождя племени. Необходимо добавить, что, когда поведение этих вождей признается коррумпированным или возбуждает жалобы их подчинённых, русские офицеры, начальствующие над ними, или другие органы, учреждённые правительством, немедленно отстраняют их от исполнения их обязанностей и назначают других, более приятных для камчадалов, у которых, тем не менее, остаётся право выбора.

Дождь не прекращался, не позволяя нам продолжить путешествие, и любопытство побудило меня воспользоваться этой задержкой, чтобы пройтись по острогу и его окрестностям.

Сначала я пошёл в церковь, которая была построена из дерева и украшена в русском деревенском стиле. Я заметил герб капитана Клерка, написанный мистером Уэббером, и надпись по-английски, посвящённую смерти этого достойного преемника капитана Кука; она указывала место его погребения в Петропавловской гавани.

Во время пребывания здесь французских фрегатов я был в Паратунке на охоте с виконтом де Ланглем. Когда мы вернулись, он рассказал о многих интересных предметах, которые он увидел в церкви и которые тогда совершенно ускользнули от моего внимания. Это были, насколько я помню, различные пожертвования, оставленные там, как он сказал, некими древними мореплавателями, потерпевшими кораблекрушение. Я намеревался изучить их во время моего второго визита в этот острог; но то ли это выпало из моей памяти, то ли мои исследования были слишком поспешны, но я так и не обнаружил их.

Деревня окружена лесом, я пересёк его, идя вдоль реки, и увидел обширную равнину, простирающуюся на север и восток до самых Петропавловских гор. Цепь их заканчивается на юге и западе другой, частью которой является гора Паратунка, возвышающаяся в пяти или шести верстах от одноимённого острога. На берегах рек, протекающих по этой равнине, часто можно увидеть следы медведей, которых привлекает рыба, которой изобилуют эти реки. Жители уверяли меня, что можно видеть их на этих берегах по пятнадцать–восемнадцать особей за раз и что всякий раз, когда они охотились на них, они добывали по крайней одного–двух за день. Скоро мне представится случай рассказать об их охоте и об их оружии.

Мы выехали из Паратунки и снова пустились в путь; двадцати лошадей было достаточно для нас и нашего багажа, который был невелик, так как господин Козлов предусмотрительно отправил бо́льшую его часть по воде до острога Коряки. Река Авача судоходна не дальше этого острога, и то только на небольших лодках, называемых «баты». Байдары служат только для того, чтобы пересечь Авачинскую бухту, и не могут пройти дальше устья реки, где их груз перегружается в баты. Из-за мелководья и быстроты течения на этих лодках плывут вверх, отталкиваясь от дна шестами. Именно таким образом наши вещи прибыли в Коряки.

Что касается нас, то, переправившись через реку Паратунку по мелководью и обойдя несколько её притоков, мы вышли на путь, который был лесистым и менее ровным, но который пролегал почти полностью в долинах, и нам предстояло подняться только на две горы. Наши лошади, несмотря на их поклажу, двигались весьма быстро. У нас не было ни малейшего повода жаловаться на погоду, она была так прекрасна, что я начал думать, что сведения о суровости климата здешних мест преувеличены, но вскоре я слишком хорошо убедился в их истинности, и в продолжение моего путешествия имел все возможности привыкнуть к самым пронизывающим морозам, иногда радуясь, что среди льда и снега не приходится ещё бороться и с яростным ветром.

Мы ехали от Паратунки до Коряков около шести-семи часов, что, насколько я мог судить, составляет от тридцати восьми до сорока вёрст. Едва прибыв на место, мы были вынуждены укрыться от дождя в доме тойона; он уступил свою избу господину Козлову, и мы провели там ночь.

Острог Коряки расположен в лесу на берегу реки Авачи, которая в этой месте становится совсем узкой. Пять–шесть изб, да десятка полтора балаганов составляют эту деревню, похожую на Паратунку, только она меньше и не имеет церкви. Я вообще заметил, что в небольших далёких острогах часто не бывает церквей.

На следующий день мы поехали в Начики, другой острог на большерецкой дороге. Здесь мы должны были остановиться на несколько дней ради бань, которые господин Козлов построил на свои средства для пользы и удовольствия жителей на горячих источниках, которые я сейчас опишу. Путь от Коряков до Начиков довольно удобен, и мы без труда пересекли все небольшие ручьи, стекающие с гор, у подножия которых мы проходили. Примерно на трех четвертях пути мы вышли на реку Большую[24] в месте её наибольшей ширины, которая в этом месте составляет около десяти или двенадцати ярдов. Здесь она сильно петляет на северо-восток; мы некоторое время шли по её берегу, пока не достигли небольшой горы, которую нам надо было перейти, чтобы добраться до деревни. Сильный дождь, который продолжался от самых Коряков, здесь прекратился, а ветер переменился на северо-западный, небо заволокло тучами, пошёл сильный снег, который продолжался до нашего прибытия. Я заметил, что снег уже покрыл горы, даже самые низкие, на которых он лежал на определённой высоте, так что нижняя его граница прочерчивала по горам ровную линию. Мы переправились вброд через реку Большую и нашли на другой стороне острог Начики, где я насчитал шесть или семь изб и двадцать балаганов, подобных тому, что я уже видел. Мы не останавливались там, так как г-н Козлов счёл нужным немедленно поспешить в бани, которым я тоже был рад, как из любопытства, так и по необходимости.

От дождя и снега я насквозь промок, а, переправляясь через реку, промочил и обувь. Поэтому очень хотелось переодеться, но когда мы приехали в баню, оказалось, что наш багаж ещё не прибыл. Мы попробовали обсушиться, пройдясь по окрестностям, заодно надеясь увидеть что-нибудь интересное. Я был очарован всем, что увидел, но мы так продрогли от сырой погоды и промокшей одежды, что быстро прекратили нашу прогулку. По возвращении нас ждало разочарование. Багаж так и не прибыл, а место, где мы находились, было не только самым сырым, какое только можно было выбрать, но и – хотя оно казалось достаточно защищённым – очень ветреным. Господин Козлов прибегнул к горячей ванне, которая быстро привела его в чувство; но я не осмелился последовать его примеру и был вынужден ждать прибытия нашего багажа. Сырость проникла в меня до такой степени, что я дрожал всю ночь.

На следующий день я попробовал эти ванны и могу сказать, что никогда ещё подобные процедуры не доставляли мне такого удовольствия и такой пользы. Но прежде чем я продолжу, я должен описать источник этих горячих вод и помещение, построенное для купания.

Бани находятся в двух верстах к северу от острога и примерно в ста ярдах от реки Большая, которую необходимо ещё раз пересечь, чтобы добраться сюда. Густой пар непрерывно поднимается от этих вод, которые падают частыми каскадами с крутого склона в трехстах ярдах от места, где воздвигнуты сами бани. Внизу поток этот имеет глубину полтора фута и ширину в шесть–семь футов. Недалеко от реки Большой этот ручей встречается с другим, с которым он вливается в реку. В месте их слияния, примерно в восьми-девяти сотнях ярдов от источника, вода настолько горячая, что невозможно держать в ней руку в течение полминуты.

Господин Козлов продуманно возвёл бани в самом удобном месте, где температура воды наиболее умеренная. Они построены из дерева, над серединой ручья, и имеют шестнадцать футов в длину и восемь в ширину. Помещение разделено на две комнаты, каждая размером семь на семь футов и столько же в высоту: та, что ближе к источнику и под которой вода, следовательно, горяче́е, предназначена для купания; другая служит гардеробной, для этого там есть широкие скамьи. Есть одно обстоятельство, которое делает эти ванны особенно приятными: тепло от воды хорошо обогревает гардеробную; а в ванне тело прогревается до такой степени, что это ощущается ещё в течение часа–двух после купания.

Мы поселились рядом с этими банями в чем-то вроде амбаров, крытых соломой. Мы заняли две комнаты, построенные специально для нас и за такое короткое время, что я сначала не поверил этому, но вскоре убедился собственными глазами. То, что находилось к югу от ручья, было слишком маленьким и сырым, и господин Козлов приказал построить другой дом попросторнее на противоположной стороне ручья, где почва менее болотистая. Это было сделано за один день, и к вечеру всё было закончено! Была даже сделана дополнительная лестница, соединявшая наш дом с купальней.

Но в наших жилищах было так невыносимо холодно по ночам, и через четыре дня господин Козлов решил покинуть их. Мы вернулись в деревню, поселившись у тойона, но привлекательность бань каждый день приводила нас обратно, чаще дважды, и мы почти никогда не уходили оттуда без купания.

Различные постройки, которые господин Козлов заказал для удобства своего заведения, задержали нас ещё на два дня. Воодушевленный любовью к добродетели и человечности, он наслаждался тем, что строил эти целебные ванны для своих бедных камчадалов.

Их незнание целебных свойств этих вод или, возможно, их лень, без его помощи лишили бы камчадалов их пользы, несмотря на бесспорную уверенность местных жителей в пользе горячих источников для лечения различных болезней[25]. Это заставило господина Козлова выяснить свойства этих вод; мы решили сделать их анализ с помощью метода, который был у него записан для этой цели. Но прежде чем рассказать о результатах наших экспериментов, я изложу здесь весь процесс, чтобы лучше проследить последовательность наших действий.


Вода вообще может содержать:

1. Углекислый газ; в этом случае она имеет острый и кисловатый вкус, как лимонад без сахара.

2. Железо или медь; и тогда она имеет терпкий и неприятный вкус, как чернила.

3. Серу, или сероводород; и тогда у воды очень тошнотворный вкус и запах, как у тухлого яйца.

4. Сернокислую, хлорную или щелочную соль.

5. Известь


Углекислота.

«Чтобы определить углекислоту, достаточно попробовать воду на вкус; но если налить в воду немного раствора лакмуса, вода покраснеет, пропорционально количеству углекислоты, в ней содержащейся»


Железо.

«Железо можно узнать с помощью чернильных орешков и жёлтой кровяной соли; орешек, помещённый в железистую воду, изменит свой цвет на синий, фиолетовый или чёрный, и жёлтая кровяная соль немедленно произведёт берлинскую лазурь[26]»


Медь.

«Медь можно определить с помощью жёлтой кровяной соли или аммиака; первая окрашивает воду в коричнево-красный цвет, а второй – в синий. Последний способ является наиболее надёжным, поскольку аммиак осаждает только медь, а не железо»


Сера.

«Сера и сероводород могут быть обнаружены путём добавления в воду:

1. азотистой кислоты; если в ней образуется желтоватый или беловатый осадок серы и появится сернистый запах.

2. нескольких капель раствора сулемы; если образуется белый осадок, то вода содержит только сернистый калий, а если осадок чёрный, то вода содержит только серу»


Сернокислая соль.

«Вода может содержать сернокислые соли, то есть соли, образующиеся в результате сочетания серной кислоты с известняком, железом, медью или едкой щёлочью. Серную кислоту можно определить, добавив несколько капель раствора окиси бария, ибо тогда образуется песчаный осадок, который медленно осядет на дно сосуда»


Хлорные соли.

«Вода может содержать хлориды, которые можно определить, добавив в неё несколько капель раствора азотнокислого серебра; немедленно образуется белый осадок похожий на свернувшееся молоко, который затем темнеет"


Щёлочи.

«Вода может содержать щёлочь, которую можно обнаружить, добавив в нее несколько капель раствора сулемы; при этом образуется красноватый осадок»


Известь.

«Вода может содержать известь и магнезию. Несколько капель щавелевой кислоты, вылитых в воду, осаждают известь в виде белесых хлопьев, которые затем осаждаются на дне. Если вода содержит магнезию, то несколько капель раствора сулемы, дадут, но очень медленно, красноватый осадок»


«Внимание! Чтобы провести эти эксперименты с большей точностью, анализируемая вода должна быть наполовину выпарена путём кипячения, за исключением углекислого газа, который улетучится при кипячении»


Тщательно изучив последовательность действий, мы приступили к экспериментам. Три первых не произвели никакого эффекта, и мы пришли к заключению, что вода не содержит ни углекислоты, ни железа, ни меди; но при добавлении азотистой кислоты, упомянутой для четвёртого эксперимента, мы увидели лёгкую муть беловатого цвета, осевшую на дне, совсем немного, что привело нас к мысли, что количество серы или сероводорода должно быть очень малым.

Пятый эксперимент показал, что вода содержит сернокислые соли или, по крайней мере, сернистую кислоту, смешанную с известью. Мы убедились в существовании этой кислоты, влив в воду несколько капель раствора сулемы, которая стала белой и мутной, а осадок, медленно оседавший на дне сосуда, казался белесым и состоял из очень мелких зёрен.

У нас не было никакой соли серебра для шестого эксперимента, чтобы установить, содержит ли вода хлористые соли.

Седьмой показал, что в ней нет щелочи.

В восьмом эксперименте мы обнаружили, что вода содержит большое количество извести – кальциевой щелочи, но не магнезии. Налив несколько капель щавелевой кислоты, мы наблюдали, как известковый осадок оседает на дно сосуда хлопьями беловатого цвета; затем мы добавили раствор сулемы, чтобы обнаружить магнезию; но осадок, вместо того чтобы стать красным, сохранил тот же цвет, как доказательство того, что вода не содержала магнезии.

Мы приходилось использовали эту воду для питья и чая. Но только через три или четыре дня мы обнаружили, что в ней есть какие-то соли.

Г-н Козлов набрал из источника воду и кипятил её до тех пор, пока она полностью не испарилась; беловатый и очень солёный порошок, который остался на дне сосуда, показывал, что вода содержит азотистые соли.

Мы заметили также, что камни, извлечённые из источника, покрыты известковым веществом, довольно толстым и бугристым, которое при воздействии на него серной и азотистой кислотой вызывало шипение. Образцы, взятые из более горячей части источника, оказались покрытыми слоем какого-то металла, если я могу назвать так твёрдую и плотную оболочку цвета очищенной меди, но что это за металл, мы не могли установить. Мы нашли также шарики этого металла, размером с булавочные головки, но никакая кислота не могла их растворить. Разбив добытые из ручья камни, мы обнаружили, что внутри они очень мягкие и смешаны с песком, которым, как я наблюдал, изобиловали эти ручьи.

Должен также добавить, что мы обнаружили в ручье и в небольшом болоте рядом с ним, необычный фукус[27]. Он был липкий и не был прикреплён корнями к дну[28].

Таковы наблюдения, которые я сделал над этими термальными водами, помогая господину Козлову в его опытах и исследованиях. Я не смею льстить себе тем, что эта помощь была так уж велика, возможно, моя забывчивость или недостаток информации привели к некоторым ошибкам; я могу только сказать, что я приложил все свои усилия быть внимательным и точным; но в то же время признаю, что, если были какие-то недостатки, то надо приписать их исключительно мне.

Наконец, наши лошади привезли то, что мы оставили в Коряках, и мы начали готовиться к отъезду. В это время мне довелось увидеть пойманного живьём соболя; метод весьма своеобразен и может дать некоторое представление о способе охоты на этих животных.

На некотором расстоянии от бань господин Козлов заметил многочисленную стаю во́ронов, которые кружились над одним местом, периодически пикируя на землю в одно и то же место. Это навело нас на мысль, что их привлекает там какая-то добыча. Оказалось, что эти птицы преследовали соболя. Мы увидели его на берёзе, окружённого во́ронами, и у нас тоже возникло желание поймать его. Самым быстрым и верным способом было бы, несомненно, застрелить его; но наши ружья были в деревне, и ни одного из сопровождавших нас людей их не было. Тогда один из камчадалов взялся поймать соболя. Он применил следующий метод. Он попросил у нас верёвку, и мы дали ему единственную, что у нас была – которой мы привязывали наших лошадей. Пока он завязывал на верёвке петлю, несколько собак, натренированных на такую охоту, окружили дерево; зверёк наблюдал за ними, но то ли от страха, то ли по природной глупости, не пошевелился; и удовольствовался тем, что вытянул шею, когда к нему поднесли петлю. Его голова дважды была в петле, но каждый раз узел соскальзывал. Наконец, соболь спрыгнул на землю, собаки бросились на него, но он неожиданно вывернулся и когтями и зубами хватил за нос одну из собак, которая не нашла никаких оснований остаться довольной таким приёмом. Желая взять животное живым, мы придержали собак, соболь тотчас же воспользовался этим и снова взбежал на дерево, где ему в третий раз поднесли петлю, завязанную заново. С четвёртой попытки, наконец, петля затянулась[29]. Я и представить себе не мог, что животное, обладающее таким хитрым видом, позволит поймать себя таким глупым способом и само сунет голову в силок, который ему поднесли. Этот забавный способ ловли соболей является значительным подспорьем для камчадалов, которые обязаны платить налог шкурками этих животных, как я объясню далее[30].

В продолжении ночей 13-го и 14-го октября на северо-западе наблюдались два небесных явления, но мы их пропустили. Из описания их, я понял, что это были auroræ boreales, и мы сокрушались, что нам вовремя не сообщили о них. Во время нашего пребывания в банях погода была довольно хорошей, но западная часть неба почти постоянно была затянута плотными облаками. Ветер менялся с западного на северо-западный, и время от времени шёл снег, который, однако, не образовал устойчивого покрова, несмотря на холода, которые мы испытывали каждую ночь.

Наш отъезд был назначен на 17 октября, а 16-го мы провели в спешке и суете, которые обычно сопровождают последние приготовления. Остальная часть нашего маршрута до Большерецка должна была идти по реке Большой. Десять маленьких лодок, которые, собственно говоря, представляли собой каноэ, выдолбленные из дерева, связанных парами, служили пятью плотами для перевозки нас и части нашего имущества. Большую часть мы вынуждены были оставить в Начиках, так как погрузить всё на плоты было невозможно, а больше лодок не было. Мы и так собрали все каноэ, какие были в деревне, а некоторые даже были доставлены из острога Апача, куда мы направлялись.

17-го на рассвете, мы погрузились на плоты. Четыре камчадала вели их с помощью длинных шестов. Но им часто приходилось брести по воде и тащить их за собой; глубина реки в некоторых местах была не более одного-двух футов, а в других – и того меньше. Вскоре один из наших плотов получил повреждение, это был именно тот, который был нагружен нашим багажом, и мы были вынуждены выгрузить всё на берег, чтобы заняться починкой. Мы, правда, не стали ждать, а оставив с ним людей, продолжили свой путь. К обеденному времени случилось ещё одно несчастье, куда более прискорбное для людей, у которых разыгрался аппетит. Плот, на который погрузили кухню, вдруг затонул прямо у нас на глазах. Мы, конечно, не стали равнодушно наблюдать за такой потерей, а быстро спасли остатки провизии, и, прежде чем двинуться дальше, благоразумно решили пообедать, опасаясь ещё большего несчастья. Обед постепенно рассеял наши страхи и придал нам достаточно энергии, чтобы вычерпать воду, которая накопилась в лодках, и продолжить наше путешествие. Не успели мы тронуться, как встретили две лодки, шедшие нам на помощь из Апачи. Мы послали их на помощь повреждённому плоту и на замену непригодных лодок. Мы продолжали продвигаться вперёд во главе нашего каравана судов, пока, наконец, не потеряли остальных из виду, и до вечера не случилось ничего катастрофического.

Я заметил, что река Большая в своих изгибах часто меняла направление почти на противоположное. Течение её очень быстрое; мне казалось, она течёт со скоростью пяти узлов, между тем камни и отмели, которые мы встречали ежеминутно, до такой степени затрудняли нам плавание, что последний час был поистине мучителен для наших проводников. Они обходили препятствия с удивительной ловкостью, и по мере того, как мы приблизились к устью реки, я с удовольствием заметил, что она становится шире и судоходнее. Я был также удивлён, увидев, как она вдруг разделилась на не знаю сколько проток, образовав множество маленьких островков, некоторые из которых были покрыты лесом и кустами, а потом снова соединилась в один поток. Кусты везде очень густые, мы часто встречали их во множестве растущими в самой реке, что ещё более затрудняло плавание и говорило о беспечности, я бы сказал, и лени местных жителей. Им никогда не приходит в голову выкорчевать их и таким образом сделать проход по реке более лёгким.

Различные виды водоплавающих птиц, такие как утки, чибисы, гуси, нырки и другие, водятся на этой реке, поверхность которой иногда сплошь покрыта ими, но подойти к ним достаточно близко для выстрела трудно. Крупной дичи, как мне показалась, не такой уж много. Если бы не следы медведей и полусъеденная рыба, которые постоянно попадались нам на глаза, я бы подумал, что мне, по крайней мере, сильно преувеличивали, рассказывая о множестве этих животных; мы не смогли заметить ни одного из них, но мы видели множество орлов, сорок, воронов, несколько куропаток и горностая, прогуливающегося по берегу.

С наступлением ночи господин Козлов справедливо рассудил, что на ночь благоразумнее будет остановиться, чтобы не столкнуться с препятствием, подобным тому, что уже помешало нашему плаванию. Мы не были знакомы с рекой, а в темноте малейшее происшествие могло стать для нас роковым. Эти соображения заставили нас провести ночь на правом берегу реки, у леса, недалеко от того места, где останавливался капитан Кинг со своим отрядом[31]. Приличных размеров костёр согрел и высушил всю нашу компанию. Г-н Козлов предусмотрительно погрузил на свой плот палатку, и, пока мы – весьма скоро – устанавливали её, с удовлетворением увидели, что прибыли два других плота, которые не поспевали за нами. Удовольствие, которое доставило нам это воссоединение, усталость, удобство палатки и наших постелей, которые мы, к счастью, захватили с собой, – все это способствовало тому, что мы провели ночь приятнейшим образом.

На следующий день мы собрались в дорогу рано и без помех. Через четыре часа мы прибыли в Апачи, но из-за мелководья не могли подплыть к самой деревне, а высадились примерно в четырёхстах ярдах и прошли это небольшое расстояние пешком.

Эта деревня показалась мне ещё меньше, чем предыдущие, в ней было на три-четыре жилища меньше. Она расположена на небольшой равнине, на берегу протоки реки Большой, а на другом берегу находится лес, который, скорее всего, был островом, образованным различными рукавами реки.

Кстати, я узнал, что острог Апачи, как и острог Начики, не всегда был там, где он находятся сейчас. Через несколько лет после основания деревни жители перенесли свои дома в это место в поисках более удобного места для рыбной ловли. Расстояние нового острога от прежнего составляет, как мне сказали, около четырёх-пяти вёрст.

В Апачах не оказалось ничего интересного. Я прошёл по ним, и направился к нашим плотам, которые прошли мелководье и ждали нас в трех верстах ниже острога, в том месте, где протока реки, сделав петлю вокруг деревни, снова впадает в основное русло. Чем дальше мы продвигались, тем глубже и быстрее становилась река, так что ничто не помешало нашему плаванию до самого Большерецка, куда мы прибыли в семь часов вечера, сопровождаемые только одним из наших плотов, остальные не поспевали за нами.


14

Господин Шмалев – главный инспектор Камчатки, или, как его называют в России, капитан-исправник; это тот самый человек, которого англичане имели столько оснований хвалить, и добрые услуги, оказанные им нам, делают его равным образом достойным нашего уважения. [Василий Иванович Шмалев был «командиром» Камчатки и комендантом Петропавловской гавани в 1779—1799 годах. Ему довелось встречать и провожать корабли таких великих мореплавателей как Д. Кук, Ж.-Ф. Лаперуз и Г.А. Сарычев. – прим. перев.]

15

Секретарь Шмалева. Имеет офицерское звание и занимается гражданскими делами.

16

Господин Ивашкин [Петр Матвеевич (1723-1806) – прапорщик Преображенского полка, крестник Петра I, был обвинён в заговоре против Елизаветы Петровны – прим. перев.] – тот самый несчастный джентльмен, о котором упоминают англичане и который во всех отношениях заслуживает похвал. Простого перечисления его несчастий достаточно, чтобы возбудить сострадание любого читателя; надо было видеть его, чтобы понять, чем вызван такой интерес к его горестной участи.

Ему не было и двадцати лет, когда императрица Елизавета сделала его сержантом своей Преображенской гвардии. Он уже пользовался некоторым доверием при дворе, а свободный доступ к государыне, который давала ему его должность, открывал для его честолюбия самую блестящую карьеру; как вдруг его не только опозорили и лишили всех его лучших надежд, но и поступили с ним, как с величайшим преступником: его «кнутовали», что является самым суровым и унизительным наказанием, практикуемым в России, вырвали ноздри и сослали пожизненно на Камчатку.

Англичане рассказывали нам, как он страдал в течение более двадцати лет от жестокости, с которой к нему относились; ему отказывали даже в самом необходимом, и он наверняка умер бы от голода и нищеты или впал в отчаяние, если бы не его ум и физическая выносливость. Необходимость обеспечить себе пропитание вынудила его не без отвращения породниться с камчадалами и целиком перенять их образ жизни. Он одевается так же, как они, и с помощью охоты и рыбной ловли может не только прокормить себя, но и имеет некоторый излишек, от продажи которого имеет те небольшие удобства, которые хоть как-то скрашивают его жалкое существование. Он проживает в Верхне-Камчатске. Русские ничего не знают о причине его столь сурового наказания; они склонны приписывать его недоразумению или каким-нибудь его неосторожным словам, ибо не верят, что он способен на преступление. Со временем, однако, произошла перемена в оценке тяжести его преступления, и недавно было сделано предложение изменить место его изгнания и переселить его в Якутск, город, в котором условия для жизни, несомненно, лучше. Но этот несчастный, которому на вид лет 60-65, отказалось воспользоваться этим разрешением, не желая, как он сказал, выставлять напоказ отвратительные следы своего бесчестья и во второй раз краснеть от ужасного наказания, которому он подвергся. Он предпочёл остаться жить с камчадалами, имея лишь одно желание – провести несколько оставшихся лет жизни с теми, кто знает о его честности, и унести с собой в могилу дружбу и уважение, которые он так справедливо заслужил.

Рассказы англичан побудили графа де Лаперуза встретиться с этим несчастным, который с первой минуты внушил ему живейшее сострадание. Он принял его на борту своего корабля и за своим столом. Гуманность графа не ограничивалась сочувствием к его несчастьям; он искал все средства смягчить их, оставив ему всё, что могло напомнить ему о нашем пребывании там и убедить его, что англичане – не единственные иностранцы, неравнодушные к его печальной участи.

17

Байдары – лодки, несколько похожие на европейские, за исключением того, что борта их сделаны из досок шириной от четырёх до шести дюймов, скреплены между собой верёвками шнурами и законопачены мхом. Это единственные суда, которые используются для плавания к Курильским островам, на них обычно гребут, но иногда используют парус.

18

Его зовут Феодор Верещагин; он стал преемником своего старшего брата Романа Верещагина, который был так любезен с капитаном Клерком и которого я потом нашёл в Большерецке. Его предшественник сообщил англичанам, что этот приход должен быть немедленно переведён в Петропавловскую гавань; но это не может произойти до тех пор, пока не будут приведены в исполнение намеченные улучшения в отношении порта. Надо заметить, что англичане упустили из виду, что там уже когда-то была церковь, от которой мало что осталось.

19

Эта река впадает, как я уже говорил, в Авачинскую бухту. Отмели, которые обычно обнажаются при отливе, делают вход судов в неё невозможным; впрочем, это трудно даже при высокой воде.

20

Когда я рассматривал камчадальские дома, я иногда представлял себе презрительное недоумение, которое выказали бы при виде их наши французские сибариты. Кто-то из них гордится своими обширными усадьбами, другие – своими маленькими опрятными домиками, а кто-то – роскошно украшенными квартирами с великолепной мебелью. Я думаю, они воскликнут: как люди могут жить в этих жалких хижинах! Камчадал, однако, отнюдь не несчастен в своём жилище, архитектура которого, кажется, ведёт нас назад к первобытной эпохе; он живёт там со своей семьёй в спокойствии и наслаждается, по крайней мере, тем счастьем, что имеет меньше потребностей и поэтому знает меньше лишений, а перед глазами у него нет предметов для завистливого сравнения.

21

Впоследствии я нашёл несколько юрт в северной части полуострова и описал их в надлежащем виде.

22

Поскольку скоро мне придётся перейти на этот способ передвижения, я отложу описание собак до того времени.

23

В этом они чем-то похожи на промасленную бумагу в окнах наших промышленных помещений.

24

Современное название этой реки – Плотникова. Рекой Большой сейчас называется только участок (58 км.) реки ниже слияния р. Плотникова и р. Быстрой. – прим. перев.

25

Раньше они не осмеливались приближаться к этим источникам или к какому-либо вулкану, считая их обителью злых духов.

26

Краситель, ферроциани́д, имеющий яркую синюю окраску. – прим. перев.

27

Фукус – род бурых водорослей, из которых добывают клейкое вещество типа агар-агара или камеди. – прим. перев.

28

Г-н Козлов дал несколько образцов этой водоросли одному из натуралистов нашей экспедиции, аббату Монгесу, когда фрегаты стояли у Петропавловской гавани.

29

Господин Козлов, участвовавший в этой охоте, любезно подарил мне этого соболя, и пообещал добавить ещё одного, чтобы я мог привезти с собой во Францию пару шкурок.

30

Эти шкуры являются не только предметом торговли, но и служат разновидностью денег у камчадалов.

31

Смотрите "Путешествие Кука", том III, стр. 208.

Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

Подняться наверх