Читать книгу Дагестанская сага. Книга II - Жанна Абуева - Страница 5
Книга 2
Время жить
Часть I
(1963–1970)
Приметы эпохи
Глава 4
ОглавлениеИз письма Далгата:
«Здравствуйте, дорогие Юсуп и Малика!
Извините, что давно вам не писал, но я был сильно занят, сдавал экзамены выпускные и ещё работу дипломную защищал, так что времени не было вообще. Но это не означает, что я про вас забыл. Я часто вспоминаю всех вас, и, конечно же, дядю Ансара вспоминаю, и то, как мы хорошо жили все вместе.
Но и здесь мне тоже очень нравится! За годы, что я тут, Ленинград стал для меня родным, будто я всю жизнь здесь прожил. Город необычайно красивый, много прекрасных зданий, парков, мостов через реку Неву – и, что удивительно, все разные!
А ещё здесь множество театров, выставочных залов, музеев – один Эрмитаж чего стоит! Конечно, по сравнению с Ленинградом Буйнакск выглядит как маленькая деревня, да и Махачкала тоже!
С учёбой у меня всё в полном порядке, а недавно профессор Адрианов предложил мне поступать в аспирантуру, сказал, что видит во мне перспективу и готов быть моим научным руководителем. Не скрою, мне это было очень приятно, я и сам всерьёз подумывал заняться научными исследованиями, хотя предстоит ещё отработать два года после института, без этого в аспирантуру не принимают.
Зато впереди есть определённая цель, и я буду к ней продвигаться.
Живу по-прежнему в общежитии, хотя тётя Роза с дядей Борисом постоянно уговаривают к ним переехать. Я их навещаю каждое воскресенье, они меня всегда ждут, и если я не прихожу, то тётя Роза начинает паниковать и отправляет дядю Бориса на мои поиски.
К моему приходу она готовит все мои любимые блюда, включая хинкал, хотя, если честно, у тёти Айши он, конечно, вкуснее! Но, правда, здесь и мясо совсем другое, не такое, как в Дагестане!
Очень хотелось бы всех увидеть, особенно тётю Айшу, как она там, надеюсь, не сильно постарела?
А как поживают Имран, Фарида и их дети? Передайте всем от меня привет, и дяде Гасану с тётей Светой, конечно, тоже.
Что касается моего приезда, то, скорее всего, в ближайшие месяцы приехать не смогу. Было бы здорово, если бы вы сами приехали. Вот возьмите и приезжайте сюда в отпуск!
Ещё раз всем привет, обнимаю, ваш Далгат».
* * *
Юсуп расположился в кресле и развернул «Дагестанскую правду». Газета сообщала, что Советский Союз в недалёком будущем догонит и перегонит Соединённые Штаты Америки в мирном экономическом соревновании. «Наша экономика, – писала газета, – развивается гораздо быстрее. Достаточно привести такие цифры: с 1913 года по 1960 год выпуск промышленной продукции в США вырос более чем в пять раз. В СССР за это же время – в 45 раз».
Перелистав газету, Юсуп потянулся за лежавшей рядом книжкой с очередным детективом, но прежде обратил к дочери традиционный ежевечерний вопрос:
– Давай, доча, рассказывай, как в школе дела?
Днём они с Маликой работали, поэтому практически не имели возможности наведываться в школу чаще, чем на проводившиеся раз в месяц родительские собрания, и, доверив дочь учителям, а сынишку детсаду, были спокойны, зная, что, пока они лечат людей, государство проявит заботу об их отпрысках.
Марьяша, Маришка, Марюнчик, Маруся – все эти имена и прозвища принадлежали их любимице, которая весело отзывалась на любое из них.
– Хорошо, папа! – Улыбнувшись отцу, девочка вновь перевела взгляд на лежавшую перед ней тетрадку.
– Что, так много уроков задали?
– Н-нет, я уроки уже сделала давно…
– А что же ты там всё пишешь?
– Да так просто… всякие цитаты записываю.
– А можно мне прочесть эти всякие цитаты?
– Конечно, можно!
Марьяша протянула отцу тетрадку, исписанную круглым аккуратным почерком, и он принялся читать вполголоса: «Чтобы дойти до цели, надо идти. О. де Бальзак»… «Люди, будьте человечны! Это ваш первый долг. Ж.-Ж. Руссо»… «Большое сердце, как и океан, никогда не замерзает. Р. Бёрнс»…
– Да-а, дочка, – улыбнулся Юсуп, – не знал, что ты уже обращаешь внимание на умные слова умных людей! Молодец, продолжай в том же духе! Читая мудрецов, и сама станешь мудрой… как Василиса Премудрая!
При этом сравнении девочка захихикала, а Юсуп, помолчав, добавил:
– Между прочим, я и сам раньше собирал всякие мудрые мысли, где-то должны сохраниться мои тетрадки с записями… Помню, примерно в твоём возрасте мне нравились стихи Назыма Хикмета:
И если я гореть не буду,
И если ты гореть не будешь,
И если мы гореть не будем,
То кто тогда рассеет тьму?
– Ой, пап, подожди-ка, я запишу! – Марьяша схватилась за ручку. – Как там он сказал? И если мы гореть не будем, и если ты гореть не будешь… Как здорово!
Юсуп любил эти вечерние часы, когда все они были вместе после наполненного хлопотами рабочего дня. По окончании весёлого ужина каждый отдыхал, занимался чем-то своим, ежесекундно ощущая присутствие друг друга. За ужином Юсуп с Маликой, коротко перекинувшись дневными новостями, сосредоточивались на детях, стараясь восполнить внимание, недоданное им днём.
Марьяша, первой возвращавшаяся домой из школы, отвечала за уборку квартиры и мытьё посуды. Малика, поменяв вечером белый врачебный халат на домашний фартук, старалась побаловать семью каким-нибудь вкусным блюдом, извлекая из многочисленных рецептов что-то оригинальное.
… Страна, едва оправившись после разоблачений Хрущёвым «кровавого антинародного сталинского режима», того, в котором сам Никита Сергеич с лакейской готовностью играл наиактивнейшую роль, оказалась в состоянии «холодной войны» с Западом. Последний, так же едва отойдя от шока, который он испытал при виде стучащего ботинком по трибуне ООН Хрущёва, грозившего показать капиталистам «кузькину мать», никак не мог взять в толк, при чём здесь мать какого-то неведомого им Кузьки.
Воспринимая Хрущёва как фигляра, со всё нараставшим чувством внутреннего неприятия и неприязни, люди, исторически привыкшие к послушанию и ещё хранившие в памяти ужасы недавней войны, внешне не роптали, а, затянув потуже пояса, продолжали трудиться во имя грядущего светлого будущего, уже давным-давно обещанного большевиками.
Те, кто пострадал в своё время от так называемых сталинских репрессий, горячо приветствовали также и хрущёвскую «оттепель», снисходительно прощая Никите его мужицкую хитрость и не желая признавать очевидную лицемерную, предательскую сущность генсека. В глазах некоторых он был освободителем страны от сталинской тирании. Однако находилось, к удивлению, немало других, тоже пострадавших от репрессий, но питавших при этом необъяснимое уважение к памяти Сталина, прежде покоившегося в мавзолее рядом со своим учителем Лениным, а позднее извлечённого оттуда и, к облегчению многих, погребённого в землю.
Стране не хватало продуктов, но при этом люди единодушно поддержали решение партии об оказании братской помощи Кубе, равно как и другим странам, нуждавшимся в поддержке Советского государства, пусть даже само оно испытывало во многом ничуть не меньшую нужду.
Всё это и ещё многое другое обсуждалось вполголоса на многих советских кухнях, чьи хозяева, одинаково недовольные и Сталиным, и Хрущёвым, да и вообще существующим в стране режимом, грезили о совсем иной жизни, такой, в которой не было бы ни ЦК КПСС, ни Советов, а была бы свобода говорить вслух всё, что хотелось, свобода передвижения по миру, который, если верить заглушаемым радиостанциям Запада, без Советской власти был просто чудесен.
В доме Юсупа и Малики подобные разговоры, как правило, не велись. В конце концов, если оставить в стороне классовую борьбу, им было что вспомнить о времени, когда оба волею судьбы оказались в Ц-ском районе, где и познакомились друг с другом. И теперь их дом был полон тепла, уюта, вкусных ароматов дымящейся картошки и борща, не беда, что постного, и дагестанской сушёной колбасы, присылаемой им Айшей из Буйнакска.
И пусть они живут в разных городах со своими родными, но расстояние-то небольшое, в конце концов, всегда есть суббота и пригородный поезд Махачкала-Буйнакск, который за какой-нибудь час с лишним примчит их к близким людям. Ну, а пока он мчит, вполне можно с детишками полюбоваться из вагонных окон видами окрестностей, барханами, кафыр-кумухской скалой и всем до боли знакомым и никогда не надоедающим пейзажем.
На крыше поезда, как всегда, будут с гордым видом восседать пацаны, которым скучно сидеть внутри вагона, ведь куда интереснее обозревать всё сверху. А может, у них просто нет денег на билет! В любом случае их не останавливают риск свалиться или страшные рассказы о том, как это происходило уже не раз с кем-то. Всё равно они взберутся на самый верх и, увлекшись, примутся даже бегать по крыше несущегося состава просто потому, что им этого хочется.
Если бы горцы думали о страхе, размышлял, глядя на них, Юсуп, то не носились бы извечно на своих быстрых конях, а теперь и на автомобилях по узким, извилистым горным тропкам, прямо над зияющими пропастями.