Читать книгу Исчезание - Жорж Перек - Страница 20

Друга Антея звали Эймери Шум.

Эймери имел десятерых детей.

Старший, Алимпий (не иначе как случайный тезка с тем, другим, из сказки), исчез лет тридцать назад в Кембридже, на Семинаре: среди приглашенных выступал великий английский ученый Сэр Гэдсби В. Райт, а меценатами являлись магнаты из «Марсьяль Кантерель Фаундейшн». Следующий сын, Адам, умер в лазарете, где утратил аппетит и перестал принимать пищу. Затем смерть зачастила: в Занзибаре Евлалия съела гигантская акула; в Милане у Ёгучи, ассистента на съемках картины Джузеппе Де Сантиса, в трахее застрял бараний крестец, и в результате наступила асфиксия; на Гавайях длиннющая аскарида выпила весь сангвинический запас Иринея, ему сделали шестнадцать переливаний, и тем не менее наступила анемия.

Четырех следующих детей Эймери ни разу в жизни не видел. Урбен, Ырчи, Эммануил и Юзеф как нелегальные иммигранты, нежелательные элементы и неприемлемые лица других (чуждых, а значит, враждебных) наций и этнических групп (т. е. лингвистические варвары, а значит, непременные паразиты, жулики и хулиганы, а значит, кандидаты на императивную экстрадицию и немедленную репатриацию) были задержаны, лишены всех (каких?) прав и высланы из Франции. Урбена задавил прицеп, везущий цемент, гипс и железную арматуру на закладку памятника писателю Андре Блавье в Вервье; беженец Ырчи, вернувшись к себе в далекий дагестанский аул, был спьяну зарезан земляками-кумыками; апатрид Эммануил, изнуренный испрашиванием виз, насмерть замерз на границе Чухны и Тувы; Юзефа (кличка Юстус) за безбилетный вуаяж из Кёльна в Кесселинг сняли с электрички («Raus! Schnell!») и при неуплате штрафа (Haftling) насмерть забили дубинками (Gummi) баварские жандармы.

* * *

Так Эймери лишился всех детей за исключением Януса, да и Янус, живя вдали, не видел папу месяцами.

* * *

Эймери в деталях изучил жилье Антея Гласа. Встретился с жившим вблизи приятелем Антея и узнал все перипетии удаления синуса. Принялся искать любые сведения, выспрашивать, выяснять.

Антей Глас не стремился к парадным эффектам и шику, жил без пышных ухищрений, без излишеств: белые штукатуреные стены, грязный палас из шерсти, свалявшейся и сбившейся в пыльные катышки. Невзрачный, запущенный living, где плесневелый диван с вырвавшимися наружу пружинами и вылезающими кусками ватина, упирался в ветхий сундук, пахнувший гнилым сельдереем. К шатающейся дверце шкафа пластырем были прикреплены три скверненькие гравюрки. Через мутные стекла цедился слабый серый свет. В качестве лежанки Антею служили чуть ли не тюремные нары, приютский тюфяк с неприглядным мятым бельем. В закутке с туалетными функциями имелись кувшин, чан для справления нужд, стакан, бритва, рушник, превратившийся в жеваную тряпку.

На трех хилых этажерках хранились книги с истрепанными переплетами и стертым тиснением. Эймери раскрывал каждую из них и видел на страницах неясные ему бесчисленные примечания. Внимание Эймери привлекли книги, представлявшие, кажется, для Антея Гласа исключительный интерес: «Искусства и Иллюзия» Э. Гёмбриха, «Спейс» В. Гамбрёвича, «Лесбийские тела» М. Виттиг, «Фаустус» Т. Манна, «Бланш, или Забвение» П. Элюара, а также Н. Чёмский и Б. Эйхенбаум.

Затем Эймери наткнулся на пухлую папку и развязал тесемки. В папке лежала целая кипа записей, раскрывающих стремление Антея к знаниям, так как среди них хранились с тщанием сбереженные выписки из дисциплин, изученных им еще в давние времена. Так Эймери, вчитываясь, фраза к фразе, сумел представить себе впечатляющий учебный curriculum vitae Антея.

* * *

Сначала шел французский язык:

Там, где мы жили раньше, не ездили ни машины, ни такси, ни трамваи; зачастую мы, я и кузен, шли навещать Линду, жившую в ближайшей деревне. Причем, не имея машины, мы были вынуждены всю дистанцию идти быстрыми шагами, чуть ли не бежать, так как пугались, и не без причины, упустить шанс и не застать Линду.

И все же настал день, и Линда ушла навсегда. Нам бы вычеркнуть ее из нашей жизни, так ведь мы ее все еще любили! Мы так любили ее духи, ее лучезарный вид, ее пиджак, ее чересчур длинные темные брюки; в ней мы любили все.

В жизни все и всегда заканчивается: тридцать шесть месяцев спустя Линда умерла. Весть пришла к нам случайней не придумаешь, в вечерний час, в самый разгар ужина.

Затем эпистемика:

Кант, анализируя изначальную интуицию, на миг разуверился в картезианстве и рассудке, так как интеллект запутывает ситуацию, предписываемую распухшему «я» Всевышним в фантазме Единства. «А сей нидерландский пантеист, – удивляется Кант, – свершил превращение, заглушив имя неясными звуками? Иудействующий Барух! Ты пристегнул сюда „Натуру“, залатал ей дыры и невесть чем напичкал, – эдакий Шива, устремленный в Бескрайнее!» И Кант, ударившись в античный идеализм, зиждущийся на идее идеи, – правда, сам запутавшись, – на веки вечные приписал Бенедикта к убийственным наследникам Сверх-Я. А ведь еще в античную эру мудрец, написавший «Пир», «Федр» и «Теэтет», низвергая предшествующую архаику, заявил: да не переведется никакая часть, так как выведена из Всеединства.

Так нашла себе триангуляцию первичная дуга лука, устремив черту стрелы в цель-синус и вперив ее меж глаз умнику, на миг уверившему в картезианские Суждения вне Всеединства.

Математика:

К группам

(Пер. публикации Маршалла Халла мл. L.I.T. 23, стр. 5–19)

Кем эта идея была впервые нащупана, выявлена, развита? Гаусс был первым или Галуа? Выяснить сие ученые так и не сумели. В наше время эта тема известна даже неспециалистам. И тем не менее существует следующая легенда: перед смертью, чуть ли не в бреду, Галуа начертил в тетради (Маршалл Халл мл., idem, стр. 9) сию длинную выкладку:

aa^-1= bb^-1= cc^-1= dd^-1= ee^-1=

ff^-1= gg^-1= hh^-1= ii^-1= jj^-1=

kk^-1= ll^-1= mm^-1= nn^-1= pp^-1=

qq^-1= rr^-1= ss^-1= tt^-1= uu^-1=

vv^-1= ww^-1= xx^-1= yy^-1= zz^-1=

Мы так и не знаем, как Галуа намеревался завершить эту серию равенств.

И Гёдель, и Дуади, и Бурбаки прибегали к самым разным ухищрениям (тут и адели с иделями, и вялые пучки, и барицентрические симплексы, и нестандартный анализ Хана-Банаха, и К-функции Атьи, и даже сама ξ-функция Римана – причем сюръекции, инъекции и биекции применяли также Шварц, Эрдёш и Картан) в надежде ухватить нить истины и залатать фатальный разрыв. Все усилия были тщетны.

Нэш решал эту задачу двадцать лет и в результате лишился рассудка.

И вдруг, девять месяцев назад, Кан, исследуя спряженные функции, наткнулся на нечеткие примеры (Д. Кан «Спряженные функции», V, 3, 17) и, кажется, ведя индукцию, сумел (как признался Делиню, затрагивая – путем вынуждения – предельные кардинальные числа) выявить следующий факт: Пусть G, H и K (где H ⊂ G, G ⊃ K) – три магмы (термины взяты у Мальцева), причем a(bc) = (ab)c и для всех a стрелки x → xa, x → ax сюръективны и инъективны. G ≅ HxK в следующих случаях: если G = H ∪ K, если H и K – инварианты и в пересечении H и K лежит лишь… Увы, Кан умер, не успев завершить сей труд. И в результате решения у нас, как и раньше, все еще нет [23].

Английский:

It is a tale set in a village. It ain’t a prattling narrative; it ain’t a dry, dull, sleepy yarn with the usual «fill-ins» such as «sweet starlight casting a dim mantle» and «winding rural ways». Never will it describe tinkling lulling distant bells, the nightingale singing at twilight and never will there be any «warm twinkling lamplight» in a cabin. Never…

Как заметил Эймери Шум, Антея Гласа увлекали туземные традиции и нравы:

Раз в Йеби-Бу (Чад) некий муж из племени нгама надел бубу как реглан, имитируя манеры французских хлыщей, участвующих в сафари, и пришел в Йеби-Сума. Еще ранее сын мужа, в силу специфики супружеских уз, был вынужден принять неслыханный, невиданный и даже немыслимый ультиматум: переехать в племя жены и жить в ее хижине. Как же папаша решился выдать сына «зажену», да еще чужакам из племени нгамбэ, живущим за хребтами, – вырвать важнейший элемент семьи и тем самым нарушить правильный, естественный уклад, разрушить безупречную систему, четкую структуру?

Ах, Сюн и Марджина, Юти и Каакиль, Лынге и Зери, всесильные заступники, чье участие дарует надежду на живительную небесную влагу, не гневайтесь на нас. Невзирая на принесенные нам беды, мы нижайше заклинаем вас предать забвению сей неумышленный грех. Иначе, дабы спасти все племя, неужели нам придется принести в жертву сына-растяпу?

В финале – решение, устраивающее всех (максимин или минимакс!): папаша идет на аудиенцию к предсказателю, и предсказатель изрекает ему «gara»; муж заглаживает вину, принеся Сюну в жертву сначала белую свинью, а затем черную курицу, дабы иметь семена на будущую весну.

Фауна:

Мускусный бык – гибрид барана и быка – живет в тундре. Размягченные битки зверя, если бить как следует, имеют сильный привкус аниса. Дабы схватить зверя, вам следует заручиться терпением, улучить нужную ситуацию и лечь, распластавшись, на землю; едва несущийся на вас зверь в прыжке занесет над вами страшную, гигантскую лапу, не медля прыгайте ему навстречу. Увидев вас и чувствуя, как ваши руки сдавливают ему шею, зверь зарычит, затем растянется на земле, дабы, прижавшись к вам, тут же заснуть. Теплый зверь – в чьем запахе угадываются алтей, амариллис, ель, ежевика, имбирь, утёсник, эспарцет, юкка, ягель – весьма приятен, если щупать живьем.

Тур (или зубр) живет в наших ареалах, а в зверинцах не встречается. Наивные люди рассчитывают в сумерки увидеть сутулую фигуру зубра. Ан нет: спина зубра не выпуклая. А вместе с тем, и выемки в ней нет. Спина у зубра самая заурядная. Так зачем, спрашивается, рассуждать на тему зубра?

Люди и идеи:

Инцидент, случившийся 3 мая. «Мятежный Латинский квартал», – писали вечерние газеты. Некий бездарный старший начальник приказал младшему начальнику (не меньшей бездари) направить наряд для рассеивания манифестирующей у университета группы (анархисты, ленинцы и марксисты), требующей выпустить девятерых невинных приятелей, задержанных жандармами и сидящих в участке. Реакция? Первый выдранный тут же булыжник был запущен в габаритный черный трейлер, где сидел, заряжаясь ненавистью, угрюмый спецназ. На бульваре Сен-Мишель и близлежащих улицах бунтующие начали ставить баррикады: решетки, скамейки, сваленные деревья, перевернутые машины. Предвидя ухудшение ситуации, префект приказал приступить к «зачистке»: жандармы ринулись вперед, размахивая дубинками, закидывая гранатами, вызывающими удушье и слезы, избивая павших и раненых.

Страсти закипели и забурлили. Треть населения Парижа забегала, размахивая – красными или черными – флагами и транспарантами, выкрикивая антиправительственные кличи: «Десять лет терпели: хватит!», «Президент, верни наши деньги!», «Власть массам!».

Некий синдикат сумел взбаламутить трудящихся на фабриках и прервать выпуск изделий. Мятежники кинулись захватывать все: средства передвижения, университеты, театры, магазины, пекарни, стапели. На заправках стала наблюдаться нехватка бензина…

Немецкий:

Man sagt dir, besuche uns mal im Landhaus. Man sagt dir, Stadtleute mussen mal aufs Land, mussen zuruck zur Natur. Man sagt dir, besuche uns bald, wenn’s geht am Samstag. Du brummst ab, nicht zu fruh am Tag, das will man nicht. Am Nachmittag fahrst du durch die Siedlung, in Richtung Fußballplatz. Hinter dem Fußballplatz fahrst du ab. Kurz darauf bist du da. Du haltst am Eingang zum Garten, durch den du nicht hindurchkannst, parkst dein Fahrzeug und blickst dich um. Du glaubst, nun taucht gleich das Haus auf, aber du irrst dich, da ist das Dach. Ringsum Wald, dickichtartig, Wildnis fast. Ringsherum Wald. Baum und Strauch sind stark im Wuchs. Am Pfad wachst Minzkraut, auch Gras, frisch, saftig und grun. Nur das Dach des Hauses ist zu sehen. Du traumst, dass das Haus, dessen Dach du sahst, laubumrankt, geraumig und machtig ist. Mit allem Drum und Dran naturlich, Bade-zimmer und Sauna und Bild im Flur. Dazu Mann und Frau selbstbewusst am Kamin. Das traumst du, aber der Eingang ist zu und ins Haus, dessen Dach du siehst, kannst du nicht. Nachts, auch das traumst du dann, macht man das Licht aus, und dann gluhen warm und idyllisch die Scheite im Kamin. Du traumst am hellichten Tag, aber man macht den Eingang nicht auf, wenngleich Samstag ist. Da sagt man dir, besuche uns mal im Landhaus, und dann fahrst du wirklich zum Landhaus und bist am Eingang zum Landhaus und kannst nicht herein ins Landhaus und warst vergeblich am Landhaus und fahrst aus dem Landhaus zuruck nach Haus…

На бюваре из дерматина с едва различимым стертым тиснением лежала тетрадь – дневник Антея. Эймери Шум раскрыл тетрадь. Читал весь день и весь вечер. Уже в сумерки выбежал на улицу. Увидел такси и замахал руками. Прыгнул в машину и, плюхнувшись на заднее сиденье, крикнул: «В Управление внутренних дел! И жми на газ!»